полной безопасности. Лада видела внизу белое пятно. Отстав от самолета,
оно приближалось к посадочным знакам аэродрома.
Зинаида Григорьевна оглянулась на Ладу, чтобы по цвету ее лица прочесть,
чем закончилась операция. Сама она не видела.
От стыда и гнева Лада моя была пунцовой. О всякой болтанке забыла. Сходив
к командиру, она объявила от его имени:
"Сейчас самолет освободится от остатков горючего. В момент посадки всем
оставаться на местах. Командир надеется, что все вы будете спокойны и
окажетесь на высоте".
Мы с Куценко к тому времени снова выскочили на поле, следя за парашютом в
небе и кружащим самолетом. И сразу же ринулись к бензовозу.
"Никак дождить стало", - бросил на бегу Куценко, вытирая рукавом лицо.
"Дождь-то "горючий", Александр Федорович", - отозвался Ваня Доронин, наш
шофер.
"Горючее слить! Зараз! - спохватился начальник аэродрома. - Как бы взрыва
не было".
"Да что вы, Александр Федорович! Я и так сумею", - запротестовал Доронин,
перепрыгивая через ухаб.
"А ну! Без пререканий! Связь возлагаю на Зосиму Петровича! - командовал
Куценко. - Во всем подчиняться его указаниям". - Он тяжело дышал от
непривычного бега, былой борец.
Я тащил на себе походную рацию и немного отстал.
Куценко сел рядом с шофером в бензовоз. Ваня открыл сливной кран. Я
примостился между цистерной и кабиной водителя. Мы помчались по ухабам
травянистого поля, оставляя едко пахнущий след.
Доехали до ангаров. Там нас ждали рабочие с чехлами и брезентами. Мы
набросали их на цистерну, соорудив нечто вроде подушки, Куценко остался у
ангара. Я связался по радио с самолетом и приказал Ване: "Гони!"
И мы помчались по ухабам. Нужно было выехать к самому началу посадочной
полосы, чтобы оказаться там одновременно с самолетом.
Мы опоздали. ИЛ-14 с ревом пронесся над нами, когда бензовоз не набрал еще
достаточной скорости и безнадежно отстал от него. Мы видели, как самолет
снова стал набирать высоту и делать круг для нового захода.
Тут уж и мы приобрели некоторый опыт. Помчались обратно по бетону и
остановились на некотором расстоянии от края поля. Я смотрел в небо,
задрав голову, и переговаривался с пилотом. Хрипловатый голос Сушкова был
совершенно спокоен, хотя он и вел самолет на диковинную посадку.
Доронин высунулся из кабины и посмотрел на меня:
"В самый раз, Зосима Петрович".
И бензовоз рванул на траву, делая круг, чтобы снова оказаться на бетонной
полосе уже при полном разгоне, Доронин был лихач, это несомненно. Сейчас
он проявлял эти качества в полной мере. Он гнал машину перпендикулярно
посадочной полосе с бешеной скоростью. Казалось, повернуть и выйти на
бетон невозможно. Завизжали по бетону покрышки. Бензовоз накренился!
Какое-то время мы мчались только на левых колесах - уподобились мотоциклу.
Зато в самом начале полосы скорость бензовоза была достаточной.
Нам удалось точно рассчитать заход, и самолет снижался как раз над нами. Я
отчетливо видел приоткрытые створки внизу крыла и заклинившееся там шасси.
Оно приближалось ко мне.
Мы должны были заменить его своим бензовозом.
Доронин вел машину по краю дорожки. Я командами подправлял его,
прикидывая, когда крыло самолета коснется мягких чехлов, укутавших
цистерну.
Все обошлось. Крыло нежно легло на самодельную подушку. Теперь началось
совместное торможение. Тут уж я не руководил. Ваня сам чувствовал Сушкова,
скрытого для него в кабине пилотов. Они удивительным "спевшимся дуэтом"
тормозили две машины, словно были, пилот и шофер, одним существом.
Остановились оба еще далеко от края бетонной полосы.
Ваня выскочил из кабины прямо ко мне в объятия.
"Ну, - говорю, - молодец! Слово тебе даю: на шоссе попадешься как
нарушитель, один раз прощу. Конечно, если без аварии".
Он смеется и тоже меня обнимает.
Тут и Куценко подоспел. А за ним и самоходный трап как ни в чем не бывало,
солидно так едет, словно посадка самая обыкновенная произошла.
"Горючее зря только вылили", - сокрушался Доронин.
По трапу спускались пассажиры: геологи, горняки, моряки, строители. Все
они на высоте оказались. В числе прочих и Сходов, как всегда спокойный,
сдержанный. За ним Эдуард Ромуальдович, уже балагурить готов, но сам
бледный, как шкурка песца. Учительница Таня счастьем так и светится, а ее
Танечка ручонками к аэродромной траве тянется. За ней - обмякшая,
позеленевшая Зинаида Григорьевна. А потом показалась и моя Лада. Едва
дождалась, пока пассажиры выйдут, бросилась ко мне на шею и ревет. Я слезы
ей вытер и к Ване Доронину подвел. Познакомил.
Потом мы втроем по летному полю шли, а следом за нами тащился появившийся
здесь Логов и все бубнил:
"Я сорвался... Представьте себе, клянусь, сорвался. В Красноярске вам все
объясню".
Но Лада даже не обернулась.
А я обернулся, чтобы получше "парашютиста" рассмотреть.
Подполковник закончил свой рассказ.
- Так кого же вы поймали у переезда? - спросил его сосед.
- Как кого? Конечно, Ваню Доронина. Он гнал на Шереметьевский аэродром.
Хотел успеть и горючее слить и Ладу, свою невесту, встретить, как и я. Она
на международных рейсах теперь работает. Потому я с ним и поехал. По пути
напомнил ему, что свой "лимит" нарушений он уже исчерпал. В следующий раз
может и без прав остаться, даром что будущий родственник.
- Эх, товарищ начальник ГАИ, как же так? Выходит, не наказали вы
нарушителя? - шутливо укорил сосед.
- Почему не наказал? У самого Шереметьева "Москвич" нам попался. Мигалка у
него была зажжена без надобности. Водитель тоже на аэродром спешил. Вот
его-то, товарища Логова Игоря Олеговича, как в правах значилось, я и
наказал.
И подполковник милиции хитро улыбнулся.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.12.2004 13:29
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг