Совета Любви и Заботы, он решил спуститься в глубинные пещеры, увидеть, где
будут осуществляться замыслы, которым он решил себя посвятить. Он считал,
что это завещано ему сестрой.
Кир Яркий ощутил характерный запах машинного производства. Ветер глубин
дул в лицо и заставлял расширяться ноздри.
Кир Яркий и прежде бывал здесь. Громады самодействующих машин всегда
поражали и даже чуть угнетали его. Но сейчас они представились ему совсем
иными - могучими и послушными, призванными осуществить его замысел.
Он поговорил с глубинными инженерами. Они сочувственно и с уважением
выслушивали его, не подавая виду, что несколько озадачены. Ведь им
предстояло делать нечто совершенно незнакомое, и даже неизвестно, что
именно.
Однако техника Мара была столь высока, что никто не сомневался в ее
возможностях.
У Кира Яркого оставалось время, и он забрел еще и в пещеры знатоков
вещества. Нагромождение пирамид, сфер, кубов. Загадочные, труднопонимаемые
опыты, которые велись здесь, на миг заставили Кира Яркого пожалеть, что он
не стал учеником этих знатоков Знания. Гигантские аппараты доставали до
нависающих сводов. Они казались сказочными.
Но ведь и задание, которое им готовится, тоже сказочное! До сих пор обо
всем этом говорилось только в сказках.
x x x
Мона Тихая приняла взволнованного юношу не у себя в келье, а в пещере
Совета Матерей.
Кир Яркий оглядел своды с начинающими образовываться на них
сталагмитами, потом стену с натеками, около которой когда-то стояла его
сестра, не ожидая приговора, а обвиняя Совет Матерей. Он поступит так же!
Мона Тихая пристально рассматривала невзрачного юношу. Глаза его так
горели из-под нависшего лба, что казалось, могли бы светиться в темноте.
- Что привело тебя сюда, Кир Яркий? Я убедила твоего учителя признать
твой подвиг зрелости. Чего же ты еще хочешь?
- Только равнодушие может подсказать такой вопрос! - запальчиво
воскликнул Кир Яркий.
Мона Тихая нахмурилась:
- Незрелые слова не могут ранить сердце. Дано ли марианам заподозрить в
равнодушии Матерей?
- Дано? Глубинами разума дано! Как лететь на Луа, если устройства
распада вещества для изменения взрывами ее орбиты еще нет и тайна фаэтов так
и не открыта?
- Мыслишь ты, юноша дерзкий, что только истинное равнодушие к грядущим
судьбам мариан могло бы преждевременно раскрыть опасную тайну?
- О какой преждевременности можно говорить, когда остались считанные
циклы до столкновения планет! Даже сам Вокар Несущий согласился в этом со
иной. А устройство распада вещества нам, марианам, надо еще научиться делать
в своих мастерских.
- Кто скажет мне, что учиться этому необходимо?
- Как это понимать?
- Любой предмет мы ощущаем с двух сторон. Ты можешь вспомнить, что в
тайнике, раскрытом при твоей сестре, нашлись не только чертежи, но и готовое
оборудование корабля. Того же надо ожидать и в тайнике распада. Узнай, что
ни твоей сестры, ни ее спутников не останется на Земе, Совет Любви и Заботы
вызовет их на Мар, когда опасность станет близкой.
- Но, кроме них, на Земе живут люди, совсем такие же, как мы! Не группу
мариан, открывших их, хотели мы спасать, а тех, кто подобен нам разумом!
- Увы, - вздохнула Мона Тихая. - Земных животных, внешне схожих с нами,
нельзя признать разумными. Спасение их от катастрофы лишь позволит им самим
вызвать в грядущем подобную катастрофу. Не лучше ли предоставить их своей
судьбе?
- Позор! - закричал Кир Яркий. - Не верю, чтобы так могла говорить
Первая Мать Совета Любви и Заботы! К кому любовь? О ком забота?
Мона Тихая словно слилась со сталагмитом, о который оперлась. Черты ее
стали недвижны.
- Только Мать и может извинить твои слова.
- Юность, юность! - кричал Кир Яркий, размахивая руками. - Почему я
родился на этой планете глубинных нор? Лучше бы мне погибнуть на берегу
безмерного сверкающего моря среди себе подобных, простирающих руки к
огромному слепящему солнцу, чем прозябать здесь в затхлой глубине, где
бескрылы мысли и бездумны запреты!
- Запрет опасных Знании - забота о грядущем. Потому и существует раса
мариан, что стала непохожей на фаэтов.
- Убогое племя, лишенное Знаний, которые открыли бы им весь мир! Истина
не в запрете, а в служении Знания благу Жизни.
- Слова, подобные шуршанию камня, сорвавшегося с высоты.
- Пусть я сорвусь, но скажу, что Великий Старец ошибся, по крайней
мере, дважды.
Мона Тихая укоризненно покачала головой:
- Даже Великий Старец?
- Да. В первый раз, когда открыл всем тайну распада вещества, надеясь
страхом примирить безумных. Второй же раз, когда, поняв свое бессилие,
напуганный трагедией Фаэны, он отшатнулся от Света Знания, навечно запретив
искать ярчайший всплеск его своим потомкам! Нет! Только в Знании свет. И
тьма Незнания не может стать одеждой счастья!
- Ты говоришь жарко, но убедить меня не сможешь.
- Тогда пусть твой сын с Земы скажет слово!
Это слово с Земы было получено Советом Матерей и потрясло мариан до
глубины души. Три марианина и три марианки, претерпевшие столько испытаний и
узнавшие людей с самых плохих сторон, наотрез отказались возвращаться на
Мар, требуя изменений орбиты Луа, как было договорено перед их отлетом.
Моне Тихой пришлось сдаться. Этому способствовал еще и упрек Лады Луа,
которая напомнила, что если у нее на Земе - дочь Эра, то у Первой Матери там
и сын и дочь. И если Первая Мать хочет быть матерью всем марианам, то прежде
всего должна показать себя матерью своих детей.
x x x
... И вот Кир Яркий бросил ей в лицо:
- Я обвиняю!
Он не знал, что в тайнике не было устройства распада вещества.
Последние заряды, которыми располагали фаэты, обитавшие на космических базах
близ Фобо и Деймо, были использованы ими в попытках уничтожить друг друга.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ВОРОТА СОЛНЦА
Солнце едва поднялось над горизонтом. Его косые лучи отбросили на
утрамбованную желтую почву непомерно длинную тень новых священных ворот. Она
достигала крайнего строения Храма Знания Каласасава.
Это было знаком начала брачной церемонии.
Пышное шествие возглавляли жрецы Знания, последователи Тиу Хаунака. Они
были одеты в яркие одежды и шли попарно - один в цветастом головном уборе из
перьев птиц, а другой в маске ягуара, вождя зверей.
Закинув головы назад, словно наблюдая небо, они взбирались по крутой
тропе и пели странную песню, которую любила когда-то петь Има. Голоса их то
взвивались ввысь звенящими руладами, то падали до рокота сердитых волн.
За ними в строгом молчании шествовали воины в подбитых хлопком куртках
из чешуйчатой кожи гигантских водных ящериц, с нарукавниками из витых
металлических спиралей. На головах у них красовались шлемы из той же кожи,
прошитой металлическими прутьями, разрубить которые деревянными мечами с
обсидиановыми остриями даже воинам далекой Толлы было невозможно. В руках
они держали мечи черного металла, выплавлять который научили инков сыны
Солнца.
Потом шли поющие женщины в длинных нарядах. Другие, почти нагие,
плясали под их пение.
И, наконец, в окружении виднейших инков шли новобрачные. Он - в пышных
одеждах. Она - лишь со шкурой ягуара за плечами. Он шел, гордо расправив
плечи, выпятив грудь, она - понуро опустив голову, украшенную цветами,
скрывающими отсутствие волос.
Процессия огибала Ворота Солнца с обеих сторон, и только новобрачные
шли прямо на них.
Жрецы Знания и воины выстроились шеренгами возле проема ворот, ожидая,
когда новобрачные своими силуэтами закроют в Воротах взошедшее Солнце.
Проем был узким, и новобрачным понадобилось тесно прижаться друг к
другу, чтобы пройти через него.
Крик жрецов и воинов подхватили женщины, стоявшие по другую сторону
Ворот.
Супружеская пара, освященная самим Солнцем, ступила на утрамбованную
золотистую землю.
Теперь горбоносое лицо Тиу Хаунака излучало радость, как солнечный
свет, который он словно впитал, проходя через Ворота. После сока гаямачи он
обрел новую жизнь!
Сок гаямачи!
Он губил кровь, заставляя ее свертываться в жилах.
Действие его можно было лишь ослабить на некоторое время, впрыскивая
через поры кожи, разжижающее кровь, лекарство с Мара. Тромбы все же
продолжали возникать, закрывая сосуды, грозя поражением мозгу и сердцу.
Только полная замена крови могла бы спасти сведенную судорогой Эру и
культурнейшего из людей, нашего лучшего ученика Тиу Хаунака.
Я видел страдальческие глаза прощавшейся со мной Эры Луа. Так же умирал
за стеной и Тиу Хаунак.
Серьезной особенностью мариан был состав их крови. Они не могли
обмениваться ею с людьми, но давно научились передавать кровь друг другу.
После ранения осколком метеорита я потерял много крови. Не кто иной,
как Нот Кри, с помощью Вокара Несущего тогда в пещере звездоведения дал мне
свою кровь.
Друзья поняли меня без слов.
Эра лежала на возвышении. Рука ее свисала, и из вскрытой вены на пол
стекала струйка густой темной крови.
Другую ее руку я сжимал в своей. Мое сердце гнало кровь в ее жилы. Гиго
Гант, облегчая ток крови, держал меня на руках, чтобы я находился выше
лежащей Эры.
Моя сестренка умело проводила операцию!
Я чувствовал, как постепенно слабею, но невыразимое наслаждение
наполняло меня. Эра была спасена.
Где-то вдалеке, словно за перегородкой из хлопка, слышался голос Имы,
которой отец в знак горя и позора отсек топором ее роскошные огненные
волосы. Сейчас она настаивала, чтобы для спасения Эры взяли не мою, а ее
кровь.
Сестренка Ива объяснила ей, что кровь человека способна спасти лишь
человека, но не пришельца с другой звезды.
Тогда Има с отцом и Чичкаланом выбежали на половину дома, где умирал
Тиу Хаунак. Там была Кара Яр, которая всегда знала, как надо поступать. Ей
предстояло еще судить по Справедливости Иму за ее злодеяние. Но прежде надо
было спасти первого из жрецов Знания Тиу Хаунака.
Последнее, что я увидел перед обмороком, - это красное море на каменном
желтом полу с причудливым багровым заливом, напоминавшим наш Тики-кака в час
заката, если смотреть на него с горы.
Когда Нот Кри с Ивой убедились, что я без сознания, а Эра вне
опасности, они уложили меня на ее место и второй раз в жизни Нот Кри отдал
мне часть своей крови.
Придя в себя, я увидел его над собой на руках Гиго Ганта. Оказывается,
я судорожно сжимал теперь, его кисть, а не пальцы Эры Луа.
Повернув голову, я увидел ее. Она сидела на ложе рядом и держала в
своей другую мою руку, следя за моим пульсом. Но нет, не только как Сестра
Здоровья прикасалась она ко мне...
Гиго Гант осторожно положил Нота Кри рядом со мной, а сам вместе с Ивой
выбежал к Тиу Хаунаку на помощь Каре Яр.
Она, как всегда, была на высоте, расчетливо распорядившись, чтобы Има
отдала Тиу Хаунаку лишь часть своей крови, а остальное возместил бы ему ее
отец.
Великан из Толлы, вождь игрового отряда священной игры в мяч,
попеременно держал на руках то дочь, то отца.
Потом получилось так, что не я выхаживал отравленную соком гаямачи
девушку с глубокими темными глазами, а она выхаживала меня, потерявшего ради
ее спасения часть невозмещенной мне крови.
Она одинаково заботливо ухаживала и за мной, и за Нотом Кри, пришедшим
мне на помощь. Она заставляла нас помногу раз в день есть или пить целебные
фруктовые соки, совершенно как маленьких детей. И угадывала малейшее желание
каждого из нас.
Она не произнесла ни единого высокопарного слова благодарности. Но в ее
взгляде я мог прочесть все ее чувства.
А свои?
Отчего же до сих пор я так мало знал о себе? Как прав был едва не
погибший Тиу Хаунак, говоря мне о возможных супружеских парах мариан!
Должно быть, не так уж правы наши поэты, утверждавшие, что истинно
любят всегда не за что-нибудь, а только вопреки...
Я полюбил Эру Луа не вопреки тому, что она была прекрасна, мягка
характером, самоотверженна и предана мне всем сердцем, а именно за все
это!.. Если уж я полюбил ее вопреки чему-нибудь, так вопреки самому себе,
вопреки своим взглядам на обязанности руководителя Миссии Разума, не
имевшего права любить.
Но наша с Эрой любовь была не такой. Она могла лишь помочь выполнению
Долга, но никак не помешать! Эра была со мной во всем: во всех помыслах,
убеждениях, действиях.
Не знаю, сказалось ли то, что я отдал Эре свою кровь. Ведь не ее же
кровь текла теперь в моих жилах, сблизив меня с ней, а как раз наоборот! Она
должна была бы ощутить еще большее сближение со мной. А я...
И все же в какой-то степени и операция повлияла на мои чувства, которые
оказались сильнее меня. Я полюбил Эру Луа.
Однако я не считал себя вправе пройти с ней через Ворота Солнца, чтобы
на всю нашу жизнь зарядиться от его лучей счастьем. Мог ли я сделать это на
Земле, накануне грозящей катастрофы?
Судить Иму за ее злодеяние должна была Кара Яр. Тиу Хаунак, оправившись
раньше Имы, пришел к Каре Яр.
- Верный ученик пришельцев, - сказал он, высоко держа свою огромную
голову, - хочет знать не только законы движения звезд или основы трудовой
общины, но и принципы Справедливости.
- Тиу Хаунак имеет в виду суд над Имой, едва не убившей его? -
догадалась Кара Яр.
- Велико преступление, но велико и раскаяние. Лишать ли преступницу
жизни?
Убийство недопустимо даже как возмездие!
Какова же иная кара? Тяжкий труд?
Труд не наказание, а награда за жизнь в общине. Не трудом следует
карать, а лишением права на труд.
Но ведь труд в общине обязателен для всех.
Лишенный права на труд покинет общину.
Ужасные слова гневной дочери Солнца! Лучше лишить виновную жизни, чем
изгнать снова в лес, где в своем простодушии охотницы она встретила
белокожего бородача с голубыми глазами, считая в лесу любую добычу своей. Но
если в ее покушении - плод нетронутого ума, то отданная жертве кровь -
веление сердца. Человек с таким сердцем может стать достойным сыном Солнца,
если изгнанием в лес не превратить его в зверя.
-- Как же остаться ей в общине инков?
- В семье, которую ей создать.
Кара Яр задумалась, потом спросила:
- Разве найдется ей муж, знающий о ее страсти?
- Найдется. Тиу Хаунак.
- Вот как? - удивилась Кара Яр. - Возможны ли браки лишь из
сострадания, без любви?
- На Земле не как на Маре. Браки здесь чаще угодны рассудку, чем
сердцу. Мужчины выбирают себе жен, а женщины покоряются. Пройдут
тысячелетия, прежде чем главным в браке станет любовь.
- Тиу Хаунак говорит о Земле невежественных, почему же он, столь
просвещенный, согласен на подобный брак?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг