тридцати лет, длинные волосы локонами спадали на плечи, и, не будь на нем
сутаны, его можно было бы принять за завсегдатая Латинского квартала,
населенного студентами, поэтами и художниками.
Молодой служитель бога вошел в исповедальню, предложив Мадлен встать
на колени подле нее так, чтобы их разделяла лишь невысокая перегородка,
имитирующая полное одиночество исповедуемой.
- Итак, дочь моя, что привело вас в столь поздний час в храм
господний? - ласково начал невидимый исповедник, и Мадлен в ее отчаянном
положении показалось, что это сам бог на небесах спрашивает ее.
- Отец мой, - трепетно начала она, - я пришла за спасением. Клянусь
господом единым, я не имею за собой вины. - Священник вздохнул облегченно,
но она не услышала это, продолжая: - А у меня родился ребенок, нос
которого начинается выше бровей, и мой муж, владетельный сеньор Абель де
Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак, грозит убить и его и меня, якобы нарушившую
супружескую верность. Но здесь, на исповеди, перед лицом самого господа
бога, я клянусь жизнью своего несчастного ребенка, что господин Абель де
Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак его отец.
- Верю вам, бедная женщина. Слова ваши звучат так искренне, словно
подсказаны вам свыше. Чем же можно помочь вам?
- Я не знаю, отец мой, я взываю об этом к всевышнему. Я не страшусь
за свою жизнь, но жизнь малютки, который ни в чем не повинен, впрочем, как
и я... - И она залилась слезами.
- Успокойтесь, дочь моя, - произнес участливо кюре. - Господь сейчас
вразумил меня, и я знаю, что делать. Идите в замок и ощутите в себе то
очищение, которое дает исповедь.
Они вышли из церкви, кюре повозился с ключами и пошел проводить
Мадлен до шато, пообещав, что завтра поутру он повидается с владетельным
сеньором.
Кюре же, возвратясь в свой полудом-полухлев, засветил свечу, чем на
время обеспокоил сидящих на насесте кур, достал приготовленную для церкви
гладкую доску и стал набрасывать углем чей-то портрет.
Надо сказать, что Арни Патри не сразу посвятил себя служению богу, а
не так уж давно действительно жил в Латинском квартале, носил берет,
блузу, бороду и занимался живописью, полный радужных надежд, как и другие
завсегдатаи таверн, где он встречался с ними. Но произошла драма,
потрясшая молодого художника до глубины души. Его подруга, "ослепительная
Лаура", начисто обобрав его, исчезла, даже не простившись и ничего не
объяснив ему. Страдания Анри Патри были так невыносимы, что он решил
оставить греховную светскую жизнь, навеки отказаться от общения с
прекрасным полом и посвятить себя служению единому господу.
Настоятель монастыря, к которому он обратился, взялся устроить его в
духовную семинарию при условии, что он бесплатно распишет стены только что
выстроенной монастырской часовни. Годы, проведенные в семинарии, были
тяжелым испытанием, в котором молитвы, нравоучения и наказания сменяли
друг друга.
По окончании семинарии Арни Патри дал обет безбрачия и стал
священником. Его сразу же направили помощником кюре в одну из ближайших к
Парижу деревень, где он и получил теперь приход.
Всю ночь при свете свечи писал красками деревенский священник отнюдь
не икону, а утром, сняв с насеста старую пеструшку и молоденького петуха,
засунул их в корзину и отправился к владетельному сеньору в его замок
Мовьер-Бержерак.
Владетельный сеньор принял его хмуро, с недоумением косясь на
корзину, из которой торчала какая-то доска. Но господин Сирано помнил, что
для того, чтобы приблизиться к королевскому двору, нужно слыть истовым
католиком, и он провел бедного сельского священника, предвидя его просьбы
в пользу церкви, в отдельную комнату, украшенную охотничьими трофеями,
унаследованными им еще от предков, занимавшихся в отличие от него охотой,
имея на то привилегии.
- Владетельный сеньор, я обеспокоил вас, поскольку имел честь
крестить вашего сына Савиньона и заметил на его лице некоторые
особенности, о которых и хотел побеседовать с вами.
Господин Абель де Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак покраснел от
сдерживаемой ярости, ибо даже служителю церкви не следовало бы лезть в его
семейные дела.
К счастью, кюре упомянул лишь о крестинах, а не о ночном посещении
церкви женой Абеля Сирано и пробудил в нем лишь недовольство при
упоминании об уродстве сына, а не ярость против "неверной жены".
Меж тем странный кюре вынул из корзины сначала облезлую
курицу-пеструшку, а вслед за ней бойкого петушка, который сразу замахал
крыльями и вспорхнул на спинку дедовского кресла, красовавшегося в этой
убогой комнате, будучи единственным ее украшением.
- Что это вы, отец мой, решили превратить мой замок в курятник? -
осведомился пораженный хозяин.
- Я хочу обратить ваше внимание, сиятельный сеньор...
Это обращение польстило Абелю, хотя и не разгладило на его лбу двух
резких и глубоких морщин над бровями.
- Вглядитесь в этих птиц, находящихся между собой в некотором
родстве, но разделенных тридцатью пятью поколениями.
Господин Абель де Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак тупо уставился на
священника, по-бычьи нагнув голову.
- Я позволю себе уверить вас, сиятельный сеньор, что этой пеструшке,
сохраненной покойным священником нашего прихода, помнящим еще давних
владельцев этих земель господ де Бержерак, этой пеструшке, с вашего
позволения, исполнилось нынче тридцать шесть лет.
- Что? - обалдело переспросил господин Абель Сирано. - Никогда не
слышал о такой долгой куриной жизни.
- Конечно, это так, сиятельный сеньор, поскольку кур никто не держит
так долго, они много раньше такого возраста попадают в суп, но, если бы их
щадили, они жили бы не меньше этой пеструшки, с которой начал наш старый
кюре свой опыт.
- Какой же опыт и какое мне до него дело, отец мой?
- Старый священник обратил внимание на пеструшку, когда она была еще
цыпленком. Посмотрите, у нее на правой ноге не три, а четыре пальца.
- И вправду так, - подтвердил Абель де Сирано. - С чего бы это?
- Старый наш кюре тоже задумался над этим и решил выяснить, в каком
поколении повторится этот уродливый признак у кур, которые произойдут от
странной пеструшки, а ее он сохранил как живое доказательство в его
научном исследовании, какие так поощряются у нас в монастырях, давших
приют замечательным ученым вроде аббата Мерсенна.
- Слышал, слышал. Так наш кюре же умер.
- Скончался, сиятельный сеньор, так и не дождавшись результата
начатого им опыта. И уже после его смерти из яйца вылупился вот этот
петушок. Помня заветы старого кюре, я, дав ему слово продлить его опыт,
храню теперь и пеструшку и петушка, для которого она тридцать четыре раза
бабушка.
- Что-то не пойму, то тридцать шесть лет, то тридцать четыре раза
бабушка.
- Так ведь цыплята выводятся и вырастают в течение года, годовалые
куры кладут яйца и дают новый выводок. В первый год пеструшка была матерью
первых своих цыплят, а в следующие годы - бабушкой, прабабушкой,
прапрабабушкой и так тридцать четыре раза бабушкой.
- Мудрено, - покачал своей квадратной головой владетельный сеньор и
погладил вислые усы.
- Вот и я хотел задать вопрос вашей светлости: можете ли вы
представить себе облик своего предка в тридцать пятом поколении, что-то
вроде тысячи лет назад, как бы в шестисотом году после рождения Христова?
- Не могу, - признался названный "вашей светлостью" Абель Сирано.
- А я, вдохновенный господом богом, принес вам портрет этого вашего
предка, - сказал священник, доставая из корзины доску, над которой работал
всю ночь.
Господин Абель де Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак в немом удивлении
уставился на портрет неизвестного человека, очень похожего на него самого,
но у которого вместо глубоких вертикальных морщин, продолжающих линии
носа, красовался сам нос, разделяющий лоб почти доверху пополам.
- Теперь извольте посмотреть на петушка, владетельный сеньор. У него
на правой лапке тоже четыре, а не три пальца, совсем как и у старой
пеструшки. Я намерен продемонстрировать это чудо природы в монастыре в
Париже, а может быть, и в Сорбонне.
- Уж не хотите ли вы продемонстрировать и моего сына Савиньона этим
мудрецам?
Кюре скрыл улыбку. Владетельный сеньор назвал Савиньона своим сыном,
одним этим выдав то впечатление, которое вызвало в нем появление странного
кюре со своими курами и разрисованной доской.
- Я хочу, ваша светлость, чтобы ваш сын Савиньон отныне почитался
вами как подлинное свидетельство древности и знатности вашего благородного
рода, берущего, быть может, начало от изображенного мною по наитию свыше
вот этого лица, портрет которого я с глубокой преданностью подношу вашей
светлости.
И молодой кюре с поклоном передал доску хозяину замка.
"Возьмет или не возьмет?" - звучало у него в мозгу, ибо этим решалась
судьба бедной женщины и ее сыночка.
Господин Абель де Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак после некоторого
колебания принял подношение, но не потому, что его убедил опыт старого
священника, завершенный уже при молодом кюре, ибо он ничего в нем не
понял, а потому, что этот молодой кюре сказал о наитии свыше, повелевшем
ему изобразить предка Абеля. Может быть, и в самом деле это был первый
Сирано? Ведь наитие-то от бога!
Кюре, забрав своих кур, но оставив портрет, щелкая деревянными
башмаками по половицам замка, ушел в надежде, что исповедовавшейся у него
женщине будет легче.
И когда ему привелось в последующие годы крестить сначала ее дочь и
потом еще одного сына, он понял, что совершил в свое время доброе, угодное
господу богу дело.
А тогда, глядя ему вслед из окна замка, Абель де
Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак размышлял, насколько это было доступно ему,
принадлежавшему к той части дворянства, о которой говорилось, что
"грубость ее равняется невежеству. Нетерпимая и несносная, она тормозит
общественную жизнь своими узкими претензиями, ссорами за первенство,
ненавистным для всех злоупотреблением своим правом охоты и вымогательством
у крестьян, к чему дворян понуждает все увеличивающаяся нищета, не дающая
им покоя"*.
_______________
* Из вступительной статьи акад. В. И. Невского к трактату Сирано
де Бержерака "Иной свет", М., "Академия", 1931.
Не знал от нее покоя и Абель де Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак, хотя и
держал в руках портрет своего возможного предка, который отнюдь не сделал
его богаче. И он не стал вешать его на стену, как подумал было при кюре, а
запрятал в чулан.
Он решил не подавать виду, что изменил отношение к Савиньону, нос
которого по-прежнему злил его, хотя, быть может, и отражал внешность
далекого предка. Однако неизвестно, был ли тот галл близок к Цезарю,
который властвовал над Галлией.
Глава вторая
ОБИЖЕННЫЙ ПРИРОДОЙ
Поразителен факт, что у большинства
гениальных людей были замечательные
матери, что они гораздо больше
приобретали у матерей, чем у отцов.
Б о к л ь,
английский историк XIX века
В первую пятницу апреля 1625 года одинокий всадник, прославленный
впоследствии как баловень "отваги и шпаги", ехал вдоль берега Сены,
направляясь в Париж, увы, без монет в кармане, но с отцовским
благословением и твердым намерением покорить город своих честолюбивых
надежд.
Перед последним перегоном до столицы он решил дать передохнуть своему
ленивому коню до смешного редкой желтой масти, да и самому разлечься на
траве у воды, течение которой доведет его теперь до самого Лувра, где он
найдет старинного друга отца, ныне капитана мушкетеров короля.
Лежа в приятно пахнувшей траве, навевающей сладкие грезы, и наблюдая
за полетом легких стрекоз, которым не нужны ни важные встречи, ни
поединки, ни рекомендательные письма, наш честолюбивый юноша, ибо не было
ему и двадцати лет, заметил на противоположном берегу в тени плакучей ивы,
опустившей ветки к воде, толстенького мальчонку лет шести с удочкой. Тот
неотрывно смотрел на обтекаемый струйками поплавок.
С присущей отдыхающему всаднику наблюдательностью он заметил и
подошедшего к юному рыбаку другого мальчика тех же лет, внешность которого
не могла не привлечь внимания, ибо обладал он носом непомерной величины,
который походил одновременно и на складку лобной кости черепа, и на птичий
клюв.
- А, дятел! - донесся с того берега приветливый голос рыболова, не
содержащий, впрочем, и тени насмешки. - Садись, рыбачить будем.
И тут будущий маршал Франции, прославленный не только сверкающим
талантом Александра Дюма, но мемуарами, изданными Куртилем де Сандра у
Пьера Руже в Амстердаме в 1701 году, когда минула эпоха Ришелье, Мазарини,
Людовика XIII с борьбой всех против всех, крестьян против феодалов,
феодалов против короля, короля против кардинала Ришелье, Ришелье против
Испании и всех непокорных, и шпага наряду с интригой, казалось, решала
все, юноша, которого мы повстречали на берегу Сены, приподнялся на локте,
увидев, как рыболов судорожно дернул удочку и над водой серебристой
звездочкой в лучах солнца сверкнула взлетевшая в воздух рыбка.
- Кола! Кола! Что ты делаешь! Ведь ей больно! - закричал подошедший.
Но рыболов, очевидно, был менее чувствителен и, ухватив добычу, стал
освобождать ее от крючка.
- Кола! Кола! - со слезами на глазах и в голосе умолял носатый
мальчик. - Давай отпустим ее в воду. У нее, может, тоже есть детки!
При этих словах отдыхающий всадник даже сел на траву, изумленно глядя
на тот берег.
- У нее, у нее! - передразнил рыболов. - А может, это не она, а он -
отец. А какие отцы бывают, сам знаешь.
При упоминании об отце, которого наш всадник глубоко чтил, он встал,
направляясь к пасущемуся коню.
- Ну, Кола, все равно отпусти ее, я подарю тебе нож.
- Нож? - живо отозвался толстенький. - С костяной ручкой?
- Конечно, подарю.
- Нет, не так! Я продам тебе рыбку за твой нож. А лучше сварить бы из
нее суп. Давай поймаем еще и разведем костер.
Всадник, занеся ногу в стремя, ждал конца разговора ребят.
- Нет, ты обещал выпустить ее за нож. Смотри, как она дышит! Будто ей
сдавили горло. Сам знаешь, каково это!
- Да уж знаю, - проворчал Кола, невольно потерев пальцами шею. - Ну
ладно, бери, твоя взяла.
Отъезжая, всадник уже не видел, как мальчик с длинным носом, встав на
колени, дотянулся до водной поверхности и опустил в прохладу руку. И там,
почувствовав, как сильнее забилось скользкое тельце, он разжал пальцы.
С радостной улыбкой наблюдал мальчуган, как вильнула рыбка хвостиком
и исчезла в уже непрозрачной глубине.
А до отъехавшего всадника донеслась последняя фраза:
- Ну с тобой, Сави, рыбьего супа не сваришь, пойдем сходим за моим
ножиком.
"Однако, - презрительно подумал всадник, погоняя отнюдь не ретивого
коня, - из такого мальчугана толку не выйдет ни для короля, ни для его
высокопреосвященства. Не шпагу надобно дать в эти руки, а веретено!"
С таким глубокомысленным заключением он уехал навстречу небывалым
приключениям, и пути двух героев столь разных книг, но одной эпохи,
разошлись.
Мальчуганы же шагали по улице деревни, если так можно назвать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг