- Да. В розвальнях.
Он задумался
- А ведь есть другие примеры силы русских женщин...
- Я же сказала, дедушка звал меня боярышней. Ну теперь мы познакомились. Я
знаю, какой вы...
- А я знаю, кто вы. Вы - березка... Надо только суметь в вас заглянуть.
- Попробуйте, - дерзко сказала Шаховская, смотря снизу вверх в его лицо.
Видимо, он совсем неправильно понял, может быть, хотел наказать за
дерзость. Никогда впоследствии Буров не мог объяснить своего поступка, но
он схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал в, казалось, призывно
раскрытые губы.
Она вывернулась и ударила его звонко по лицу, а в следующую секунду он
почувствовал нестерпимую боль и резко согнулся, сдержав стон.
Да, Шаховская применила прием каратэ, о котором ему приходилось только
слышать... И вот он, слабый, поверженный, ухватился за поручни, почти
повис на них, а она, не удостоив его взглядом, прямая, как деревце, прошла
прочь.
Буров едва пришел в себя, пристыженный и оскорбленный. Вытирая холодный
пот со лба, он поплелся вдоль реллингов, страшась встретиться с кем-нибудь.
Тяжело дыша, он все же остановился около иллюминатора кают-компании,
осторожно заглянул в него. Окруженная молодыми людьми, Шаховская шутила
там и смеялась, села за рояль, стала наигрывать.
Сергею Бурову было до отвращения плохо. И не только от физической боли...
Как он мог дойти до этого, так разговаривать, так поступить с незнакомой
женщиной, даже не зная, кто она!..
Крадучись, он пробрался в свою, к счастью, одноместную каюту и бросился на
койку. Будь у него коньяк, Буров напился бы до бесчувствия. Но пойти в
буфет он не решался...
Что за женщина, черт возьми!.. Ангел, сирена или стерва?.. Сочувствует
льдам и раскольникам. Боярышня, а бьет, как в полицейской школе. Но
хороша!..
Утром Буров не вышел к завтраку. Он навел справки о своей спутнице и
ужаснулся: они оба оказались физиками и ехали в одно место!.. Вот это да!
А он-то вещал о гипотезах!..
Позавтракав у себя в каюте, Буров вышел на палубу, чтобы хоть издали
взглянуть на нее.
Шаховская вела себя, как обычно: стояла у реллингов, любовалась льдами за
молом, волнами впереди, веером солнечных лучей из-за туч, болтала с
пассажирами, но больше оставалась одна.
Буров не решался подойти к ней.
На следующее утро, еще при свете звезд, Шаховская уже стояла на носу
корабля, а он тайком наблюдал за ней из-за переборок. Когда она проходила
в кают-компанию, он прятался, как мальчишка.
После обеда она опять стояла на баке.
По мостику расхаживал капитан Терехов. Буров поднялся к нему. Капитан
сказал, что в Проливах академик пришлет береговой катер за своими
физиками: Буровым и Шаховской...
Сплющенное солнце светило медью. На фоне его потускневшего диска виднелся
женский силуэт. Буров отчаянно упирался ногами в палубу, чтобы не
оказаться на баке. Он едва заставил себя уйти на ют. Потом смотрел с кормы
на пенную полосу в узком коридоре чистой воды во льдах за ледоколом.
Занятый своими мыслями, воображая в пенных струях желанное видение, Буров
не сразу обратил внимание на грохот и шипение, заметил только странную
вспышку неурочной зари за спиной. И тут понял, что винты закрутились в
обратную сторону. Он оглянулся и невольно отпрянул назад. Ему показалось,
что огненный водопад рухнул с неба на море.
По настилу запрыгали горячие камни.
Выскочившие на палубу перепуганные люди спасались от них, толкаясь, крича.
Теперь Буров уже догадался, что огненный смерч вырывается со дна моря. Как
здесь мог проснуться подводный вулкан? Впрочем, острова тут все
вулканические...
В следующее мгновение он уже не размышлял об этом. Им владела одна только
мысль: Шаховская.
Салон капитана, штурманская и рулевая рубка пылали, огненная стена
отгородила Бурова от бака, от нее...
Огонь не остановил Бурова...
И вот она плыла рядом с ним, он ощущал ее, поддерживая на воде, помогая
плыть. Они даже обменялись несколькими фразами.
На медной воде виднелись шлюпки и головы плывущих людей. Не только
Шаховская и Буров прыгнули в воду.
Буров первым услышал стук мотора.
- Это катер Овесяна. Держитесь! - сказал он.
Теперь он даже помог Лене взобраться на подвернувшуюся льдину. Шаховская
стояла на ней в облипшем на ветру платье и кричала, махая снятой оленьей
курткой.
С катера ее заметили. Он повернул к льдине. На носу его виднелась фигура
человека в брезентовом плаще.
Буров узнал академика.
Лена, сидя на льдине, дрожала. Буров был в отчаянии, не зная, как ее
согреть. И вдруг вспомнил.
- Напрягайтесь, напрягайтесь! - закричал он ей. - Представьте себе
однозначно, что лезете по скалам, поднимаете тяжести, боретесь с кем-то,
отбиваетесь...
- Я постараюсь, - стиснув зубы, сказала Лена, кутаясь в мокрую куртку.
Буров знал, что волевая гимнастика доступна только волевым людям. Он
видел, как Шаховская стала напрягать мышцы, расслабляясь, снова сжимаясь
комком. Усилием воли она совершила тяжелую работу, заставляя себя
уставать, изнемогать от напряжения. Взгляд ее был сосредоточенным и
яростным... Она боролась, она умела и хотела бороться. Такие побеждают!
О себе Буров не подумал.
Подошел катер, стукнулся о льдину.
Лена встала во весь рост и легко перепрыгнула через борт, даже не опершись
на протянутые с катера руки.
Буров вдруг сразу ослаб. Ему было стыдно, что его вытаскивали из воды, как
утопленника.
Вода стекала с него ручьями, когда он, обмякший, полулежал на скамейке.
Его мутило. Усилием воли он унял дрожь. Ведь смогла же это сделать Лена...
Потом он стал искать ее глазами. Шаховская сидела, укутанная в бушлат, у
ног академика, который продолжал руководить спасением людей.
Буров, перешагивая через скамейки, перебрался к ней. Она протянула ему
руку. Он хотел пожать ее, но Лена оперлась на его руку и вскочила.
Они стояли друг перед другом. Она принялась застегивать пуговицу на его
мокрой рубашке.
И не было для Бурова минуты счастливее!
Кто-то похлопал его по плечу. Это был академик Овесян. Его всегда
подвижное лицо было сейчас нетерпеливым, глаза возбужденно горели, седые
кудрявые волосы встрепаны.
- Буров? - спросил он. - По фотографии узнал. Я в фотографиях на глаза
смотрю. У кого есть огоньки - годятся. Таких выбираю.
Лена с улыбкой посмотрела на Бурова. Пожалуй, этого можно выбрать...
Матросы вытаскивали из воды людей, Буров стал помогать им.
Катер подошел почти к самой корме ледокола. Она все еще торчала над водой.
Видимо, там образовался воздушный мешок, который и удерживал еще некоторое
время судно...
Взяв на буксир шлюпки, катер повел их к берегу.
Глава третья
ГУБОШЛЕПИК
Люда, хрупкая и решительная, стояла на ветру, закусив свои пухлые губы, и
смотрела в море, словно могла перенестись туда, где зловеще что-то
сверкало и откуда доносился сотрясающий землю гул.
Прижав к бедру сумку с красным крестом, порвав чулки и расцарапав коленки,
она забралась на береговую скалу, где летом гнездилось множество птиц.
Камень, говорят, выглядел белым от крыльев.
Во льдах в районе проснувшегося вулкана терпел бедствие ледокол. К нему по
разводьям между ледяными полями отправился на катере академик Овесян. А
ее, как она ни просилась, не взяли. И она ждала, не в силах совладать с
дрожью, готовая отдать жизнь, чтобы кого-нибудь спасти...
Она смотрела на черное, подсвеченное красным небо и прижимала к себе сумку
с красным крестом. В ней были бинты и все, что полагалось для оказания
первой помощи. Но была в ней еще и общая тетрадка в мягкой обложке...
В ней записала Люда потом обо всем, что произошло на берегу.
"...Зачем я завела эту тетрадку? Чтобы вести дневник? Это было бы глупо. Я
считаю совершенно бессмысленным делать "скушные и пошлые записи" только
потому, что прошел еще один день, лил дождь или светило солнце и мама
строго сказала мне что-то, а я плакала. Или какой-то мальчишка, у которого
раньше оттопыривались уши, а потом он стал носить пышные волосы, чтобы
было незаметно, сказал мне, что я губошлепик, а я после этого
рассматривала перед зеркалом свои несносные губы и ревела...
Нет! Не для того завела я тетрадку. В ней нужно записывать только самое
важное, только самое необыкновенное, что случится в жизни.
И это случилось. Я окончила школу. Я получила аттестат зрелости.
Сколько волнений, сколько зубрежки ради несчастных пятерок, утешительных
четверок и... досадных троек, из-за которых приходилось краснеть перед
мамой.
Ну вот! Школа позади, а мир, удивительный и зовущий, впереди!
Школа была старого типа, неспециализированная. Мама по старинке считала,
что в детстве нельзя почувствовать склонность к чему-нибудь, хотя именно в
детстве ее находят. Она настояла на общеобразовательной школе, окончив
которую, "созрев", можно выбрать все, что хочешь: станок, лес, поле или
вуз...
И вот я "большая"!.. Я "созрела"!.. У меня аттестат зрелости, а чувствую я
себя "аттестованной незрелостью" и совсем не знаю, чего хочу.
Вчера все мы, девочки, в белых платьях, а мальчишки - в серых костюмах, и
многие небрежно курили, - все мы по старой традиции собрались на Красной
площади.
Я быстро-быстро ходила без подруг, наметив себе на камнях черту, где
поворачиваться. Я исступленно думала, загадав, что при первом ударе
курантов, в полночь, должна все решить.
Раньше все казалось просто. Я хотела стать великой актрисой, дирижером,
пианисткой... Выйти на освещенную стену в красивом длинном, до пят,
платье, ощутить озноб от тысяч устремленных на меня глаз, от которых
сладко и жутко на душе. И потом, чтобы все исчезло, едва зазвучат первые
аккорды и перенесут в необыкновенный мир и меня, и всех в зале, заставят
рыдать или смеяться, ощутить счастье... Я хотела дарить людям счастье. Но
я научилась только бренчать на рояле... Потом я мечтала пойти на самое
опасное поприще, стать разведчицей в стане врагов... Но иная сейчас
сложилась в мире обстановка... И произношение на иностранных языках у меня
просто ужасное. А после событий, случившихся во Франции, всенародного
гнева и победы друзей во всех главных странах Европы, мне уже хотелось
изучать в Париже, Лондоне и Риме бесценные сокровища тысячелетней
культуры, но на беду я понимала произведения только старых мастеров и
никак не воспринимала "рыдающих красок" или "смеющихся линий", все еще
модных на Западе.
И оставалось искать себе применение на самом обычном поприще! Но уж, во
всяком случае, не у мамы под крылышком в ее лаборатории!.. Каждый человек
должен быть самостоятельным, пусть даже с аттестатом зрелости в детской
сумочке, которую мама подарила, когда я перешла в седьмой класс, и которую
я до сих пор люблю больше всех своих вещей...
...Я спорила с папой, когда он прилетел и готовился к новым полетам. Я ему
говорила, что стыдно дочери профессора Веселовой-Росовой стать физиком "по
наследству", а он сказал, что Ирэн Жолио-Кюри неплохо продолжала дело
своей матери, Марии Кюри. Я даже почувствовала неловкость от такого
сравнения. Я сказала, что другая дочь Марии Кюри стала киноактрисой. А он
сказал, что она была красавицей. Потом папа понял, что я сейчас разревусь,
усадил меня перед собой так, чтобы мои коленки упирались в его жесткие
колени, взял мои руки в свои, заглянул, как он говорит, в мои миндалинки,
и... все стало ясно, все стало так, как думалось на Красной площади. Нет
на свете никого лучше папы!.. Он знал все!
Во всяком случае, можно попробовать. В конце концов, в лаборатории тоже
производство. И надо выяснить, выйдет из меня физик или нет. А лаборантка
тоже самостоятельный человек.
Мама, как можно было догадаться, оказалась ужасно дотошной - заставляла
все переделывать сотни раз. Разницы между мной и другими не делала. Но я,
конечно, из гордости этого не замечала.
Я боялась обыденности, скуки, незначительности того, что я делаю. И вдруг
в Проливах, на Севере что-то случилось, погасло "Подводное солнце". А ведь
эту установку запускали академик Овесян с мамой, когда она была еще его
помощницей.
И они оба отправились туда со своими сотрудниками. Предстояло выяснить
необыкновенное явление.
И меня взяли вместе со всеми...
...А потом... потом я стояла на скале с санитарной сумкой и ждала
возвращения катера, ушедшего спасать людей.
Я, может быть, первая заметила его. Он тащил за собой на буксире целую
вереницу шлюпок и лавировал в извилистых разводьях. Люди в шлюпках
отпихивались веслами от льдин.
Я села на шероховатый камень и скатилась, громко крича, чтобы все бежали
встречать катер.
Научные сотрудники, рабочие и инженеры уже толпились у причала. И мама
была здесь же...
Катер подошел, расталкивая носом мелкие прибрежные льдины. Академик первым
выскочил на причал и стал энергично распоряжаться.
Я раскрыла сумку. Все-таки она пригодилась. Среди спасенных были
обожженные. Я их перевязывала. И вдруг увидела на мостках удивительную
женщину.
Она стояла, сбросив бушлат, в мокром, обтягивающем ее фигуру платье и
отжимала волосы. Я ахнула. Она показалась мне русалкой. Я влюбилась в нее
с первого взгляда.
Едва закончив перевязку какому-то ворчливому матросу, я бросилась к маме и
стала умолять взять "русалку" к нам в коттедж.
Мама подошла, накинула на нее мою шубку, которую предусмотрительно
захватила, и повела к нам.
А я перевязывала руку самому капитану. Я знала, что ему очень больно, но
он даже не морщился, а все смотрел туда, где погиб корабль. И больно было
мне.
Это был суровый моряк. Я погладила его руку поверх бинта. Потом побежала
догонять маму и "русалку", Я запыхалась, не могла выговорить ни слова и
только глядела на незнакомку.
За нами шли академик Овесян и какой-то очень громоздкий мужчина. Но они
повернули в сторону коттеджа академика.
Дома я сразу же наполнила ванну теплой водой.
Елена Кирилловна улыбнулась мне, опустилась в воду, блаженно сощурилась и
сказала:
- Лю, милый, принеси мне, пожалуйста, пока я в ванне, самого крепкого
коктейля.
Мне очень понравилось, что она так назвала меня, но я не умела делать
коктейли. И мама как следует не знала.
Наконец, я принесла в ванную бокал на маленьком подносике. Глупо краснея,
я стояла с подносимом в руках и таращила на нее глаза. Будь я скульптором,
я бы ваяла только ее статуи!.. И украшала бы ими языческие храмы!..
Через час Елена Кирилловна в мамином халате, который сразу стал нарядным и
элегантным, сидела в столовой и пила чай с коньяком.
Теперь я уже не сомневалась в своем будущем. Ведь она была физиком! Кем же
иным могла я теперь стать?
- Ну, хвалю за отвагу, дорогая, - говорила ей мама. - Не за то, как вы
прыгнули с ледокола в воду, а за то, что решились к нам сюда пойти на
работу. Тяжело с нами будет, но интересно...
- Как ни в каком другом месте! - вставила Елена Кирилловна.
Я не переставала удивляться ее красивому низкому голосу. Глупые мужчины!..
Чем они заняты сейчас, вместо того чтобы осаждать наш коттедж?
Шаховская попросила у мамы разрешения закурить. А папирос у нас не было. Я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг