Когда у Великого Завистника начиналась бессонница, он
завидовал всем, кто спит. Он скрипел зубами, думая о том, что
соседи сладко похрапывают с открытыми форточками: кто на боку,
а кто на спине. А где уж тут уснешь, если то и дело приходится
скрипеть зубами! Он завидовал даже ночным сторожам, впрочем,
только тем, которые - даром что они были сторожа - все-таки
спали.
Все люди стараются уснуть, когда им не спится. Старался и
Великий Завистник. Он ведь тоже был как-никак человек. Он
считал до тысячи, представлял себе медленно текущую реку или
слонов, идущих один за другим, важно переставляя ноги. Ничего
не помогало! Он открывал окно и долго ходил по комнате в туфлях
и халате - остывал, чтобы потом сразу бухнуться в постель и
заснуть. Остывать удавалось, а заснуть - нет. Может быть,
потому, что он начинал беспокоиться, что слишком долго остывал
и теперь еще, не дай бог, простудился. В этот вечер он даже
решился слазить на крышу с авоськой - авось удастся словить
хоть какой-нибудь сон - ведь над городом по ночам проплывают
сны. И поймал, даже не один, а целых четыре. Но, спускаясь с
чердака, он выронил авоську, и сны неторопливо выплыли из нее,
задумчивые, неясные, похожие на дым от костра в сыром еловом
лесу.
Когда не спится, лучше не смотреть на часы. Часы, как
известно, иногда врут. Нельзя, например, сравнить их с
зеркалом, которое всегда говорит только чистую правду. И
все-таки, взглянув на часы, почти всегда можно узнать, далеко
ли до утра, или близок ли вечер. До утра было еще далеко, и
Великий Завистник решил сходить в аптеку "Голубые Шары".
- Извините, - сказал он, постучав в стекло, за которым
неясно виднелась маленькая фигурка в халате. - Прошу простить,
это я. Как живете, старина? Вы не спите?
Ему казалось, что подчиненным, чтобы они его любили, нужно
почаще говорить: "Ну как, старина?", или: "Как делишки,
собака?"
- Здравствуйте. Сейчас открою, - ответил Лекарь-Аптекарь.
- Это он, - торопливо прошептал он Сороке. - Тебе нужно
спрятаться, Таня. Сюда, сюда!
За аптекой была маленькая комнатка, в которой он готовил
лекарства.
- Заходи, пожалуйста.
Он зажег полный свет, и фарфоровые белочки, притаившиеся
между пузырьками, стали протирать глаза сонными лапками: они
решили, что наступило утро.
- Извините, старина, что так поздно, - сказал, входя,
Великий Завистник. - Что-то не спится, черт побери. Решил
узнать, как ваши делишки, и кстати прихватить у вас
какую-нибудь микстурку, чтобы поскорее уснуть. Нет ли у вас
чего-нибудь новенького, дружище?
- Хм... новенького? Надо подумать.
Великий Завистник устало опустился в кресло. Пожалуй, он не
был похож на Великого Завистника в эту минуту. Он вздыхал, и
левая ноздря у него не раздувалась, как всегда, а уныло запала.
- А вы молодец, как я посмотрю, - сказал он, глядя, как
Лекарь-Аптекарь, быстренько вскарабкавшись по лесенке, сунул
свой длинный нос сначала в одну бутылку, а потом в другую. -
Интересно, знаете ли вы, что такое скука?
- Аптекарю очень нужен нос, - не расслышав, ответил
Лекарь-Аптекарь.
- Скука, я говорю.
- Скука? Скука, нет, не нужна. Нос и руки.
- Я смертельно скучаю, старый глухарь, - сказал Великий
Завистник. - Все мне врут, и, кроме дочки, меня никто не
любит. А ты думаешь, мне не хочется, чтобы меня любили, старик?
(В минуту откровенности он любил называть подчиненных на "ты".)
Очень хочется, потому что, если подумать, - я совсем неплохой
человек.
Лекарь-Аптекарь промолчал. Он был занят - взвешивал маковый
настой и перемешивал его с липовым медом.
- Ты думаешь, мне так уж хочется, чтобы этот мазилка умер?
- продолжал Великий Завистник (так он называл Таниного отца).
- Ничуть! Все равно ему уже никогда больше не придется нырять.
Что касается его чудес, честно скажу, - не могу согласиться. Я
видел его картины. Ничего особенного: холст, рама и краски.
Лекарь-Аптекарь молчал. Он размешивал микстуру стеклянной
палочкой и старался не подсыпать в нее крысиного яду.
- Все, что угодно, можно сказать обо мне, - продолжал
Великий Завистник. - Я простодушен, нетребователен, терпелив;
меня легко обмануть. На днях, например, божья коровка
притворилась мертвой, чтобы я ее не убил. И я поверил! Поверил,
как ребенок. И только потом догадался и убил. У меня много
недостатков, но уж в зависти меня никто и никогда не смел
упрекнуть.
"Именно не смел", - подумал Лекарь-Аптекарь.
- Готово, - сказал он вслух. - Примите, и я ручаюсь, что
через полчаса вы прекрасно уснете.
Возможно, что самое главное произошло именно в эту минуту.
Великий Завистник встал и подтянул брюки - он забыл дома свой
пояс. Разумеется, он сделал это по возможности незаметно - в
присутствии подчиненных неудобно подтягивать брюки. Но у
Лекаря-Аптекаря был острый глаз и, пробормотав: "Извините,
пожалуйста", он торопливо прошел в маленькую комнатку за
аптекой.
- Таня, - прошептал он одними губами.
Сорока, забившаяся в темный уголок, встрепенулась.
- Лети к нему. Он забыл дома свой пояс. Ты помнишь адрес?
- Да.
Лекарь-Аптекарь распахнул окно.
- Я постараюсь задержать его. Принеси мне пояс. Забудь о
том, что ты девочка. Ты - Сорокаворовка.
ТАНЯ И ПЕТЬКА ИЩУТ И НЕ НАХОДЯТ ПОЯС
Днем Великий Завистник ссорился с дочкой: все хотел
превратить Петьку в летучую мышь, а она не хотела. Днем Лора
приходила и показывала, как она теперь ловко ставит ножки,
когда ходит, и как изящно складывает их, когда сидит. А ночью
Петька был один-одинешенек, если не считать папы-Дрозда.
Никто не мешал ему читать и читать. Некоторые книги он
перелистывал - они были холодные, точно на каждой странице
лежала тонкая ледяная корка. Зато другие... О, от других
невозможно было оторваться!
Однажды - это было как раз в ту ночь, когда Великий
Завистник отправился в аптеку "Голубые Шары", - Петька
заметил, что он похудел. Теперь уж никто не назвал бы его
толстым мальчишкой! Это ему понравилось. Плохо только, что
штаны стали падать. Он поискал веревочку - не нашел. У
Великого Завистника на спинке кровати висел ремешок. Недолго
думая Петька затянулся им и опять принялся за книжку.
Лора сладко похрапывала в своей комнате - набегалась за
день, устала, повторяя на память уроки вежливости и приличных
манер; кошка с разбойничьей мордой шумно метнулась на кухне -
поймала мышонка - и все утихло, ни звука, тишина. Только
страница прошелестит - прочитана, до свидания!
Вдруг кто-то постучал в окно. Петька взглянул одним глазом.
Ничего особенного - Сорока. И он перевернул страницу. Но стук
повторился.
- Открой.
"Гм... Странно. Сорока, а говорит человеческим голосом.
Впрочем, в этом доме лучше не удивляться".
- Открой, ты слышишь? Сию же минуту.
Петька лениво распахнул окно и швырнул в Сороку пустой
чернильницей - жаль, не попал!
- Хорош, - влетая в комнату, укоризненно сказала Таня. -
Не пускает, да еще и кидается. Дай срок, влетит тебе от меня,
глупый мальчишка.
Пожалуй, не стоит рассказывать, как они ссорились. Петька
все говорил: "а ты...", "а ты...", и получалось, что Таня сама
виновата в том, что ее превратили в Сороку. Наконец они
принялись искать ремешок. Конечно, Петька забыл, что не прошло
и часа, как он подтянул им брюки, - ведь это случилось между
двумя страницами, из которых одна была интереснее другой! Да и
трудно было представить себе, что Великий Завистник носил этот
старенький ремешок. Его пояс - так им казалось - должен был
состоять из стальных колец, тонких, как паутина.
Они искали долго. Нет и нет! Зато в письменном столе Таня
нашла рецепт доктора Мячика и бережно спрятала его под крыло.
Они искали все время, пока Великий Завистник, зевая, шел
домой из аптеки "Голубые Шары". Он задремал в лифте - так
сильно подействовал на него настой на меду. Полусонный, еле
передвигая ноги, он вошел в свою комнату, и только тогда Таня с
Петькой перестали искать ремешок. Полумертвые от страха, они
притаились под кроватью, на которую он рухнул, едва стащив с
себя пиджак и брюки.
- Каршеракешак, - прошептала Таня.
Это значило - надо бежать. И Петька понял ее, хотя и не
понимал по-сорочьи. Но нужно было подождать, пока Великий
Завистник крепко уснет. И они сидели под кроватью, дрожа,
особенно Таня, потому что Петька теперь уже не так трусил, как
прежде. Но вот негромкие свисточки послышались в комнате -
Великий Завистник всегда негромко посвистывал, а уж потом
начинал храпеть. На цыпочках они выбрались в переднюю, оттуда
на лестницу - и кубарем с девятого этажа! Кубарем катился
Петька. Огорченная, громко вздыхая, повесив клюв, за ним плавно
спускалась Сорока.
ВЕЛИКИЙ ЗАВИСТНИК ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ ВИДИТ ВЕСЕЛЫЕ СНЫ
Он еще посвистывал, как уходящий поезд, а сны уже стояли в
очереди, толпились: "Я первый! Нет, я! Позвольте, граждане, вот
этот длинный сон может подтвердить, что первый именно я".
Нет, это были не длинные и не скучные, а восхитительные,
приснившиеся впервые в жизни легкие сны! Мальчик, на которого
Великий Завистник наступил в прошлом году, явился смеющийся,
розовый и сказал, что ему совсем не было больно. Девочка,
которую он превратил в Старую Лошадь, долго старалась
втиснуться в лифт и наконец, отчаявшись, стуча копытами,
вскарабкалась на девятый этаж - только для того, чтобы
поблагодарить его: с тех пор, как она стала лошадью, для нее
началась - так она проржала, положив ногу на сердце, -
настоящая жизнь. Божья коровка, которую он убил, летала вокруг
него, напевая: "Так мне и надо, тра-ля-ля", и когда он спросил
ее во сне: "Почему?" - она ответила: "А потому, что нечего
было притворяться мертвой".
Да, самое лучшее в мире - это сон, но нет ничего хуже, как
проснуться от детского плача. А между тем случилось именно это.
Кто-то громко плакал в соседней комнате. Неужели этот
уткнувшийся носом в книгу толстый мальчишка?
Вскочив с кровати, Великий Завистник накинул халат,
распахнул дверь... Плакала Лора. Она сидела на полу среди
разбросанных книг; в руках у нее было длинное сорочье перо, и
она плакала так громко, что у Великого Завистника защемило
сердце: он, очень любил свою дочь.
- Что случилось? - крикнул он с ужасом.
- Он у... у... у...
- Фу! Ты меня напугала. Умер?
- Нет, ушел.
- Ушел? Это прекрасно... - начал было Великий Завистник,
но успел произнести только "прек"... и подпрыгнул, потому что
Лора больно ущипнула его за лодыжку. - Ай! Почему ты плачешь,
мое бедное дорогое дитя? Ты жалеешь, что я не успел превратить
его в летучую мышь?
Вместо ответа Лора легла на пол, прямо в маленькую лужу,
которую она наплакала, и принялась бить об пол ногами.
- Хочу, хочу, хочу, - кричала она, - хочу, чтобы он
вернулся!
Она колотила своими толстенькими косолапенькими ножками так
сильно, что жильцы восьмого этажа поднялись на девятый, чтобы
почтительно спросить, не пожаловаться ли им в домоуправление.
- Он вернется, обещаю тебе! Даю честное благородное слово.
- Я не верю! - кричала Лора. - Ты нечестный,
неблагородный. Ты сам говорил, что никому нельзя верить.
- Но как раз в данном случае можно, - в отчаянии кричал
Великий Завистник. - Не забывай, что я твой отец. Успокойся, я
тебя умоляю. Откуда у тебя это перо?
- А-а-а! Я хочу, чтобы он сидел в кресле и читал. Я хочу,
чтобы он спрашивал "м-м?.." и смотрел на меня... а-а-а... одним
глазом!
- Хорошо, хорошо, он вернется и скажет "м-м?..", чтоб он
пропал! И будет смотреть на тебя одним глазом.
Похолодев, он отнял у Лоры перо. Оно было сорочье, а сорочье
перо могла выронить только Со - рока.
ВЕЛИКИЙ ЗАВИСТНИК НЕ НАХОДИТ СВОЙ ПОЯС, ХОТЯ
ПРЕКРАСНО ПОМНИТ, ЧТО ПОВЕСИЛ ЕГО НА СПИНКЕ КРОВАТИ
"Враги! - уныло думал он, грызя ногти и втягивая маленькую
черную голову в плечи. - Мне завидуют, это ясно. Я на виду,
мне сорок лет, а я уже Старший Советник. Я доверчивый, а
доверчивым всегда худо. Вот пригрел этого мальчишку, а он ушел,
даже не сказав спасибо.
Будем рассуждать спокойно: Сорока прилетела не за
мальчишкой, а за рецептом. О на еще надеется заказать лекарство
в аптеке "Голубые Шары". Но аптекарь - мой друг! Я всегда
относился к нему снисходительно... Тем хуже! Во всяком случае,
для меня."
"...Я запутался, - думал он через час, пугаясь и холодея.
- Мне грозит опасность. Вот что нужно сделать прежде всего:
подумать не о себе. Это освежает".
Ему всегда было трудно думать не о себе и главное -
неинтересно. Но все-таки он подумал:
"Нет, Лекарь-Аптекарь не посмеет приготовить лекарство без
моего разрешения. Ведь он знает, что до первого июля я
распоряжаюсь чудесами. И Заботкин умрет".
Улыбаясь, Великий Завистник потер длинные белые руки.
"Да, но его отнесут во Дворец Изящных Искусств. Духовой
оркестр будет играть над его гробом похоронный марш, и не час
или два, а целый день или, может быть, сутки. Самые уважаемые в
городе люди", - думал он с отчаянием, чувствуя, как зависть
просыпается в сердце, - будут сменяться в почетном карауле у
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг