- Вот, - сказал он, поводя рукой над столом. - Это, значит... - И,
опережая удивленно-сердитую морщинку на лбу Ксении Ивановны, добавил,
кивнув на бутылку: - Легкое очень, домашнее...
Иван Игнатьевич, направившийся было к выходу, чтобы на улице поджидать
Ксению Ивановну, застыл в дверях.
- Что вы сказали, Василий Лукьянович?
- Я в том смысле - день рождения у меня. Шаг, стало быть, к этой...
- Ну что вы такое говорите, Василий Лукьянович, - заторопилась Ксения
Ивановна.
- К пенсии, говорю, шаг. Недолго уж, два годика осталось. Это вы -
молодежь, а я... Словом, давайте это... отметим, что ли.
Такую длинную речь в стенах лаборатории он произнес, пожалуй, впервые.
- Ах, ну право, - приговаривала Ксения Ивановна, нарезая кулебяку,
расставляя мензурки и бумажные тарелочки и передавая Ивану Игнатьевичу
миску с помидорами - мыть. Тот покорно, даже с готовностью, ушел.
- Я вот, Ксения Ивановна, хотел сказать вам, - начал Василий
Лукьянович, - про Ивана. Вы ведь тоже, наверное, заметили.
- Что я такого могла заметить?
- Птицы эти, деревья...
- Да, птиц он любит. А что?
- Птиц и я люблю. Особенно чаек. Я к тому, что заговаривается он. У
него ведь птицы-то на этом... Только не думайте, не подслушивал я.
Случайно вышло. А вы, Ксения Ивановна, подыгрываете вы ему Вам бы
урезонить человека.
- Господи, да о чем вы, Василий Лукьянович?
- О торшере его, о чем же еще. Дятлы у него там поселились, цветы
лезут. Того гляди, груши рвать начнет.
- Ах, вот что вас беспокоит, - сказала Ксения Ивановна ровным голосом.
- Ну да. Совсем ведь с катушек сойдет.
- Эх, Василий Лукьянович, голубчик. И все-то у вас прямо, и все-то у
вас ровно. Ну торшер, ну цветы. Тут радоваться надо, коли такая удача. Не
часто выпадает человеку, чтобы вот так. Я и сама недавно этого не
понимала. А жизнь, она ведь... Да нет, не умею я объяснять. Знаете что!
Приходите-ка вы лучше в воскресенье ко мне, с Натальей Павловной
приходите. Я вам сыграю.
В комнату, толкнув коленом дверь, протиснулся Иван Игнатьевич. Левой
рукой он прижимал к себе миску с умытыми влажными помидорами, а правой
робко выставил букет привядших бордовых гладиолусов.
- Извините, цветы немного того. Но другие еще хуже были. Вот, Василий
Лукьянович, мы с Ксенией Ивановной поздравляем вас. И пусть все ваши
желания исполнятся.
- Уж не с вашего ли... не из вашего ли сада цветы? - басовито брякнул
Василий Лукьянович, но в конце фразы поперхнулся и закашлялся. Кашлял
долго, натужно, до слез.
- Будьте здоровы, Василий Лукьянович! - сказала Ксения Ивановна. - Это
очень важно, чтобы желания исполнялись. Ведь тогда все будут счастливы.
Вот у вас какое самое заветное желание?
Василий Лукьянович немного помолчал, разливая вино. Потом, когда уже
выпили, сказал:
- Я, знаете, до войны под Мелитополем жил, у самого моря. А
возвращаться не стал - не к кому. В разных местах бывал. Доучивался,
работал. Здесь вот зацепился, а все туда тянет. Думаю себе, на пенсию
выйду, уговорю Наталью, поедем в нашу Степановку, - он еще помолчал и тихо
добавил: - Лодку куплю, стану рыбу ловить.
Так, за разговором, они и не заметили, что кончился обед.
В этот день двери запирала Ксения Ивановна, и - такое случилось впервые
- Иван Игнатьевич и Василий Лукьянович дождались ее. Некоторое время шли
втроем. А когда она свернула к себе, мужчины продолжали путь по медленно
остывающему булыжнику. Иван Игнатьевич рассказал боцману об удивительной
птице колпице с расширяющимся книзу клювом, странным образом похожим и на
лопату, и на молоток. Василий Лукьянович в свою очередь объяснил Ивану
Игнатьевичу, как берет кефаль на Бирючьем острове, который и не остров
вовсе, а самый край длиннющей Федотовой косы. Уже прощаясь, Василий
Лукьянович сказал:
- Я чего спросить хотел, что это с Ксенией-то происходит?
Иван Игнатьевич смотрел не понимая.
- Эти ее разговоры о рояле, о том, будто играет она. Надо бы отвлечь ее
от мыслей этих. Какая уж тут игра, сами понимаете.
- Да что вы, Василий Лукьянович, - вздохнул Иван Игнатьевич облегченно.
- Подумаешь, рояль. Ну появился у Ксении Ивановны рояль. Ну играет она на
нем. Но ничего такого тут нет. А играет, между прочим, замечательно. Да
ведь Ксения Ивановна и женщина необыкновенная. Понимаете ли вы это? Вы
должны понять. Со мной тоже, скажу вам по секрету, удивительная история
вышла. Вот у вас, например, есть дома торшер?..
Потом, когда Иван Игнатьевич, махнув рукой, юркнул в свой переулок,
Василий Лукьянович замедлил и без того неторопливый шаг. Сейчас пройдет он
мимо глухого куба бойлерной с намалеванными на грязной стене спадающими
буквами ЦСКА, минует перевернутую урну у подъезда, откроет визгливую
створку с красной фанерной заплатой и станет подниматься, хрустя скорлупой
у мусоропроводной колонны с вырванными крышками. Он войдет в квартиру, где
делит стол и постель с женщиной, много лет назад пришедшей, чтобы досадить
другому (как и он привел ее, чтобы досадить Марианне и забыть ее плечи в
соленых каплях), да и оставшейся - стирать и стряпать, гасить в себе и в
нем вожделение и молчать, молчать, молчать. Он распахнет окно, выходящее
на крутой подъем к нефтебазе, где надсадно воют бензовозы, он откроет
окно, эх, дятлы-рояли, и высунется до пояса...
Иван Игнатьевич торопился. Он ждал сегодняшним вечером в гости Ксению
Ивановну. Она обещала прийти на ужин к половине восьмого. Иван Игнатьевич
летел домой. Сейчас он войдет к себе, отыщет кнопку среди корней, впустит
этот задумчивый свет, похожий на свет забытого фонаря в листве ночного
парка. И лишь две мысли слегка тревожили Ивана Игнатьевича. Во-первых,
дятлы селятся в дуплах, и гнезд никогда не вьют. И, во-вторых, он твердо
помнил, что серебряные кольца для салфеток мать продала сразу же после
войны.
Василий Лукьянович распахнул окно, выходящее на крутой подъем к
нефтебазе, откинул створки, эх, дятлы-рояли, и высунулся до пояса. Он
увидел красную глину азовского пляжа, вдохнул запах степи и моря, горечь и
соль коснулись губ. Там, где вода теряет прибрежную желтизну и сливается с
сине-зеленым небом, глаза схватили маленькую белую запятую - баркас чудака
или городского бездельника: какой серьезный рыбак выйдет в море в этот
час. Да и не ходят теперь рыбаки под парусом.
Но это был парус. А над ним, но ближе, на густо окрашенном холсте неба,
стремительную двойную линию выводила пара сизых точек. Чайки.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.07.2001 18:37
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг