бы стереть с мировой карты. А взамен написать: "Кладбище". Или "Осто-
рожно - радиоактивная зона".
Конечно, были поначалу и эксцессы. Бульдозерами сносили коммер-
ческие палатки, превращая в безобразный хлам зарубежное шмотьё. Тор-
говцев - били, говорят, многих забили насмерть. Но Державный Фронт,
естественно, сумел обуздать стихию. И когда спустя полгода после выбо-
ров в Преображенском соборе венчался на царство Государь, все поняли -
это, наконец, та власть, которая и впрямь от Бога. Та, которую тайком,
боясь произнести вслух, ждали и при красных, и при плутократах. Та,
которая родная своему народу. Власть, которая не колеблясь вычистила
из страны всю эту накипь - торгашей, бандитов, еретиков. Власть, кото-
рая вернула народу его веру.
И это тоже было непросто. И внутри Церкви оказалось немало людю-
шек недостойных, а то и прямых пособников Вершителей. И лишь когда но-
вый, назначенный Государем патриарх твердой рукой повёл церковный ко-
рабль, когда пришлось сменить едва ли не половину епископов, проверить
чуть ли не каждого приходского иерея - только тогда удалось вздохнуть
свободно. Но и то - тёмное наступление сменилось тёмной обороной, и
пришлось создавать Управление Защиты Веры - иначе бесовская сила неми-
нуемо взяла бы реванш.
А за интернатскими стенами все эти крутые дела были не так уж
видны. Многое, правда, изменилось. Убрали прежнего директора - зарвав-
шегося вора, любителя приглашать старшеклассниц в свой кабинет и вести
с ними долгие беседы о нравственности. Дверь он во время таких бесед
на всякий случай запирал изнутри. На его место пришёл Аркадий Максимо-
вич, мужик хоть и вспыльчивый, но прямой и честный. При нём, кстати
сказать, Голошубовская компашка притихла, и сильно притихла. А Григо-
рия Николаевича сделали замом директора по религиозному воспитанию.
Тот поначалу отказывался, говорил, что к такому не готов, но по бла-
гословению своего духовника всё же взялся за это дело. И взялся рьяно.
Открылся лекторий, приходил батюшка из храма Покрова Богородицы, вёл
огласительные беседы. Григорий Николаевич настоял, чтобы ходили лишь
те, кто хочет, силой чтобы никого не загоняли. Да и не пришлось бы за-
гонять - от интернатской скуки ещё и не за такое ухватишься.
Именно в том году, в мае 98-го, я принял крещение. Мы с Серёжкой
были одними из первых, глядя на нас, и другие потянулись. Жизнь стала
куда интереснее, в интернат пришли работать новые люди, совсем не те,
что раньше - не крикливые воспитатели, изображающие педагогическую ак-
тивность. Люди, которые любили нас - изломанных судьбой ребятишек.
Сбывались потихоньку те ночные слова Григория Николаевича.
Мы часто говорили с ним, и, странное дело, хоть и был он вдвое
старше, и заместитель директора, и так далее, а чувствовал я себя с
ним легко и спокойно, точно с мальчишкойровесником. Хотя, пожалуй, это
и не совсем так. Никогда я не распустил бы сопли при сверстнике, а он
- он был единственным человеком, при котором я не стеснялся своих
слёз. А слёзы - были, и не раз.
И потом, когда мне исполнилось шестнадцать, и пришла пора про-
щаться с интернатом... Тогда он и предложил мне поступать в Училище
при Управлении Защиты Веры.
- Понимаешь, Лёшка, - говорил он, барабаня тонкими пальцами по
столу, - защищать веру должны только добрые люди. Иначе это будет не
защита, а новая охранка. Там, в Управлении, это, слава Богу, понимают.
Не случайно отказались брать к себе бывших комитетчиков, хотя у тех и
опыт, и связи... Нельзя нам повторять прежние ошибки. Так что смотри
сам, но... Ты ведь и имя своё носишь не случайно. Алексей - защитник.
А защищать можно лишь чистыми руками.
Я не особо долго раздумывал. Новая жизнь вставала вокруг, на об-
ломках жестокой прежней эпохи, жизнь честная и добрая. А доброта - я
прекрасно понимал это - вещь хрупкая. Её нельзя дать в обиду тем злым
силам, что не исчезли никуда - лишь затаились по крысиным норам, гото-
вые в любой момент подняться и оплести страну кровавой паутиной. А
компьютеры, детская моя мечта - что ж, ради открывшейся мне веры можно
ими и пожертвовать.
Григорий Николаевич написал мне рекомендацию, и пошли курсантские
будни... На каникулы мне, в общем, некуда было податься, и я приезжал
в интернат - к Григорию Николаевичу и Серёжке. Серёжка был младше меня
на полтора года, и я не раз уговаривал его после школы поступать к нам
в Училище. Но он лишь вежливо кивал - хотелось ему совсем другого, ему
хотелось писать книжки. Тогда я про себя усмехался, думал - повзросле-
ет и забросит это дело, но нет, не забросил. Сейчас ему двадцать три,
а уже печатается в литературных журналах, в прошлом году вышел у него
сборник рассказов...
Что же до Григория Николаевича, то он неожиданно для многих вдруг
поступил в духовную семинарию, на заочное отделение. Меня это, правда,
не удивило - он давно ещё говорил мне, что думает об этом, но никак не
может решиться. Что ж, значит, переломил себя. Хотя я тогда подумал,
что одним священником больше, одним меньше - невелика разница, а с па-
цанами у него здорово получается, и ребятам вряд ли будет лучше, когда
он уйдёт из интерната. Но вслух говорить не стал - зачем расстраивать
друга?
Незаметно как-то пролетели пять лет занятий. Появилось много но-
вых друзей, впрочем, кое-каких врагов я умудрился нажить и там. А по-
том - выпуск, присвоили мне звание младшего поручика, откомандировали
сперва в Светлый Яр, но спустя год вернули в Столицу. Григорий Никола-
евич закончил семинарию, но там возникли у него какие-то сложности, и
сана ему не дали. О том, что же именно случилось, он не говорил. Лишь
улыбался грустно и предлагал ещё чаю. Так что пришлось ему возвращать-
ся в интернат. Не сказать, чтобы он слишком сильно жалел об этом.
Глава 6. Психодинамика в сарае.
Когда я пришёл на Заполынную, было ещё довольно светло. Правда,
рыжий солнечный шар уже укатился за изломанную черту горизонта, и воз-
дух заметно посвежел, появилась в нём некая особая прозрачность, что
бывает в сумерках после такого вот раскалённого дня. Все расстояния
чуть удлинились, контуры предметов сделались чётче, и самые далёкие
звуки слышались так же ясно, как и ближние - грохот уносящегося в сто-
лицу товарняка служил басовым аккомпанементом к назойливым птичьим
трелям, шум от невидимой глазу автострады наслаивался на музыкальную
мешанину - радио свиристело в каждом доме, а окна, по случаю жары,
открыты настежь. И как это местное население не боится комариных пол-
чищ?
Искать дом Званцевых мне не пришлось - старуха Кузьминична описа-
ла его более чем подробно. Я поначалу прошёлся под окнами - так, радио
работает, детский плач слышится - отлично, значит, не придётся цело-
ваться с замком. Был бы на месте ещё и юный оккультист... Впрочем, ос-
тавалось надеялся на лучшее.
Осмотревшись, я понял, как удобнее проникнуть на Званцевский ого-
род, раз уж по мистическим делам положено ходить между грядок. И, выж-
дав момент, когда поблизости никого не оказалось, скользнул на терри-
торию предполагаемого противника и начал осторожно пробираться к дому
между свежеполитыми огуречными грядками. Едва заметный ветерок шевелил
высокие стебли укропа, белели между тёмных, изрядно смахивавщих на ло-
пухи листьев пузатые кабачки. Будто исполинские яйца ископаемой птицы
Рух.
Идти было непросто - грядки разделялись лишь узенькими тропками,
и приходилось исхитряться, дабы не задеть какой овощ. Зачем устраивать
Званцевым лишние проблемы? Им и так многое предстоит.
Наконец я добрался до задней веранды и негромко постучал по стек-
лу, как учила Кузьминична. Три быстрых стука, четыре медленных. Конс-
пираторы... Естественно, пришлось барабанить и не раз, и не два, пока
не послышались в доме торопливые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге
обнаружилась высокая, не старая ещё женщина в каком-то неаппетитного
вида домашнем халате. Неухоженные, с тусклым отливом волосы свисали
неровными прядями - наверное, я вторгся как раз в момент причёсывания.
Несколько секунд она глядела на меня изучающе, потом осведоми-
лась:
- Тебе чего?
- Да вот, - кашлянул я, - Званцева мне нужна, Вера Матвеевна.
- Ну, я это, - кивнула женщина. - Что дальше?
- Я с поклоном к вам от Матвея Андреевича, - в горле у меня чуть
булькнуло, - ну, и со своей просьбой.
Женщина недоверчиво глядела на меня, что-то про себя решая.
- Вы нездешний, видно?
- Да вот, проездом я. Такие, значит, дела, - я сам не заметил,
как вошёл в роль простого парня-радиомонтажника Лёхи Бурьянова. - Мне
тут, понимаете, посоветовали.
- Кто посоветовал-то? - неприветливо поинтересовалась Вера Матве-
евна.
- Да старушка одна, Елена Кузьминична, знаете, наверное...
Что-то отразилось на лице женщины, то ли досада, то ли обрывок
какого-то надоедливого воспоминания.
- Ладно, чего на пороге стоять, - наконец решилась она. - Прохо-
дите в дом, там и потолкуем.
- И то дело, - шумно обрадовался я. - А то здесь, на улице, кома-
ры заели. Прямо упыри, а не комары.
И мы прошли в дом.
Впрочем, дальше веранды Вера Матвеевна меня не пустила. Щёлкнула
выключателем - и оголённая лампочка налилась тусклым рыжеватым сияни-
ем. Взору моему предстали необъятных размеров шкаф, не действующая,
судя по всеобщему запустению, газовая плита, круглый стол с подпилен-
ной ножкой - это у них, видать, местный стиль: столы калечить. Тем бо-
лее, осколок старины, сейчас такой редко где и встретишь. Громоздились
друг на друга несколько помоечного вида ящиков, пара раскладных стуль-
ев, когда-то роскошное, а ныне весьма изодранное кресло...
- Ну, в чём дело-то ваше? - не дав даже толком оглядеться, прис-
тупила ко мне Вера Матвеевна.
- Присесть можно? - поинтересовался я. И зря. Не успел маску на-
пялить, так она уже сползает. Пролетарий Лёха Бурьянов плюхнулся бы на
первое попавшееся седалище без всяких вопросов. Ладно, авось пронесёт.
- Садитесь, - женщина кивнула на стулья. - Только осторожно, по-
ломанные они слегка.
- Ничего, авось меня выдержат, - хмыкнул я, осторожно устраиваясь
на подозрительно всхлипнувшей мебели. - В общем, беда у меня, - начал
я пересказывать дежурную легенду. - Сын вот уже почти год как пропал,
Санька. Какая-то мразь со двора увела, искали, конечно, полиция, то-сё
- да без толку... Ну, короче, тут я проездом в Заозёрск, пару дней пе-
рекантоваться пришлось, вот, бабку встретил на базаре, она, значит, и
посоветовала к вам обратиться. Может, сказала, пацан ваш и чего суме-
ет.
- Бабка, значит, - краем губ усмехнулась Вера Матвеевна. - Она
жалостивая, бабка. Добрая... Посоветовала, значит, обратиться...
- Нет, ну какие дела, - вскинулся радиомонтажник Бурьянов. - Это
ж понятно, не за так, тут всё путём. Вот, возьмите, - я протянул ей
туго набитый конвертик.
Она, помедлив, осторожно взяла его и кивнув: "Подождите, я ско-
ро", скрылась в недрах дома. Я приступил к ожиданию.
Сейчас она, видимо, считает деньги. В таких делах главное - не
увлечься, не переложить бумажек. Лучше показаться скупым, нежели по-
дозрительно щедрым. Да и мне не след казёнными суммами разбрасываться.
Не последнее же это дело, а финансовый наш директор, Павел Юрьевич,
прижимист. Но, периодически сдавая ему излишки, можно растопить и нач-
финовское сердце.
- Ну ладно, - возвестила появившаяся на пороге Вера Матвеевна. -
Устрою я вам, чего просите. Но, сами понимаете, гарантий никаких. По-
лучится, не получится - как Бог даст.
- Оно понятно, - кашлянул я. - Никаких обид, всё путём.
- Идите за мной, - сказала женщина и отворила внешнюю дверь.
Мы вышли в огород, над которым, в незаметно опутившихся сумерках,
вились белые клочья тумана, и направились к темневшнму вдалеке сараю.
Я шёл осторожно, стараясь ступать след в след Вере Матвеевне. Оно и
понятно - радиомонтажник Бурьянов должен быть неуклюж, страдать кури-
ной слепотой и вообще изрядно нервничать. Это поручик Бурьянов умеет
бесшумно скрадываться в темноте, ориентироваться по еле слышным шоро-
хам и стрелять навскидку. А радиомонтажник ничего такого не умеет, он
парень безобидный. Ничего, недолго осталось мне им быть.
Распахнув скрипучую дверь сарая, она щёлкнула выключателем. За-
бавно - здешняя лампочка оказалась куда ярче, чем на веранде.
- Подождите здесь, - велела Вера Матвеевна. - Сейчас он к вам по-
дойдёт.
Она быстро, уверенной походкой зашагала к дому, а я, примостив-
шись на колченогий табурет, принялся ждать.
Вокруг лампочки крутилась всякая ночная живность - мотыльки, мош-
ки, жучки какие-то, и странные тени то и дело падали на некрашенные
брёвна стен. В глубине сарая до самого верха громоздились сложенные в
поленницу мелкие плашки дров, в дальнем углу торчали лопаты и тяпки, а
на усыпанном опилками и стружками полу в беспорядке раскиданы были
доски, брезентовые рукавицы и гнутые строительные гвозди. Сиротливо
жался возле двери помятый игрушечный грузовик, распаявшийся электри-
ческий чайник уставился на меня кривым носиком, словно хотел что-то
сказать.
Здесь, кстати, было довольно прохладно. Тоненькая моя рубашка,
днём казавшая едва ли не боярской шубой, сейчас совсем не грела, и по
коже мало-помалу начинали бегать мурашки. Зябкость расползалась повсю-
ду, и проникала сквозь кожу внутрь, в самую глубину. Мне вдруг захоте-
лось встать и уйти, незаметно проскочить огородом на улицу, а там, уже
не таясь, направить стопы к Никитичу. Где-то по пути, в безлюдном ка-
ком-нибудь уголке, вытащить кремовую мыльницу передатчика, набрать по-
ложенный код - и переслать успокоительный рапорт в Столицу. Оккультизм
не подтвердился, источник пребывает в старческом маразме, оснований
для беспокойства нет. И все дела. Проверять меня не станут, не столь
уж серьёзная ситуация, да и верят в Управлении поручику Бурьянову.
Только вот есть ещё такая штука - присяга называется. Не просто
так мы, первый выпуск Училища, в Покровском соборе целовали крест. И
не для того благославлял тогда нас владыка Пафнутий, чтобы сейчас я,
раб Божий Алексий, огородами бежал с поля боя. Пускай даже это поле -
полуразвалившийся сарай. Ведь если мальчишка в самом деле оккуль-
тист... В таком случае нам, Управлению, придётся драться уже не с ре-
бёнком, нет - с оседлавшим его злым духом. И сбежать сейчас - лишь по-
радовать беса.
Скрипнула тихонько дверь, и чья-то фигурка осторожно прошмыгнула
внутрь. Я поднял глаза.
На пороге стоял он - тот самый вчерашний пацан с пустыря, выру-
чавший свой мяч из цепких лап Фёдора Никитича. Белобрысая голова сей-
час, при электрическом свете, казалась чуть рыжеватой, а пятна ягодно-
го сока на футболке - наоборот, почти чёрными.
- Здрастьте, - пробормотал он, скользнув по мне настороженными
серыми глазами. - Мамка сказала, у вас дело ко мне.
- Привет, - благожелательно кивнул я, поднимаясь с табурета, -
тут случай такой, мне сказали, только ты сможешь помочь.
- А я вас, кажется, узнал, - протянул пацан, усевшись напротив на
дубовый чурбачок. - Вы вчера с этими были, с дядей Федей и дядей Сё-
мой. Мячик мне ещё пасанули, да?
- Было дело, - подтвердил я. Пора излагать дежурную легенду, а
там - посмотрим. Откашлявшись, я заговорил:
- Тут, парень, понимаешь, такая петрушка получается. Я-то вообще
случайно у вас в Барсове, проездом на Заозёрск, а эти, на вокзале не
дают прямого билета, пришлось тут до понедельника кантоваться, а ноче-
вать где-то надо, верно? Ну, я побродил по городу, поспрошал, а народ
у вас дикий какой-то, хорошо, на мужиков этих набрёл, на пустыре.
Пригласили они посидеть, ну, посидели, приняли, а Фёдор Никитич дядька
добрый, приютил меня на три ночи. А утром я тут с бабкой одной разго-
ворился, ну и... Слово за слово, язык развязался, она, в общем, поки-
вала-покивала, ну, и к тебе сходить посоветовала. Тебя, парень, как
звать-то?
- Мишка, - кивнул пацан, сосредоточенно отдирая от колена засох-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг