святого.]. Бэррот, тот стоял с тем самым ханжески-благочестивым видом, за
который Евгению не раз хотелось убить своего альтеруса на месте, а вот в
глазах маленького Филиппа отчего-то застыл ужас, наверняка его испугали
глаза Судии-Кастигатора.
Страшная икона, это так, трудно даже представить, что пережил древний
художник, если смог изобразить такое. Самое малое, смерть семьи на
собственных глазах от рук насильников и изуверов. Да и остальные найденные
фрески немногим лучше. Вот сбежавший куда-то мастер, начавший расписывать
пустые стены, был совсем другим. Добрая душа, хоть и печальная. Его святая
Рената и святой Эрасти полны не только грусти, но и любви. Интересно,
почему он ушел, не потому ли, что не мог вынести этой давящей тяжести?!
Завершали же работу богомазы, пусть умелые и усердные, но не создавшие
ничего особенного.
Повторяя знакомые слова, Евгений пробежал глазами законченные
буквально накануне фрески. Красиво, но не более того. Слава святому Эрасти!
Все! Он свое дело сделал. Теперь остается лишь стоять и слушать, как
Илларион повторит заключительную молитву, затем ее же прочитают младшие
клирики, вступит хор, и все. Можно будет выйти на улицу, под мрачное зимнее
небо. Евгений повернулся лицом к алтарю и приготовился пол-оры проспать с
открытыми глазами. Илларион начал молитву, и кардинал, как и было положено,
возвел очи горе, столкнувшись со взглядом нарисованного Кастигатора. Что-то
словно укололо в сердце, тяжесть стала нестерпимой. Евгений, не в силах
пошевельнуться, не то что крикнуть, наблюдал, как дивные фрески осыпаются,
уступая место неопрятным стенам, о которых говорил Сандер Эстре. Илларион
продолжал вдохновенно молиться грязным кирпичам, не замечая того, что по
стене побежали змеистые трещины, становясь все шире и шире, послышался
зловещий треск - храм был готов рухнуть, похоронив под своими сводами со
бравшихся. Илларион молился, хор пел, Евгений тщетно пытался их остановить,
но его не слышали. Тяжесть становилась все нестерпимей, но каким-то
немыслимым образом он, старый, больной и маленький, поддерживал своды
огромного здания.
Все бы успели выйти, если б поняли, что нужно бежать. Огромный кусок
кирпичной кладки под самым потолком рухнул, кого-то придавив. Раздался
вопль боли и отчаянья, но это не остановило ни хор, ни епископа, вместо
молитвы святому Эрасти начавшего молитву в честь Триединого. Раненые и
умирающие кричали и хрипели, жутким образом дополняя мелодию, Евгений
поднял глаза к дыре, надеясь на прощание увидеть хотя бы небо. Неба не
было, была какая-то опаловая муть, прорезаемая безумными разноцветными
молниями, а затем в проеме появилась закутанная в белое светящаяся фигура.
Скрестив руки, некто наблюдал за агонией. Сорвалась вниз огромная люстра,
наверняка убив на месте королевскую семью и Иллариона. Да, его голос смолк,
но хор продолжал петь. Евгений не удержался на ногах и рухнул на колени, не
в силах оторвать взгляд от фигуры в провале, озаряемой радужными вспышками.
Белый сделал шаг вперед, но на дороге у него встали трое. Двое мужчин
- седой и темноволосый и женщина с длинными светлыми косами. Белый сделал
шаг в сторону, давая дорогу Святому Ходу, молитва Калватору зазвучала
громче, но трое не отступили, лишь темноволосый обнял за плечи своих
спутников, замыкая живую цепь. Раздался грохот, образовался еще один
провал, в который вошел еще один Белый. Или тот же самый, но здесь его
остановить было некому! Нет! Защитник появился и здесь.
Шарло? Он же мертв уже восемнадцать лет. Неужели возвращаются даже
оттуда?! Треск агонизировавшего здания становился все сильнее, но те,
наверху, продолжали свой поединок, а хор - свою песню, уже ничем не
напоминавшую молитву. Грубый, жестокий напев, напев насильников, палачей,
мародеров, дорвавшихся до своей войны.
Глаза Евгения уткнулись в лиловый хитон. Он с трудом поднял голову и
увидел Иллариона, целого и невредимого, смотревшего на кардинала сверху
вниз со странным выражением. Так смотрят на букашку, которая не стоит даже
того, что-бы ее раздавили. Затем антонианец медленно повернулся и пошел к
центральной колонне, у подножия которой находился алтарь. Евгений не
сомневался, что сейчас произойдет. Илларион обрушит храм, похоронив под его
обломками всех, кто пока еще жив. Именно для этого он и собрал под его
сводами всех - от короля до нищих. Останавливать его некому, Евгений
попытался рвануться, но не смог даже встать. А Илларион был уже рядом, он
повернулся, на его лице не было радости, лишь хорошо известное Его
Высокопреосвященству чувство долга. Антонианец поднял посох, но его
перехвати чья-то рука в железной перчатке воина. Сандер Тагэре! Он все таки
здесь! Евгений с облегчением вздохнул, и все исчезло
Когда он открыл глаза, то увидел встревоженное лицо Жоржа Мальвани.
Сзади, кажется, были король и Илларион со своими всезнающими и одновременно
пустыми глазами. Нестерпимо болели левая сторона груди и спины и отчего-то
рука но это была живая боль. То, что он умирает, Его Высокопреосвященство
понял сразу. Его еще хватило, чтобы прошептать имя Жоржа. Епископ Доадский
склонился ниже, и Евгений как ему казалось, четко и громко приказал
уничтожить Иллариона и снести Храм Триединого. Или, если не получится, хотя
бы закрыть.
"Благословляю тебя на жизнь, сын мой, - шепнули побелевшие губы, -
сбереги Александра... Как угодно, но сбереги..."
Последние слова Его Высокопреосвященства епископ разобрал, но
первые... Ему почудилось имя Иллариона, но что хотел от антонианца
умирающий, Жорж Мальвани не понял.
2887 год от В.И.
Утро 11-го дня месяца Вепря.
Арция. Фей-Вэйя.
Ночь кончилась, а Шарль не пришел. Не пришел, как не приходил ни разу
за прошедшие девять лет, но Анастазия не знала, утратил ли убитый герцог
власть над ней или дело в том, что она не переступает запрет. Если бы она
была свободна! Но Тагэре держал ее на цепи, и она не была готова к тому.
чтобы эту цепь разорвать, хотя первый шаг был сделан. И именно поэтому она
так боялась прошедшей ночи, ночи, в которую некогда погиб ее бывший
возлюбленный.
Предстоятельница ордена святой равноапостольной Циалы вышла из своих
апартаментов и направилась в Зал Олею где на светлом дереве ее кресла
чернел отпечаток мужей руки, руки Шарля... Она не посмела его стереть, как
не смела покушаться на его кровь. По крайней мере, с помощью магии. Интриги
не в счет, да она в них и не вмешивалась. Все глупости Тагэре делали сами.
Кровь Арроев сильна, раз сумела разорвать даже узы Смерти. При жизни
Шарло не был магом, по крайней мере, магом осознающим свою силу и умевшим
ею пользоваться, но то что он сотворил во время Покаяния, разрушив
сильнейшие артефакты, подтверждало: герцог был страшным противником, и кто
знает, как изменила его Смерть, которую он укротил. Если бы не это, Филипп
уже сейчас стал бы Последним из королей Арроев, затем рухнули бы древние
запреты и над миром поднялась ЕЕ Звезда.
"Алая вернется на небо", - сказал Блаженный Эрик. Звезда цвета рубинов
святой Циалы - это, без сомнения, она, Анастазия, Предстоятельница ордена.
Она обретет великую мощь и власть, но для этого нужно низвергнуть голубую
звезду, звезду дома Тагэре. Не нужно пытаться понять, зачем. Таково
условие, и его следует исполнить. Темная звезда? Проклятый? До того, как в
Зале Оленя появился огненный отпечаток, она полагала их детскими сказками,
ОТТУДА не возвращаются. Но если вернулся Тагэре, может прийти и Проклятый.
Что ж, она тем более должна быть готова к схватке. Но сначала придется
уничтожить Тагэре, а она боится мертвого Шарля куда больше легендарной
Эстель Оскоры, упоминание о которой, скорее всего, означает лишь
наступление смутных времен, неизбежных, когда рушатся великие царства.
Размышления не помешали Анастазии обсудить неотложные дела с Цецилией
и взглянуть на новых послушниц. На первый взгляд ничего интересного, но она
на всякий случай переговорит с каждой. Когда приближаются сроки, нельзя
пренебрегать даже мелочами. Пришла сестра Мария, молча выслушала, что от
нее требуется, и ушла. Остается благодарить судьбу, наделившую дочь герцога
магией Крови, а мещанку силой воли и непомерной гордыней. Смешайся эти два
дара в одном сосуде, и Предстоятельница, чтобы спокойно спать, должна была
бы уничтожить возможную соперницу. Теперь же обе стали ее орудием.
Мария верна, потому что понимает: Ее Иносенсия поможет ей подняться на
самый верх. Возможно, она и отдаст ей ожерелье арцийской бланкиссимы. Со
временем. Но пока в Мунте останется Шарлотта, недальновидная настолько, что
поддерживает ненавидимую всеми стареющую королеву. Элеонора, взревновав к
мирийке, и впрямь обратилась за помощью к бланкиссиме, и у той хватило
глупости выдать скоропалительный брак Дариоло за свою удачу. Если
сумасшедший брат мирийки об этом узнает, о Шарлотте можно будет забыть, так
же, как о Дафне, но это потом. Сейчас эта дура нужна, и будет нужна, пока
на троне сидит король Тагэре...
Вилльо расшатывают трон Тагэре, и Повелитель слабеет.
Брат... Вряд ли это Жоффруа, скорее - горбун. Но на всякий случай
уйдут оба, а Дева... Молодая Кэрна сломлена, и она замужем за Бэрротом,
которому перепала малая толика крови Арроев.
Брак оказался удачным. Прознатчики доносят, что молодых невозможно
оторвать друг от друга. И это очень хорошо У Артура с Дариоло будут дети, а
страх за детей сделает ее еще более надежным орудием, не говоря о том, что
ребенок, в жилах которого сплетется кровь Арроев и Кэрна, сам по себе
находка для того, кто бросает вызов высшим силам. Шарль ничего не знает о
ее замыслах, да и как он мог узнать, если его кровь пока никто не тронул?!
Любопытно, что обо всем этом думает Мария? Хотя что она может думать, она
просто привезла вызванную из дома девушку в условленное место и ушла.
- Ее Иносенсия примет сигнора Бекко?
- Разумеется. Проси.
Воистину хорошие новости ходят рука об руку с плохими. Она и раньше
знала, что Орест владеет магией, но, судя по всему, источник, из которого
он черпает, не менее мощный, чем источник Оленя. И при этом проклятый
антонианец не связан по рукам и ногам. Или связан? О магии Скорбящих не
известно почти ничего, хотя ее страшатся все. Воистину нет худа без добра,
опасаясь Шарля, она не выдала себя Оресту.
- Бекко, прошу вас, постарайтесь раскрыть замыслы антонианцев.
- Слушаю Ее Иносенсию, но их следующий шаг очевиден. Лиловые [Клирики
Арции носят зеленое, кроме циалианок, чьи облачения белого цвета, и
антонианцев, предпочитающих лиловое.] поставили на Ифрану, значит, цель
Ореста - Оргонда, вернее, Марта Арцийская и маршал Мальвани. Они мешают
Ифране сговориться с Марком, значит, их попробуют убрать.
- Мы не будем вмешиваться, только смотреть. Но знать я должна все.
-
2887 год от В.И.
9-й день месяца Сирены.
Святой город Кантиска.
Клирики должны быть невозмутимы и спокойны, но по тому, как члены
конклава на мгновенье опускали глаза или, наоборот, подчеркнуто
проникновенно здоровались, Жорж Мальвани понял: золото Жозефа и связи
Клавдия свое дело сделали. Конклав изберет кардиналом Арции не того, кого
желал покойный Евгений, бывший чужаком среди церковников, а того, кто им
ближе, понятнее и к тому же озаботился заплатить. Или заплатили за него.
Хотя переступить через то, что и их желания могут быть не исполнены святым
отцом, нелегко, по крайней мере некоторым.
Мальвани бросил взгляд на своего соперника, как никогда напоминавшего
свинью. Лицо альтеруса то краснело, то бледнело лоб и нос блестели от пота.
Видно было, что, несмотря на предпринятые меры, в победе до конца он не
уверен. Да и как может быть уверена в чем-то продажная шкура, судящая обо
всех по себе? Сам Клавдий вполне мог взять деньги у обеих сторон, а голос
отдать кому-то одному. Забавно, Жорж Мальвани не сомневается в своем
проигрыше, а Клавдий не уверен в выигрыше. Кардиналы и Предстоятели, хоть и
решились поддержать ставленника Жозефа, чувствуют себя не в своей
тарелке... Веселое зрелище явила б сегодня Церковь Единая и Единственная
Антиподу и его смрадным прислужникам, если б они и вправду существовали.
Тяжелые, украшенные Посохом и Плющом [Посох, обвитый Плющом, - символ
Церкви, символизирующий опору, которая необходима всем - и людям, и
растениям.] двери распахнулись, возвещая скорое появление Архипастыря.
Иаков был на редкость величественен, но на этом его достоинства и
кончались. Жорж поймал себя на том, что смотрит на собравшихся глазами
Обена Трюэля. Занятно, что бы сделал восьмидесятидвухлетний интриган,
окажись на его, Жоржа, месте? Победить Клавдия нельзя, но... Глаза епископа
Доадского весело блеснули. Он понял, что сейчас скажет.
Иаков торжественно водрузил свое внушительное тело в кресло
Архипастыря и густым, проникновенным голосом сообщил возлюбленным братьям и
сестре о цели встречи. Затем, согласно обычаю, говорил претендент на
кардинальскую мантию. Случаи, когда на оную было более одного претендента,
можно было перечесть по пальцам. Воля Евгения была выражена предельно ясно,
но арцийская бланкиссима Шарлотта и Предстоятель антонианцев Орест назвали
другое имя. Жорж не сомневался, что Иаков постарается сделать хорошую мину
при плохой игре и первым получит слово избранник покойного. Так и
оказалось.
- Возлюбленный брат наш Георгий, - глаза Архипастыря изливали
прямо-таки неземную любовь к стоящему перед ним ближнему, - мы знаем, что
вы были одним из ближайших сподвижников почившего кардинала арцийского. -
"Одним из", - Жорж едва удержался от того, чтобы расхохотаться.
Да, "одним из", если иметь в виду Обена Трюэля или Сандера Эстре. Если
же говорить о клириках высокого ранга, каковые имелись в виду, то Евгений
ладил только с ним, а альтеруса иначе, как навязавшейся на его голову
свинищей, не называл. Не прошло и месяца после смерти Его
Высокопреосвященства, как Клавдий превратился в ближайшего соратника, а
Жорж Мальвани в "одного из". Ну что ж, брат Анри говорит, что, если не
можешь разбить противника, отходи, спасая армию для нового боя.
Дождавшись конца проникновенной речи Архипастыря Жорж Мальвани, он же
Георгий, епископ Доадский, обозрев собратьев с той же неземной любовью, что
и Его Святейшество, произнес с невыразимой нежностью в голосе:
- Возлюбленные братья! Я не перестаю оплакивать Его
Высокопреосвященство. Его уход - невосполнимая утрата как для Церкви нашей
Единой и Единственной, так и для обожавшей своего пастыря Арции. - "Вот
вам. Ешьте! То бишь вздыхайте и опускайте очи долу, скорбя об умершем". -
Увы. Евгения заменить трудно. Слишком велик груз, который падет на плечи
его преемника, и я не чувствую в себе силы удержать его. - Собравшиеся в
Зале Плюща клирики не поверили своим ушам, но Жорж продолжал как ни в чем
ни бывало: - Я был избран Его Высокопреосвященством, когда Арцию раздирала
междоусобная война, а я, недостойный, более, чем другие братия,
приспособлен к воинскому служению. Но сейчас на королевство снизошел мир.
Власть короля Филиппа крепка, его наследники здоровы, и Арция не испытывает
потребности в пастыре-воине. Лишь на Севере, на границе Фронтеры, Арции,
Эскоты и Гвар-Набота, льется кровь.
Герцог Ра-Гвар, отложившийся от Эскоты, но признавший главенство
Арцийского королевства, в дурных отношениях с Его Высокопреосвященством
Неонилом. Его земли далеки от Данлеи, весьма обширны и отделены от Эскоты
владениями графа Лидды, подверженного старинным суевериям, чтобы не сказать
таянской ереси. Я прошу конклав освободить меня от непосильной тяжести и
дать мне право служить Церкви Единой и Единственной там, где мои
способности пойдут на пользу Творцу нашему.
Я смогу договориться с местными владетелями и дать отпор таянской
ереси. Если потребуется - с мечом в руках. Но не мне быть миротворцем и
блюстителем благонравия и веры в Арцийском королевстве.
Только произнеся последнее слово, Жорж рискнул поднять глаза и увидел
то, что и надеялся. Клавдий был откровенно и пошло счастлив, да и прочие
клирики не скрывали своего облегчения. Как же, святым отцам не нужно ни
идти против традиций, ни возвращать свои взятки, а далекий Гвар-Набот, а
Лидда лежащая на задворках Благодатных земель, их мало волнуют.
Эскотский кардинал, трусоватый и ленивый, явно рад навсегда избавиться
от Лося и особенно от Лидды, а Архипастырь явно набирает в грудь воздуха,
чтоб произнести длинную и умную проповедь на тему скромности и
здравомыслия, украшающих и рабов Божиих, и служителей. Мальвани не
сомневался: в данное мгновенье его и вправду здесь любят все или почти все.
А подвох... О нем догадываются разве что Орест и циалианка, но против
конклава они не пойдут, а конклав решение принял.
Да, этой парочке его речь, похоже, не по вкусу, особенно Анастазии, но
Иаков уже начал свое поучение, после которого может быть лишь один исход...
Вечером на плечи Жоржа Мальвани легла зеленая мантия кардинала
Гвар-Наботского и Лиддского. Он сохранил свою "армию" от неизбежного
поражения. Формально все кардиналы равны, хотя тон в конклаве задают
арциец, ифранец и антонианец. Но это неважно. Клавдий - трус и ничтожество,
он никогда не полезет на Север, будет крутиться в столице, норовя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг