Святой Эрасти, она же дрожит как в лихорадке. Бедная девочка. Неужели
она его боится? Нет, скорее чувствует свою вину, а в чем она виновата? В
том, что он родился уродом, а Артур - красавцем? Или в том, что она
тосковала в одиночестве и влюбилась в раненого рыцаря с оленьими глазами?
Если б только эти раздушенные куклы куда-то убрались, хотя бы на десятинку,
он бы ей сказал, что ни в чем ее не винит и желает ей счастья. Он
по-прежнему ее любит и будет любить, и он благодарен ей за прошлое. А Шарло
и Катрин останутся у него, пусть она не волнуется за них.
- Вы вся дрожите, сударыня, - Александр Тагэре мягко улыбнулся, - еще
бы, такой день! Я уверен, все пройдет просто замечательно, и вы будете
счастливы. В каком храме назначено венчанье?
- В... В храме Триединого. Нас обвенчает епископ Илларион в
присутствии бланкиссимы.
- Вот как? А почему не у эрастианцев?
- Потому что...
- Монсигнор, - вмешалась герцогиня Бэррот, - храм Триединого - любимый
храм королевы, вы же знаете, что Ее Величество...
- Да, конечно, на Севере я о многом позабыл, - Тагэре учтиво поцеловал
поясную ленту Гертруды, - позвольте принести мои поздравления и вам.
- Ах, монсигнор, мы так вам признательны. Девочка сама не своя из-за
брата, ваше появление стало спасением для всех нас.
- Милая Дариоло, - Гертруда, не ведая того, ему подсказала, что и как
говорить, - я говорил с Рафаэлем, он передает наилучшие пожелания тебе и
Артуру, но сам, к сожалению, быть не может. Я постараюсь заменить его.
Уверяю тебя, все в порядке.
- Спасибо, - пролепетала Даро, пытаясь поймать его взгляд. Хорошо, что
они не одни, иначе он сказал бы ей то, о чем бы жалел всю жизнь. Сандер
поймал себя на том, что хочет схватить Даро на руки и увезти туда, где нет
ни прекрасны рыцарей, ни королевских иглециев, ни разряженных дам. Раз в
жизни стать разбойником и тираном, бросить вызов судьбе, отобрав свою
женщину у всех красавцев мира, и будь что будет!! Нет, он не имеет права
приносить в жертву Даро и ее любовь, да и Артур ни в чем не виноват.
Твое время ушло, Александр Тагэре, смирись с потерей. Став рыцарем, ты
принес присягу служить своей даме, не прося ничего в награду, а клятвы
нужно исполнять. Верность тебя обязывает, Сандер. И она же делает тебя
стойким.
- Сигнора, прошу опереться на мою руку, нам пора.
В увитой цветами карете, тащившейся медленнее, чем на похоронах, они
оказались рядом, и ему показалось, что Даро придвинулась к нему ближе, чем
следовало. Сидевшая напротив Гертруда Бэррот без умолку тараторила, и
Александр мысленно благодарил пышнотелую сигнору за то, что она избавила
его от необходимости говорить.
Наконец заполненные любопытствующими улицы кончились, и кавалькада
въехала в ворота Духова Замка. Александр не бывал здесь с того самого дня,
когда Филипп окончательно рассорился с Раулем. Пожалуй, хорошо, что обряд
совершит Илларион в храме, который напоминает лишь о предательствах и
потерях. Евгений слишком много знал и понимал, а Сандер не хотел утешений
даже от него и Жоржа.
Когда он подал Даро руку, то невольно слегка сжал ее пальцы. Если бы
она ответила, он бы за себя не поручился, но невеста с выражением восковой
куклы приняла предложенную помощь. Окруженные множеством девиц с цветами в
волосах, они вошли в храм. Одновременно другие двери пропустили жениха,
друзьями которого были ничего не подозревающие "волчата".
С Артуром они встретились посредине храма на специально разостланном
зеленом ковре. Жених преклонил колено, готовясь выслушать напутствие
Иллариона и с восторгом смотря на невесту. Он любил ее, в этом не было
никакого сомнения. Любил и был счастлив. Лица Дариоло Сандер не видел, но
не сомневался, что оно светится тем же внутренним светом. Он больше не мог
смотреть на Артура и перевел взгляд На Иллариона, который приготовился к
первой части церемонии. Сейчас клирик пробормочет несколько молитв, невесту
передадут жениху, и они рука об руку пойдут к Небесным Врагам, которые
распахнутся, когда они поднимутся на Возвышение.
Илларион молчал, пока служки торопливо зажигали свадебные свечи, а
возглашалыцики усердно размахивали кадилами. За десять лет епископ Мунтский
нисколько не постарел, его аскетическое лицо было все так же сурово и
значительно, а Пронзительные глаза могли смутить любого. Александру
показалось, что клирик хочет, чтобы он опустил взгляд, и в обычный день
Эстре так бы и поступил. Сердить представителя одного из сильнейших орденов
незачем, да и сам Илларион мог вогнать в дрожь кого угодно. Но сегодня
Сандер был рад бросить вызов хоть кому-нибудь. Самоуверенный клирик
самочинно присвоивший себе право судить и осуждать решил испытать свою
власть на сыне Шарля Тагэре? Пусть попробует!
Александр знал, как антонианцы преследовали безобидных знахарей и
медикусов, а тех, кто пользовались их услугами обдирали как липку.
Равнодушный к церковным догматам, герцог не терпел ханжества и лицемерия и
видел в борьбе с Недозволенной магией лишь желание пополнить свои закрома и
утвердить свою власть. Евгений антонианцев не терпел, и в Арции они вели
себя смирно, но от этого ни их храм, ни его настоятель не становились
приятнее.
Глядя в лицо Иллариону, Сандер чувствовал его удивление и нарастающую
злость, но не отводил взгляда. Странное дело, он забыл даже о своем
несчастье, сейчас главным было не опустить глаз перед лицом великой силы,
требующей покорности и смирения. Храм с его обшарпанными стенами, на
которых он так и не увидел святых ликов, куда-то исчез. Александру
казалось, что он стоит один на обдуваемой всеми ветрами горной вершине,
удерживая на плечах чудовищный груз, а на его жалкие потуги смотрит кто-то
всезнающий и всевидящий.
Герцог чувствовал снисходительную жалость, его готовы были простить,
если он смирится и отречется... от чего? Он должен бросить свою ношу и с
открытым сердцем предстать пред высшим судией. Его ноша... Сандер посмотрел
вверх, там не было ничего, кроме неба, но это же абсурд, не может же он
держать на плечах небесный свод?! Но почему тогда ему так тяжело, почему
кто-то, вперивший в него свой взгляд, требует покорности? Зачем это тому,
кто зажигает и гасит звезды и вдыхает жизнь в песок и глину? Почему он
требует отречений и предательств во имя свое? Гордость - то немногое, что у
него осталось, что позволяет ему жить и дышать, зачем всесильному зрелище
чужого унижения?!
Раболепие ходит рука об руку с предательством. Если ты всесилен,
оставь мне, и так лишенному всего, мою гордость и мой долг, а если моя
гордость унижает тебя, так ли уж ты силен и мудр? Кажется, он выкрикнул это
в молчащую пустоту и... вновь оказался в мунтском храме. Перед ним стоял
епископ Илларион, о его руку опиралась женщина, которую он любил и которая
уходила к другому. Горели свечи, плыл горько-сладкий аромат атэвских
курений...
Возглашалыцики уже сделали свое дело, свечи были зажжены, молчание
затягивалось. Илларион понял, что, играя в гляделки с герцогом Тагэре,
рискует вызвать удивление и, опустив глаза к Книге Книг, начал обряд.
Александру показалось,, что с его плеч свалился огромный груз, зато
вернулась память, а с ней нахлынула и боль, но он выдержал. Когда пришла
пора подвести Дариоло к Артуру, герцог улыбнулся, заставляя собравшихся в
храме почтенных матрон вздыхать о погибшем восемнадцать лет назад Шарле
Тагэре. Отец Александра, как никто, умел идти по жизни с обаятельной
улыбкой, какие бы кошки ни рвали в клочья душу.
2887 год от В.И.
12-й день месяца Волка.
Арция. Мунт.
Сандер вложил ее руку в руку жениха, и жизнь кончилась. Она до
последнего надеялась на чудо, на то, что кто-то придет и спасет ее или хотя
бы убьет. Но ее заваливали подарками и поздравлениями, замужние дамы
ласково намекали на то, что ночью ей предстоит стать женщиной, девицы
смотрели с завистью и пугливым любопытством, мужчины откровенно любовались
ее красотой и подмигивали Артуру. Умом Дариоло понимала, что жених ни в чем
не виноват, что, не будь его, она отдалась бы еще кому-нибудь, и все равно
ненавидела. Если бы Александр сделал хоть что-то! Но он отвел ее к алтарю и
ушел.
Дариоло никогда не забудет, как время словно бы замерло. Свечи
зажигали бесконечно долго, сизый дым поднимался слишком медленно, а
Илларион молчал, глядя мимо нее. Он смотрел на Александра, словно давая
время что-то изменить, Потом епископ очнулся и начал молитву-поучение.
Затем были Другие молитвы, переплетенные с вопросами и ответами. Они с
Артуром опускались на колени и вставали, менялись кольцами, пили из одной
чаши, переступали через три цепи, но это ничего не значило, потому что не
было любви. В Старом Дворце не было клириков, но произнесенные слова шли от
сердца.
Мирийка подняла глаза на знаменитые фрески, но в ликах Триединого не
было ни добра, ни прощения, ни любви, а лишь злобная радость, хотя, видимо,
дело было в бликах свечей и сероватой дымке. Дариоло торопливо отвернулась
от показавшихся страшными икон. Не бояться! Так велел ей во сне человек,
похожий на Рито, но она испугалась и потеряла все. Александр простил,
пришел и помог, но лучше бы он ее возненавидел, как Рафаэль! Даро не
обольщалась, она знала брата и помнила, что тот сказал, прочитав письмо
отца. Рито от нее отрекся, у нее нет никого, кроме нелюбимого мужа.
А свадьба продолжалась. Бэрроты не поскупились, да и Его Величество
Филипп сдержал слово. Король не знал, что данная им от чистого сердца
клятва стала для нее роковой. Филипп Тагэре выдавал замуж находящуюся под
его покровительством Дариоло Кэрна, как принцессу. После венчания было
шествие по городу, малый турнир, в котором "волчата" галантно уступили
первенство брату жениха, и роскошный затянувшийся за полночь пир. Серьезная
грусть невесты умиляла и трогала, Артур сиял, как новенький аур, пол был
усыпан розовыми лепестками, вино лилось рекой, а повара Его Величества,
Бэрротов и барона Обена устроили свой турнир, к полному восторгу гостей.
Александр Эстре пил и шутил наравне со всеми. Несколько раз Даро
ловила на себе серый взгляд, если бы она могла сказать правду! Но ее
молчание - это его жизнь, за которую она платит самую страшную цену. Когда
к ней подошла сигнора Гертруда, Дариоло не сразу поняла, чего от нее хотят,
а поняв, покорно встала. Замужество - это не только глупые обряды, но и
кое-что другое. Провожая невестку в спальню, свекровь торопливо объясняла
ей то, что Даро давным-давно знала. Сейчас она будет опозорена, но какое
это имеет значение? Она молча кивала, и графиня, на прощание поцеловав
деточку в лоб и посоветовав не бояться и предоставить все Артуру, вышла. С
ненавистью глядя на огромную кровать, Дариоло с помощью вошедших камеристок
переоделась в рубашку, по пышности более похожую на бальное платье, и
распустила и расчесала волосы. Затем ушли и служанки, и молодая осталась
одна. Она не была пьяна, но перед глазами все плыло и качалось, аромат
украшавших спальню белых лилий и алых роз вызвал тошноту, а пламя розовых
свечей казалось тусклым и холодным, как взгляд змеи.
Где-то здесь, среди цветов, фруктов и драгоценностей, прячутся чужие,
недобрые глаза, которые должны увидеть, как она станет женой Артура
Бэррота. Она должна вытерпеть все и убедить мужа и бланкиссиму, что с ней
все в порядке. Хотя одну из ее тайн Артур узнает.
Он имеет право ее отвергнуть, потому что она не девственница. И
хорошо, если так и случится, хотя за ее позор придется платить Рафаэлю. Он
наверняка убьет Артура и, видимо кого-то из Вилльо. Ну и пусть... Ей одна
дорога - в обитель кающихся грешниц. Стоило бежать из Мирии, чтобы угодить
в капкан в Арции?
Даро не знала, сколько она просидела, безвольно уронив руки и глядя
перед собой. Она не обернулась даже на стук двери хотя прекрасно знала, кто
и зачем пришел. Наверное, нужно было что-то сказать, но что? Лгать у нее не
было сил, а правда убила бы Александра.
Когда Артур упал перед ней на колени, осыпая руки жены поцелуями, она
едва удержалась от крика. Его любовь стала еще одним камнем на ее шее.
Видимо, нареченный принял ее сдержанность за стеснительность и
неискушенность. Ничего, скоро он убедится, что это не так... Даро,
пробормотав просьбу задуть свечи, позволила себя раздеть. Спасительная
темнота немного притупила ужас и отвращение от чужих ненужных рук. Однажды,
еще до своей любви, она чуть было не стала жертвой насилия, но пережитый
тогда страх был лишь бледной тенью в сравнении с бездной отчаянья, в
которую она летела сейчас. Александр Тагэре спас ее от графа Аганнского,
теперь ее никто не спасет...
Ласки Артура становились все настойчивее, и тут произошло самое
страшное. Тело Даро ответило на призыв. Про молодого Бэррота не зря
говорили, что он умеет обращаться и с мечом, и с женщинами. Извиваясь в
ставших вдруг желанными объятиях, Дариоло ненавидела себя, пока страсть не
захлестнула ее с головой. Это превратилось в какое-то безумие, вобравшее в
себя всю безысходность последних кварт, все невыплаканные слезы,
невысказанные слова, сдержанные порывы. Даро кусалась и царапалась, как
кошка, бесстыдно требуя все новых и новых ласк, пока, вычерпанная до дна,
не упала на смятые простыни. Артур лег рядом, прижав ее к себе. Он о чем-то
говорил, но она не слушала, переживая свое окончательное поражение. Если б
она испытала отвращение и боль, это было бы справедливо, ее страдание на
брачном ложе в какой-то степени искупало удар, нанесенный Александру. Но
она его предала еще раз, ответив Артуру. И предаст снова. Она никогда не
разлюбит своего герцога, но, если муж ее не отошлет, каждую ночь будет
изменять любви, раз за разом перебивая и свою потерю, и свое ничтожество. И
этому не будет конца.
Артур встал, она равнодушно следила за его движениями, пока он не
вернулся с кинжалом. Неужели он убьет ее, как падшую женщину, не имеющую
права назваться графиней Бэррот? Святая Циала, спасибо тебе! Мирийка с
просветлевшим лицом повернулась к мужу, ожидая удара, но тот вонзил кинжал
себе в плечо.
- ...ничего не бойся, я все устрою. Им нужна кровь на простынях,
сейчас она у нас будет. Теперь я понимаю и почему вы с братом бежали, и
почему ты колебалась, но мне нет дела до твоего прошлого. Ты меня любишь,
теперь я в это поверил, а я... я тебя обожаю.
Даро в изнеможении закрыла глаза, но Артур решил, что ее просто
испугал вид крови.
Нэо Рамиэрль.
Любому, кто взглянул бы на Романа, стоящего на Львиной Террасе, стало
бы ясно, что ему смертельно скучно. Внизу, в своем логове, возилось и
скулило отродье Тьмы, дальше к небесам взлетали струи многочисленных
фонтанов и фонтанчиков, на которые любовались прекрасные статуи.
Прекрасные, хотя их совершенным чертам недоставало той жизни, что ощущалась
в творениях Клэра. Рамиэрль Звездный Дым из Дома Розы лениво наблюдал, как
по центральной лестнице поднимались Солнечные в траурных осенних одеяниях.
Затем слуга привел двух белоснежных жеребцов, а из боковой двери
выскользнул Аддар в зеленоватом дорожном плаще. Полуденная Песнь вскочил на
коня и направил его к воротам, однако не успел поравняться с фонтаном, как
его, почтительно поклонившись, остановил высокий эльф с очень светлыми,
почти белесыми волосами.
Роман не слышал, о чем они говорили, но Аддари с недовольной миной
спешился и пошел с белобрысым. Затем внезапно вернулся и с упрямым
выражением на безупречном лице отвел коней к малому крыльцу. Роман лениво
проводил их взглядом и собрался было вернуться к созерцанию фонтана, когда
к нему подошел Тэноллиан, которого замечтавшийся Лебедь, разумеется,
заметил не сразу.
- Мои приветствия прекрасному Рамиэрлю. Я приглашаю вас в Янтарный
чертог.
- Я благодарю радушных хозяев, - надеюсь, он слишком самодоволен,
чтобы понять насмешку, - но вряд ли ожидаемое зрелище способно возрадовать
сердца. Я предпочел бы остаться здесь.
- Мягкосердечие в годы мира следует отнести к достоинствам, но брат
мой полагает, что, узрев Бездну, ты многое откроешь для себя и утвердишься
в Свете.
Очень тонкое предположение, похоже, они взаимно держат собеседника за
недоумка. Однако Тэноллиан ошибается, Рамиэрль не намерен отправляться в
Бездну даже ради их с Ильгэйбэ удовольствия. У него слишком много дел дома.
Спасибо Адлеру, он знает, чего и когда ждать. Нэо учтиво поклонился.
- Если Солнечный владыка полагает, что мои долг увидеть казнь, я ее
увижу. Мой родственник приглашен? Он слишком молод...
- Благородный Норгэрель уже в чертоге.
- Я готов, - значит, Норгэреля все же решили убить. - Но не скажет ли
светорожденный Тэноллиан, что означает...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг