Тагэре?
Глаза Сандера вспыхнули и погасли. За себя он был готов поручиться, но
Филипп? Примет ли брат эти условия? Не откажется ли от своего слова?
- Сигнор Жавер, я могу поклясться в одном. Я сделаю все, чтобы убедить
брата, и я клянусь честью, что, если Его Величество захочет иного, вы об
этом узнаете первым. Даже если...
- Даже если это приведет к ссоре. Мне довольно твоего обещания, думаю,
Рорику тоже. Мои воины готовы. Мы вместе пойдем к Данлее и поговорим с
Джакомо. Если Филипп Тагэре чего-то стоит как король и мужчина, он тебя
послушает, а нет, ты в этом не повинен. В этом доме ты всегда найдешь
друзей и помощь, что бы с тобой ни случилось. Ты не спрашиваешь с меня за
Эльту, но я себе ее не простил и не прощу А жизнь справедлива. Какова бы ни
была вина, она дает возможность искупить ее перед собой и вечностью. А
теперь вернемся, нас уже заждались.
2887 год от В.И.
10-й день месяца Собаки.
Арция. Мальвани.
Тоскливый собачий вой разорвал ночную тишину, и Даро торопливо
вскочив, подбежала к окну. Так и есть! Белая собака покрупнее эллской
борзой сидела на крыше флигеля и выла, задрав узкую морду к закрытой
облаками луне. Самым страшным было, что ее видела и слышала только она.
Белая собака не оставляла следов, она непонятно каким образом забиралась на
крышу, куда и кошке было трудно влезть, и сразу же пряталась, стоило
позвать на помощь. Но она была, в этом Дариоло не сомневалась. Это не было
ни сном, ни сумасшествием. Белая собака подбиралась все ближе и ближе.
Мирийка не сомневалась, что на самом деле это Дафна, вернувшаяся, чтобы
отомстить. Именно поэтому ее никто не видит. А Рито и Сандер далеко.
Первый раз Дариоло услышала о белых собаках от Миранды и страшно
испугалась, вспомнив Мирию и смерть Рено, но потом поняла, что тревога была
ложной. Псов было много, их видела герцогиня, и они больше не показывались.
Нет, то были обычные собаки, хоть и светлые, а эта... Первый раз она ее
услышала вскоре после Нового года. Донесенный ветром отдаленный вой был
едва различим, но сердце Даро стянуло ледяным обручем. Она разбудила
Миранду, они просидели вместе до рассвета, вслушиваясь в каждый шорох, но
больше ничего не произошло. Утром герцогиня объяснила, что или ей все
приснилось, или какой-то незадачливый пес и вправду малость повыл, в чем
нет и не может быть никакой беды. Дариоло почти успокоилась, тем паче
больше кварты все было спокойно, а потом началось. Всякий раз ближе и
ближе. И ни одна живая душа ничего не замечала.
Она попробовала написать Александру, но отчего-то на хаонгский лист
ложились лишь расплывающиеся от слез просьбы о том, чтобы он скорей
приехал. Он и примчался, бросив армию на Игельберга, но... собака исчезла.
Исчезла не только из ночей, но и из памяти. Даро ЗАБЫЛА о ней, а когда
Миранда поведала Александру о ночных кошмарах его возлюбленной, та сначала
ничего не поняла, а потом, к всеобщему облегчению, призналась, что обо всем
забыла. Когда рядом был Сандер, все было хорошо, но он вернулся на свою
войну.
"Филипп позволит нам пожениться, ведь взамен я отдам ему Данлею", -
сказал он на прощание. Сандер был уверен в успехе и, когда он был рядом,
Даро не сомневалась, что так и будет. Но Александр уехал, а на следующую
ночь все началось сначала...
Дариоло молилась, ставила свечи святой Циале, жгла отвращающие зло
травы, клала под подушку необработанный аметист и цветы иммортелей. Не
помогало. Миранда ей сочувствовала, хотя была уверена, что ее подопечную
терзают кошмары, а собака подходила все ближе. В ночь, когда Даро ее
увидела - белое мерцающее пятно у замковой стены, у нее начались схватки.
Роды прошли благополучно. Девочка родилась здоровой, но роженицу
преследовал собачий вой, которого не слышал никто из суетившихся рядом
женщин. Когда ребенка унесли все к той же Люсьене, все еще не отнявшей от
груди маленького Шарло, Даро уснула и увидела Дафну. Циалианка смотрела на
нее с тем же вожделением и уверенностью, что и в день, когда Рито ее
прикончил. Больше Дариоло не запомнила ничего, ее била лихорадка, а приходя
в себя, она видела то озабоченное лицо Миранды, то воющую за стенами Малве
белую бесхвостую суку. Это был бред, ведь она не вставала с постели!
Герцогиня привела старую травницу, счастливо избежавшую лап синяков,
остерегавшихся портить людям жизнь севернее Фло. Старуха, недоверчиво глядя
на медикуса, объявила, что Даро испортили и что ей не будет покоя, пока у
того, кто это сделал, не отберут заговоренный талисман или пока он не
добьется того, чего хочет от своей жертвы. Медикус заявил, что нечего
верить полоумной старухе. Даро с ним согласилась. Кто мог желать ей зла,
кроме Дафны, а та умерла.
От родов она оправилась быстро, но, едва лихорадка прошла, проклятая
собака исчезла из бреда, чтобы являться наяву. Сначала она проникла в
первый двор, а потом стала взбираться на крышу флигеля. Два раза молодая
женщина будила Миранду, но они видели лишь черепицу, то освещенную луной,
то мокрую от дождя. Герцогиня решила спать со своей подопечной в одной
комнате, но Дафна укрылась в снах, и это было еще страшнее. Дариоло,
бессильная что-либо изменить, не способная даже шевельнуться, видела, как
циалианка подходит все ближе, а ее отвратительные черты все время меняются,
превращаясь в чудовищную насмешку над лицами отца. Рито, Сандера. Дариоло
просыпалась в холодном поту, долго лежала с открытыми глазами, а потом
решила, что кошмар наяву лучше, чем во сне, и сказала Миранде, что будет
спать одна.
Собака вернулась не сразу, две или три ночи Дариоло провела спокойно,
а потом вновь раздался угнетающий душу вой. Женщина стояла, глядя на
призрачного пса, и не знала что ей делать. Рито бы на ее месте попробовал
убить циалианку еще раз, но Даро никогда не была столь смела. Молодая
женщина отошла от окна и села на постели, обхватив голову пуками. Проклятый
вой не смолкал ни на мгновенье, убивая и волю, и способность мыслить,
оставляя лишь страх, топкий и бездонный, как болотная трясина. Стуча
зубами, Даро попробовала помолиться, но знакомые с детства слова путались и
тонули в нарастающем ужасе. Она не смогла вспомнить ни "Творец всезнающий и
всемилостивый", ни "Эрасти светлый и милосердный, смертию своею души
усомнившиеся укрепивший".
Детская молитва равноапостольной о добрых снах тоже куда-то канула,
Дариоло попробовала вспомнить хотя бы ее, но отчего-то из памяти всплыли
другие слова, чужие и непонятные: "За мойрэ дека не каллон гобъердо де вье
сайта квэ нанос авеназа..."
Губы Дариоло услужливо повторяли то, что приходило в голову, и с
каждым словом приходило облегчение. Отчего-то она закончила не обычным для
всех молитв "арде", а ничего не означавшим "Ло", утонувшем в мягкой тишине.
Собака замолчала, а Даро внезапно поняла, что делать. Нужно уехать из
Мальвани, и все наладится! Главное - добраться до Мунта, и она будет в
безопасности. Если бы мирийку спросили, откуда в ней такая уверенность, она
бы не смогла ответить, но единственным спасением для нее была столица...
2887 год от В.И.
12-й день месяца Собаки.
Арция. Мальвани.
Артур Бэррот опустился на одно колено и поцеловал руку жене маршала
Мальвани. Тот, кто наблюдал за грациозными и точными движениями молодого
рыцаря, никогда бы не догадался, что его еще мучают полученные у Гиваты
раны, но это было именно так. Впрочем, куда больше Артура мучило то, что он
не мог сражаться. Когда виконт Барре встал, то первым делом потребовал
доспехи, в которые, несмотря на протесты отвратительного толстого медикуса,
и облачился при помощи верного оруженосца. Увы, прав оказался толстяк Артур
попытался поднять меч и упал на камни двора. Следующий раз он поднялся лишь
через три дня.
Рыцарь вторую кварту бесцельно слонялся по наботскому замку когда
прискакал молодой дарниец с письмом от герцога Эстре. Александр просил
Артура отвезти Его Величеству донесения и черновик тестамента [Тестамент -
договор.] между арцийской короной и владетелями Гвары и Лидды. Герцог
писал, что надеется на виконта Барре, этого было достаточно. На следующий
день в сопровождении приличествующего случаю эскорта Бэррот пустился в
путь, мужественно перенося неизбежную боль. Александр Тагэре рассчитывал на
его дипломатические таланты, и Артур Барре, пока не способный служить
герцогу мечом, был готов умереть, но оправдать доверие. Виконт торопил
коней, но, как бы он ни спешил в столицу, не заехать в Мальвани не мог. К
письму Александра была приложена записка Рафаэля Кэрны, просившего
проведать и успокоить сестру, а просьба друга для Артура была не менее
священна, чем приказ сюзерена или верность умершей возлюбленной. И Бэррот
завернул в Мальвани. Он собирался вручить Дариоло Кэрне письмо брата и
вновь вскочить в седло, но судьба готовила ему другое.
Небо, хмурившееся с утра, разразилось грозой с проливным дождем и
градом. Продолжать в такую погоду путешествие было безумием. А потом...
Потом Артур увидел Дариоло, и земля ушла у него из-под ног. Рыцарь застыл
на месте, не в силах оторвать глаз от прекрасного лица, обрамленного
облаком черных кудрей. До этого дня виконт ни разу не видел мирийку вблизи.
Сначала Кэрна избегали общества мунтской знати, а затем оскорбленный на
турнире Артур уехал в Барре, откуда отправился в Оргонду. Разумеется, он
знал, что сестра Рафаэля прекрасна, но слова - это только слова. Действуя в
каком-то блаженном полусне, рыцарь вручил небесному видению свиток. Дариоло
что-то спросила, он ответил невпопад. Выручил слуга, сообщивший, что
комнаты гостя готовы. Еще утром виконт был свято уверен, что в его жизни
нет и не может быть любви и его сердце умерло вместе с Отилией. Ни слезы
матери, ни уговоры и приказы отца не могли заставить наследника рода
Бэрротов обратить внимание на красивых невест, восхищенно взиравших на
прекрасного рыцаря, Выросший на старинных балладах юноша в четырнадцать лет
страстно влюбился в соседку по имению. Отилия была на год старше виконта,
тогда робкого и некрасивого. Артур боготворил девушку, каждый день посылал
ей стихи и розы из замковой оранжереи и мечтал убить во славу возлюбленной
дракона или в крайнем случае выиграть королевский турнир. Кто знает, чем бы
все закончилось, но встревоженный отец отправил наследника в гости к дяде
по матери. Расчет оказался неверным. Артур не только не забыл свою
возлюбленную, но и наделил ее новыми восхитительными чертами.
За два года в воображении виконта возник образ, в сравнении с которым
даже прекрасная Виктория [Героиня знаменитой баллады.] могла показаться
грубой служанкой. А потом Отилия погибла под копытами понесшей лошади. О ее
смерти Артур узнал спустя несколько месяцев и торжественно поклялся никого
не любить, храня верность умершей. У родителей это вызвало улыбку, но
виконт свято держал данное слово. Разумеется, в его жизни были женщины, и
немало. Но ни одна из них не вытеснила из его сердца придуманный в юности
образ, а жеманство и глупость девиц на выданье, равно как и навязчивость их
мамаш, вызывали в сердце рыцаря стойкое отвращение. Но Дариоло не была
земной женщиной. Она была феей, волшебным видением. Умереть за нее и во имя
ее было бы величайшим счастьем!
Оруженосец и принесший воду слуга вырвали виконта из мира грез, но,
умываясь и переодеваясь, он видел перед собой оленьи глаза, обрамленные
длинными, загнутыми ресницами, и слышал нежный голос. В столовый зал Артур
Бэррот спустился окончательно влюбленным. Даро уже была там, неимоверно
прекрасная в нежно-розовом платье с ниткой кораллов на лебединой шее.
Сердце гостя колотилось, язык прилип к гортани, от избытка сжигающих его
чувств рыцарь чуть было не онемел. К счастью, герцогиня попросила
рассказать о войне. Это его и спасло. Артур был скромным человеком и
говорил не о себе, а о своем сюзерене. Он говорил, а богиня слушала, широко
распахнув бездонные глаза. Артур смотрел в них и тонул, тонул, тонул...
2887 год от В.И.
2-й день месяца Зеркала.
Таяна. Варха.
Огненное кольцо соперничало синевой с весенним небом, разгоняя осеннюю
безнадежность. Гиб, привыкший к эльфийской магии и переменивший свое мнение
относительно Перворожденных, радостно заржал при виде Эмзара, стоявшего на
раскисшей от дождей тропке.
Рене так и не удосужился узнать, приходится ли ему Снежное Крыло
предком или просто родичем, более похожим на эландца, чем тот из Лебедей,
кто осмелился полюбить смертную. Да и неважно это было, особенно теперь.
Скиталец, улыбаясъ, спрыгнул на землю, но Гиб не исчез, как обычно. Водяной
конь, лишенный, как и его давным-давно сгинувшие родичи, языка, не утратил
ни ума, ни способности понимать чужую Речь, а разговор касался и его.
- Ты пришел, а Клэр нет, это может значить многое.
- А может и ничего не значить. Мы разминулись, я думал, он уже здесь.
- Нет, его не было.
- Он собирался в Гидал - проверить, все ли в порядке, хотя слово
Майхуба оказалось крепче арцийской короны.
- Ты жалеешь о сделанном выборе?
- Минуты слабости бывают у всех, - пожал плечами Аррой, - мы могли
быть счастливы с Геро, это так, но жалеть? Нет ничего более неуместного,
особенно перед битвой. Что здесь?
- Все то же. Безумие и Свет. Я не знаю, что там творится. Не могу
понять.
- А я не могу понять, что творится в Арции.
- То есть? Насколько мне известно, король на троне сидит крепко, и не
похоже, чтоб он оказался Последним.
- Я не об этом, - Рене лихо, как в старину, тряхнул головой. От этой
привычки эландца не излечило ни Серое море, ни сотни лет одиночества и
боли.
- Тогда что тебя не устраивает?
- Магия, Эмзар. Ты меня поправляй, если я что-то скажу не так.
Считалось, что Магия Света в Тарре подвластна только эльфам, которые
наперечет, но ты обнаружил Свет в Вархе.
- Не только Свет, но и что-то, весьма напоминающее Хаос, как нам о нем
рассказывали до Исхода. Сам я с этой силой не сталкивался, но под Кантиской
у меня мелькнула мысль, что Хаос может быть причастен к неудавшемуся
прорыву.
- Значит, Свет и, возможно, Хаос присоединились к ройгианской магии.
Может ли такое быть? Могут ли эти силы объединиться?
- Раньше бы я сказал, что нет. Но раньше я не знал ни Вархи, ни, уж
извини, тебя. Меня учили, что живущий за счет смерти должен пить жизни
других существ, иначе ему не продержаться в мире живых, но ты ни разу так
не поступал.
- Меня хватит на то, чтоб дождаться решающей схватки и уйти в покой.
Но я почуял бы других вольноотпущенников смерти. В Тарре их нет. Заклятья
ройгианцев строятся на чужих мучениях, это так, но сами они смертны и не
очень сильны. Теперь магия Тарры. Кроме Эрасти и, - он запнулся, впрочем,
почти незаметно, - ...и Геро, в полной мере ею не владеет никто. Тот, в
Сером море, чужд этому миру еще больше чем Светозарные.
- А вот этого ты мне не говорил.
- Разве? К сожалению, я тогда мало что запомнил и еще меньше понял.
Думаю, я разделил бы судьбу моих спутников, если б не моя кровь, мое
упрямство и что-то еще, выдернув шее меня уже из-за грани. Говорят, Орел и
Дракон дают силы тем, кто не желает сдаваться, но мои товарищи боролись до
последнего...
- Я тебя перебил, извини. Мы все время куда-то сворачиваем.
- Эмзар, во имя Великого Орла, откуда взялась магия орденов?
- Мы считали, что она сродни ройгианской.
- Ройгианцы засели в северном Корбуте, творят свои мерзкие ритуалы и
пытаются пробиться к Вархе за талисманом, которого у вас нет. Вряд ли
непорочным сестрам удается тайно уничтожать столько народу, чтобы накопить
сил для своих заклятий. Это же относится и к антонианцам. В мое время магия
синяков была самой простой, просто судебные маги не боялись, что их схватят
и потащат в дюз, и выжимали из нее все, что могли. А циалианки и вовсе жили
за счет интриг и людской глупости. Когда я отдал им эти проклятые рубины,
дело обстояло именно так. Ольвия была мерзейшей из женщин, которых я знал,
но не была в состоянии заколдовать хотя бы гусеницу, а нынешние
бланкиссимы...
- Рамиэрль пытался понять, в чем дело. Рубины и впрямь обладают весьма
неприятными свойствами, но не являются источником силы.
- Эмзар, НИЧТО из того, что мы знаем, не является источником силы
арцийских клириков. И это при том, что есть еще этот пресловутый храм,
который испугал Клэра. Откуда все это взялось? Я не тщеславен и могу
обойтись без памятников и восхвалений, но как случилось, что Войну Оленя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг