жалей!
2871 год от В.И.
Ночь с 10-го на 11-й день месяца Зеркала.
Фей-Вэйя
Сола сама не понимала, как она выдержала эти безумные дни, с криками,
причитаниями, молитвами и чудовищной злобой. То, что копилось годами,
вдруг выплеснулось и затопило обитель от глубоких подвалов до шпилей с
оленями. Но теперь все позади. Генриетта признана виновной и скоро умрет,
если уже не умерла. Анастазия видела, как за бывшей настоятельницей
Фей-Вэйи и тремя её приближенными опустилась белая плита, отрезая их от
жизни. Сколько они проживут в тесном склепе под Колонной Оленя, не ведомо
никому, но смерть их будет долгой: Когда их уводили, Мария и Леокадия
молили о пощаде, Теодора проклинала, только Генриетта шла с высоко
поднятой головой. Она до конца отрицала свою вину, но улики были
неопровержимы. В её вещах нашли и яд и тетрадь Виргинии с записями о его
свойствах, да и Мария и Теодора, надеясь вымолить прощение, рассказали
даже то, чего не знали и знать не могли. Сола не ожидала, что Цецилия
втянет в дело ещё и их, но та, похоже, решила одним ударом избавиться от
нескольких соперниц.
Когда-то Леокадия была добра к Соле, и та даже была к ней немного
привязана, но какое это имеет значение теперь, после смерти Шарля и
предательства Агриппины. Ее Инoсенсия задернула занавески, сняла нагар со
свечи, затем задула огонь и легла. Было тихо и прохладно. Лето незаметно
сменилось осенью, и первые золотые листья тихо падали на отмытые до блеска
мраморные плиты двора. Обитель спала или делала вид, что спит, и только
где-то глубоко под землей умирали приговоренные.
Та, которую когда-то звали Соланж Ноар, лежала в кромешной темноте, она
безумно устала, но спать не хотелось. Она отомстила, и у неё впереди
осталась бесконечная вереница дней, которые нужно чем-то заполнить. Ветер
слегка шевелил занавесками, донося запах доцветавших ночных фиалок, навеки
потерянный для тех, под колонной, но ненужный и ей. Что она станет делать
завтра? И послезавтра? А ведь нужно будет ходить, есть, пить, говорить:
Зачем все это?
- Сола!
Она вздрогнула от звука этого голоса. Не может быть!
- Сола, ну зачем ты:
Женщина вскочила и оказалась в объятиях Шарля. Она не могла его видеть в
темноте, но это было и не важно. Это был он! Она не могла не узнать его
губы, руки, голос. Герцог прижимал её к себе, что-то нашептывая, но она
задыхалась от счастья и не понимала слов. А потом тишину разорвало
призывное конское ржанье.
- Мне пора, Сола, - в его голосе слышалась та же бесконечная нежность, что
и раньше.
- Ты: Ты уходишь?
- Я должен идти, Сола. Или, если хочешь, идем со .мной. Я буду ждать тебя,
сколько смогу: У тебя есть время подумать. Если ты пойдешь со мной, то
больше не вернешься. Я'не знаю, куда я иду: Решай: - Кольцо егоук
разжалось.
Она очнулась в своей Постели, слушая, как бьет колокол Большого иглеция.
Два и три четверти. Это был сон, но какой правильный! Теперь она знала,
что делать. Она уйдет за Шарлем, как и собиралась с самого начала. Они
потеряли друг друга здесь, но они встретятся в иных мирах. Пусть в
преисподней, но она будет рядом с ним! Ее Иносенсия торопливо зажгла
свечу. Зачем ждать столько лет, если со всем можно покончить немедленно?!
Филипп обойдется без неё, а Арция и Благодатные земли тем более!
У неё больше не было Агва Закта, а если б и был, она не могла пустить яд в
ход, это могло оправдать Генриетту! Но вот настой белой амаполы, если его
выпить много, это то, что нужно. И пусть думают, что после всех
переживаний она просто захотела успокоиться. Агриппина говорила, что для
того, чтоб на время отрешиться от всех бед, довольно пятнадцати капель,
чтобы уснуть - двадцати. Для крепкого сна, когда не чувствуешь ни боли, ни
шума, нужно двадцать пять, а пятьдесят - это тихая, спокойная смерть.
Соланж плеснула себе не меньше ста. Выпила. Теперь нужно ждать. С пол-оры
или что-то вроде того. Чем же их занять? Она застелила постель, затворила
окно, переоделась во все чистое, распустила и расчесала волосы, как это
нравилось Шарлю. Свечи медленно оплывали. Колокола отзвонили три оры ночи.
Сола все ещё не чувствовала истомы, предшествующей смертному сну,
наоборот, её охватило странное возбуждение, желание что-то делать и
куда-то идти. Но куда? Взгляд женщины упал на шкатулку с реликвией, она
откинула крышку ларца и залюбовалась игрой света и красных камней. Какие
они все же красивые. Тонкая рука коснулась диадемы: Почему бы ей не
умереть в полном облачении?
По рождению мелкая эстрийская ноблеска, Соланж Ноар стояла намного ниже
герцога Тагэре, но перед смертью они уравняются. Предстоятельница ордена
святой равноапостольной Циалы может стоять рядом с дважды Волингом! Сола
надела драгоценности, и их мерцанье словно бы окружило её таинственным
ореолом. А теперь в зал Оленя! Она уже решила, что умрет в кресле
Предстоятельницы. Хорошо, что теперь все ключи у нее. Анастазия ещё раз
глянула на себя в зеркало. Если Шарль и в самом деле ждет её у порога и
если он ещё способен различать земную красоту, он не останется равнодушным:
Ее Иносенсия стремительно прошла, почти пробежала сумрачным коридором,
отперла дверь в зал Оленя и, дрожа как в лихорадке, принялась зажигать
свечи. Вскоре зал был залит светом, и тут силы оставили женщину. Кое-как
на заплетающихся ногах она добралась до кресла и рухнула в него. Пламя
свечей превратилось в рой маленьких огненных мотыльков, закружившихся в
странном танце, раздался звон, словно от разбившейся хрустальной чаши, в
лицо пахнуло осенней дымной горечью. Сола стояла на узкой тропке, вьющейся
среди полуоблетевших кустов барбариса, усыпанных гроздьями ягод,
светящихся рубиновым светом. Рубины? В Тагэре? Откуда?
Ветер пошевелил ветви. Ей на щеку упала водяная капля, потом другая,
третья. Дождь? Или просто роса? Но надо спешить, у неё очень мало времени:
Очень! Сола торопливо пошла вперед, уже зная, что тропа выведет к
подвесному мосту без перил через глубокую и быструю, хоть и узкую Арту.
Она всегда боялась этого места, а Шарло над ней смеялся, а однажды взял да
и перенес на руках через качающийся мостик. Она зажмурила глаза от страха,
а герцог не придумал ничего лучше, чем приняться её целовать,
остановившись над самой стремниной. Святая Циала, неужели он ждет её у
переправы?! Только не там. Ну, пожалуйста, не там!
Сола пробежала мимо зарослей лещины, в которых таился шалаш, где они не
раз любили друг друга. Вот и старая рябина с обломанной верхушкой. Святая
Циала, сколько же на ней ягод! И какие они странные. Рябиновые гроздья
всегда отливают добрым золотом, а эти - нет. Эти словно вино из черного
винограда или атэвские рубины: И дрожащий от страха и боли осинник горит
на солнце тревожным рубиновым светом: Какое все красное! Вот и берег.
Сжатое поле, затянутый дымкой лес на горизонте, сгоревшая сосна у
переправы. Мост совсем сгнил, наверное, по нему никто не ходит, да и кому
ходить, если Шарля давно нет ни в Эльте, нигде. Но ведь она идет к нему!
"Сола!" Герцог махал ей с той стороны. Он был в доспехах, словно перед
боем, только без шлема, и ветер играл золотистыми волосами. Рядом
нетерпеливо рыл копытами землю Пепел. Значит, конь тоже жив, а Мулан
сказал, что Шарло дрался пешим: При чем тут Мулан, все это было страшным
сном, но теперь она проснулась. Он протянул к ней руки, но не двинулся с
места.
- Сола!
Да, конечно, он в тяжелых доспехах не может ступить на разваливающиеся
доски, связанные перепревшей веревкой. Она легче. Она может пройти. Поток
внизу глухо шумел, возникали и исчезали водовороты, ослепительно блестела
белая пена на казавшейся черной воде. Черной? Или темно-темно красной?
Шарль стоял на том берегу и смотрел на нее. И она решилась. Доска
предательски скрипнула, но она, дрожа от страха, перепрыгнула на
следующую. Шаг, второй, третий, четвертый: Мост раскачивался и скрипел,
словно жалуясь на свою несчастную долю и предупреждая, что, если
разорвется веревка, он не виноват. Страх буквально душил её, она
чувствовала его ледяные пальцы на горле, на висках: Анастазия знала, что
ни в коем случае нельзя смотреть вниз, на несущуюся воду, только вперед и
вверх, но облака отчего-то начали отливать красным.
- Брось это, - крик Шарля вырвал её из рубинового марева, - брось и беги!
Скорее!
- Бросить? Что бросить?! - Она покачнулась, выпрямилась, что-то тяжелое и
холодное сжало её руку. Браслет! Бросить его?
- Бросай их, - в голосе Шарля звенело отчаянье, - бросай: Она
остановилась, лихорадочно срывая драгоценности. Первым полетел в багровую
воду браслет, затем диадема, серьги: Сола лихорадочно расстегивала
ожерелье, но замок не поддавался. Ноги её словно приросли к качающемуся
мосту. Как же он дрожит! В застежке запутались волосы, она рвала их, на
глазах выступали слезы. Не получается! Мост трясся, как загнанная лошадь.
Не в силах сделать даже шага, Сола с тоской глянула на тот берег. Лес и
дальние стога скрылись в вечернем тумане. Пепел уже не бил копытами, а
стоял, понурив голову, и в боку у него торчал арбалетный болт. Темная
кровь ручьем стекала по лоснящейся шерсти, но жеребец, казалось, этого не
замечал. Доспехи Шарля тоже были иссечены и залиты кровью, но чужой, уж
это она знала точно. У его ног валялись чьи-то тела, но он смотрел не на
них, а на нее, смотрел с ужасом и отчаяньем, близкий и невозможно далекий,
как отражение звезды в озере.
- Сола, - его голос дрогнул, - зачем?! Ну зачем?! Она не поняла, пытаясь
поймать его взгляд, но он смотрел не на нее, а на что-то за её спиной,
любимое лицо, и без того бледное и измученное, стадо ещё бледнее. Что же
там такое?
- Во имя Эрасти, не оглядывайся! Скорее! Ну, скорее же!
Но её ноги словно приросли к месту. Она не видела, что там, сзади, но
чувствовала спиной, как оно приближается. Она все-таки оглянулась и
столкнулась взглядом с Леокадией. Сестра в одной лишь холщовой рубашке
стояла в шаге от нее.
- Пусти меня, - раздраженно бросила Леокадия, - я спешу.
Пустить её к Шарлю? Чтобы он все узнал? Да и как она может это сделать?
Разойтись невозможно.
- Уходи, - прошипела Сола, с ненавистью глядя на циалианку, - уходи, или я:
- Что ты? - засмеялась та. - Ты не посмеешь убить меня ещё раз!
Сама не понимая, что делает, Сола изо всей силы толкнула женщину в грудь,
та зашаталась, хватая скрюченными пальцами воздух,и исчезла.
- Сола! - Голос Шарля, донесшийся словно издалека, вернул её к
действительности. - Скорее! Ради всего святого.
Он уже сидел в седле. Святая Циала! Как же Пепел понесет их двоих, он же
ранен?! Туман уже почти затопил луг, оставив свободной лишь узкую полоску
у ревущей воды. Герцог из последних сил сдерживал перепуганного коня.
- Сола! Умоляю!
Мост содрогнулся. Леокадия все же умудрилась зацепиться за него одной
рукой и теперь висела над бездной, не в силах подняться. Ее судорожные
усилия все сильнее расшатывали и без того истлевшее сооружение, а на том
берегу за агонией с усмешкой следили Генриетта и полуобнаженная Виргиния,
обнимающая Лионэля Дорже.
- Девочка моя! Тебе пора возвращаться!
Из клубов тумана появилась невысокая плотная фигура. Отчего-то Агриппина
была в синем бархатном платье, том самом, что было на герцогине Тагэре в
тот день, когда Шарль пришел к Соле в первый раз. Толстуха легкой, почти
танцующей походкой ступила на мост. Она шла совершенно уверенно, словно он
был сложен из каменных глыб.
- Девочка моя, ты мне нужна!
- Сола! Сола!!!
Генриетта, Лионэль, Леокадия, Мария: Лица, то смеющиеся, то искаженные
смертной мукой, сведенные судорогой руки, крики, красная вода внизу,
туман, тянущий щупальца к золотоволосому всаднику, все ещё ждущему ее:
- Святая равноапостольная Циала, ну помоги же мне! "За мойрэ дека не
каллон гобъердо:"
Нежное прекрасное лицо, окруженное алым сияньем. Величие, красота и сила.
И нет больше жалкого качающегося мостка, страшных фигур на дальнем берегу,
клокочущей бездны под ногами:
- Сола! Сола:
Затихающий топот копыт: Кто-то её звал? Нет, показалось.
- Тебе и вправду пора возвращаться, дочь моя! Я прощаю тебе твои сомнения
и ропот. Но запомни, я прощаю лишь единожды. Возьми же то, что принадлежит
тебе по праву:
Принадлежит ей? Что? Как горят и переливаются камни, алые, как кровь, как
закат: Но кто же её звал?
- Никто и никогда не посмеет тебя больше тревожить, дочь моя. Ступай же и
исполняй свой долг! Дека не каллон гобъердо за мойрэ и каллада да орис
вэйнте!
:Зал Оленя, залитый странным молочным сиянием, столь несхожим с обычным
желтым светом восковых свечей. Над ней склонилось озабоченное лицо Цецилии.
- Ваша Иносенсия! Вам плохо?
- Отнюдь нет, - отрезала Сола, и это было чистой правдой. Она чувствовала
себя великолепно. Правда, ей снилось что-то необычное, но её внезапно
разбудили, и сон улетел. - Я намерена провести эту ночь здесь, - холодно
сказала Ее Иносенсия, поднимаясь с кресла и расправляя свои одежды, -
благодарю вас за заботу, сестра, но впредь не пытайтесь оказывать услуг, о
которых вас не просят.
Эстель Оскора
Я не могла отвести взгляда от своей руки, на которой красовался перстень
Анхеля, некогда погубивший Эрасти. Не носи я веками Кольцо Ангеса и суди о
вещах, доверяя лишь глазам, я могла бы их перепутать. Черные камни похожей
формы, гладкие оправы из светлого металла: Но если Кольцо Проклятого
казалось сгустком темного огня, то его двойник скорее был ледяным. На
первый взгляд в нем не чувствовалось никакой магии, оно не прикрыло бы
своего владельца от ройгианцев, не указало бы дорогу и не отворило бы
дверь в обитель древних богов, но оно помнило о чудовищном предательстве,
навеки сковавшем несчастный морион смертным холодом. Эрасти сказал, что
кварты за полторы до моего появления его камень полыхнул кровью,
превратившись в кусочек сгоравшего в закате неба. Потом пламя погасло, и
камень вновь обрел прежний вид. Полторы кварты: Если мы правильно все
рассчитали, это было лет за сорок до моего появления в Арции. То есть
тогда, когда первый из Лумэнов сверг и скорее всего прикончил своего
племянника. Даже сквозь возведенные Аденой и ройгианцами преграды
оскверненный перстень почуял, как кровь Рене восстала сама на себя, как и
предсказала старая Зенобия. Измена Лумэна, похоже, стала вторым шагом к
смертному греху, если считать первым предательство Анхеля. Обладая Кольцом
императора, мы узнаем и о третьем шаге, и о четвертом, после чего следует
ожидать Последнего Греха и появления в мире пресловутого Антипода, каковым
Эрасти полагал нашего заморского знакомца. Тот наконец раскроет себя, и мы
сможем нанести удар, как только магические бури, которые начнут сотрясать
Тарру, позволят нам выбраться незамеченными.
Не скрою, наш план был далек от совершенства, но лучшего не было. Когда я
представляла, сколько горя и смертей мы смогли бы предотвратить, вместо
того чтобы нюхать цветочки, мне хотелось взвыть в голос. Я провела в саду
пять с половиной дней. Двадцать два года! Шарло сейчас около пятидесяти.
Если он, конечно, жив. Интересно, вышло ли у него что-то с Эстой, или
жизнь разбросала их в разные стороны? Мы с Эрасти долго обсуждали
откровения старого Эрика и. гадали, что значит "Последний из Королей".
Последний в роду? Последний король Арции? Вообще последний земной владыка?
Если б это был Шарль, я была бы спокойна, он сражался бы на нашей стороне,
и сражался отменно.
Церна был уверен, что после четырех предательств начнется война или
восстание, причем не будет жестокости или подлости, от которой во имя
победы откажется, по крайней мере, одна из сторон. Тогда-то и будет
свершен последний грех, затем в ход пойдет магия, от простых заклятий до
чудовищных ритуалов, после чего Тарра вновь получит сомнительное счастье
лицезреть Ройгу, а затем и Антипода. Разумеется, он не будет пахнуть серой
и нечистотами и стучать копытами. Скорее всего он примет образ чего-то
вполне благолепного, а то и богоугодного. Эта чертова кукла Циала стала
Архипастырем, почему бы нашему злыдню не взять с неё пример? Очень удобно:
Насколько было бы лучше и для нас, и для Тарры, если бы мы могли наблюдать
за происходящим. Только бы выбраться отсюда незамеченными, а там мы бы не
растерялись. И я, и Эрасти владели эльфийской магией и умели путать следы.
Нас ждал Гиб, я очень надеялась и на встречу с Эмзаром и Романом, и на
наших милых болотников, но пока это были лишь мечты и вздохи. Если в Тарре
не поднимется такой же магический шум, как во время моего бегства или
схватки с Оленем, незамеченными нам выбраться. Конечно, существовал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг