серебряными нарциссами.
2870 год от В.И.
10-й день месяца Вепря.
Тагэре
Ветер принес зов трубы. Этьен! Сколько понадобится ему, чтoб пробиться?
Пол-оры? Не больше. Рука затекла, ну да ичего, продержимся. Шарль уже не
смотрел, с кем дерется, было не до жалости. Он убивал как можно проще и
быстрее. За спиной слышались шум, вскрики, звуки падения. Может Рауль и не
был великим стратегом, но в здешней своре равного противника ему не
находилось. Равных-то не было, но как же их было много! Что ж, Шарло
Тагэре, теперь ты знаешь, что чувствует медведь, когда его рвет стая
гончих. А это ещё что такое? Шарль даже не увидел, а почувствовал кого-то
сбоку, молниеносно нанес удар и, даже не оглянувшись на того, кого убил,
повернулся ещё к двоим.
Трубы Фло запели ближе. Кажется, все случится намного быстрее! Или щенки
выдохлись, или им ведено пропустить старика ре Фло: Да нет, вряд ли. Батар
умен. Он никогда не назовет кошку кошкой. Просто придет на помощь
несчастным детям, атакованным армией Тагэре. Ничего, сейчас они
развернутся и ударят со всей силы в сторону от дороги. Даже если там
засада, тем, в лесу, не успеть замкнуть кольцо. Батар наверняка решил, что
они станут добивать нахалов, а не бросятся наутек. Фло не отступают.
Тагэре тем более. Но сейчас отступление - это единственный выход. От
бешеной собаки можно лишь бежать. Ни Тагэре, ни даже Ланже с ходу не
взять. Вряд ли Агнеса собрала больше десяти тысяч, у неё просто денег не
найдется, а на обещания клюнет разве что самое отребье.
Шарль продолжал рубить направо и налево, прислушиваясь к приближающемуся
лязгу и топоту. Он ещё никогда не уступал Лумэнам в битвах, он бы выстоял
и сейчас. Вдруг что-то липкое и бестелесное словно спеленало его ноги.
Затем холод рванулся вверх, к руке, к сердцу: Шарль Тагэре неуклюже
повернулся, открываясь перед противником, ещё одним сынком погибшего в
Кер-Оноре, и тот возможности не упустил: Это был барон Эж. Сигна - две
гончие, бегущие по алому полю:
Так вот как были убиты Жан Фарбье и остальные! Мальчишки ни при чем, хотя
те, кто выживут, будут хвастать, что отомстили за отцов. Но Этьен их не
выпустит: Несчастные дураки, нарушившие перемирие. У них и жен-то ещё нет,
а уже мертвецы. Или вот-вот ими будут.
Боли Шарло не чувствовал, смертельные раны редко бoлят. И слов,
срывающихся с перекошенного рта торжества щего барончика, сразившего
самого Шарля Тагэре, он слышал, хотя и догадывался, что тот кричал. Шарло
оставaлся в полном сознании. Если б рядом были свои, он бы сказал то
важное, что могло помочь тем, кто оставался, единственным другом в этом
аду был Рауль ре Фло, которого теперь наверняка убьют в спину. Если уже не
убили. А враги не поймут, не захотят понять, не позволит глупость и
гордость. Им хочется считать себя победителями, а не куклами в руках
бледного зла.
Шарль Тагэре Аррой, герцог Эльты, регент Арции и наследник престола, умер
молча. Его последняя мысль была не о похоронившей себя в монастыре Соланж
и не о семье. Шарло мысленно выкрикнул совсем другое имя, имя, которого в
Арции не называли много лет. Умирая, он звал Геро, женщину-кошку, спасшую
его в юности. Звал, потому что в последние свои мгновенья увидел
наползающее на Арцию зло, от которого уже не мог никого защитить.
Эстель Оскора
Не знаю, что на меня нашло, но я не могла больше здесь оставаться.
Солнышко светило, бабочки летали, цветочки пахли, Эрасти сидел, обхватив
колени руками, и смотрел в небо, меня же охватило какое-то неистовое
бешенство. Я возненавидела и этот сад, и могущественного мага,
изображающего из себя раздавленную жабу. Все! Хватит! Я возвращаюсь, и
будь что будет, но сначала я выскажу Эрасти все, что думаю.
Он повернулся ко мне без особого желания, но на этот раз мне не было дела
до его высоких чувств.
Проклятый
Геро что-то сказала, и он с усилием вернулся в настоящее. Странно, такой
он её не видел. В серых глазах не было ни сочувствия, ни понимания, только
ярость и боль.
- Что с тобой? - Он попытался взять её за руку, но женщина с неожиданной
злостью её отдернула.
- Ничего, кроме того, что я чуть не превратилась в такую же самовлюбленную
бестолочь, как и ты!
- Геро:
- Я уже и сама не знаю, сколько лет как Геро. Правда, не знаю, потому что,
пока я прыгала вокруг тебя, в мире, который ты поклялся защищать, прошло
Проклятый: Тьфу ты: Прошло неизвестно сколько лет. Когда ты соизволишь
забыть о своей утрате, в Арции и спасать-то нечего будет.
Он словно бы во сне слушал её злые, резкие слова и постепенно начинал
понимать и то, о чем она говорит, и то, что она права. Во всем права!
- Ах, тебя предал друг! - Лицо Геро было белым от бешенства. - Тебя
предала подруга! А ты сам?! Разве ты не предал Ларэна? Не отдай он тебе
Кольца, он, может быть, и справился бы с этой тварью из моря. Он
понадеялся на тебя, а ты все забыл ради этой: Циалы! Правильно она
сделала, что тебя бросила!
- Геро!
- Не хочешь, не слушай. Сад большой. Я за тобой по кустам гоняться не
буду. Мне пора возвращаться. Сделаю, что могу. Мне до тебя далеко, но мне
не наплевать, что там происходит. Ты думаешь, ты один способен любить? Да
что ты знаешь о любви?! Что ты сделал во имя своей любви? Носился с
ничтожной бабенкой, во всем ей потакал, хотя мог взнуздать её, она бы и
пикнуть не смела, а потом не дал ей самую главную цацку. И в придачу забыл
о том, ради чего ты должен был жить. Пока я тебя не знала, я злилась на
Рене, который бросил все и ушел с Залиэлью. Он меня любил и лгал, что
вернется, но любовь не превратила его в ничтожество. Он себя не предал, а
значит, и меня. Я его любила таким, как он есть, не требовала от него
стать другим, но и сама другой не становилась. Я знала, куда и зачем он
уходит, и я его не удерживала. Это был его долг. Это была его судьба. А
твоя судьба в чем? Сидеть под деревом и рыдать о несбывшемся?! И кто ты
после этого?! Скажи мне, кто?! А, что с тобой говорить, - она махнула
рукой, - ты не только не маг, ты даже и на человека-то не тянешь. Так,
существо без костей: Прощай.
Она повернулась и пошла, почти побежала среди цветущих кустов. Он молча
смотрел на качающиеся ветви, сомкнувшиеся за её спиной, а потом вскочил и
бросился следом.
2870 год от В.К
Ночь с 10-го на 11-й день месяца Вепря.
Арция. Мунт
Анри Мальвани разбудил далекий детский плач. Младенцев в доме не было уже
лет восемь, и маршалу сначала подумалось, что ему все приснилось, однако
плач продолжался, захлебывающийся и безнадежный. Анри приподнялся на
локте, пытаясь понять, какая ора. Камин уж не светился, дрова прогорели до
конца. Стояла какая-то особо вязкая тьма, дом спал, спали люди и вещи,
рядом тихо дышала Миранда, а со стороны окна неслись и неслись
приглушенные двойными зимними рамами прерывистые судорожные звуки. Неужели
кому-то пришло в голову в такой холод бросить ребенка прямо на площади
Ратуши?! Анри, чтоб не тревожить жену, перескочил через спинку кровати и
стремительно, но совершенно бесшумно оделся. Пытаться что-то разглядеть
сквозь замерзшее стекло не имело смысла, и маршал, накинув подбитый мехом
плащ, вышел на улицу. Лицо обожгло холодом. Вечером шел снег, но теперь
облака разошлись. Полнолуние было всего два-дня назад, и пустынную площадь
заливали потоки серебряного света. Похоже, с той поры, как прекратился
снегопад, по пушистому белому ковру не прошел ни один человек.
Анри глядел на окружившее его белое безлюдье и вдруг почувствовал себя
бессмертным и бесконечно, невероятно одиноким. Захотелось поднять голову к
черному небу и завыть протяжно, по-волчьи, призывая навеки ушедшее, утопая
в волнах лунного света, как в омуте. Он не понимал, что с ним происходит,
просто сердце, которое так часто называли тигриным, рвалось от дикой,
древней боли, не доступной ни людям, ни зверям. На грешную землю маршала
вернул новый отчаянный вопль. Не смягченный хаонгскими стеклами, он уже не
казался детским криком. Где-то поблизости плакала кошка. Анри облегченно
вздохнул, но на звук все же пошел. Нельзя сказать, чтоб маршал Арции был в
восторге от мелких родичей своего геральдического покровителя, но, если
просят о помощи, спаси, даже если это кошка или воробей, тем паче он все
равно проснулся и вышел на мороз.
Мальвани перешел через площадь, обогнул ратушу и оказался на улице Святого
Мишеля, дальним концом упиравшейся в Замок Святого Духа, а ближним во
дворец Анхеля. Здесь был главный вход в Ратушу, перед которым высилась
колонна, увенчанная гербом славного города МунтаАнри с удивлением смотрел
на столь неестественное по зиме сборище. Кошачьими песнями в месяце Агнца
никого Не удивишь, но зимой, да ещё после снегопада, когда с ходу
промочишь нежные лапки: Внезапно одна морда обернулась к маркизу, затем
другая, третья. Звери оставили Коронный Столб и двинулись к гостю, а из их
глоток вновь вырвался душераздирающий вопль. Сам не понимая, что делает,
маршал Арции присел на корточки и протянул руку, под которой тут же
оказалась лоснящаяся спинка, кошки с воплями кружили возле него, задирали
морды к луне, припадали передними лапами к снегу и орали что-то
безнадежное. Словно оплакивают кого, подумал Анри, не отрывая взгляда от
загадочных хищников. Он не заметил, сколько просидел с ними, но луна
теперь висела прямо над колонной, и каменный ворон на её фоне казался
живым. Внезапно кошки замолкли, прижав уши, и стремительно кинулись в
тень. Кто-то шел к ним, Анри явственно услышал скрип снега. Странное дело,
его самого звери не испугались. Мальвани легко поднялся, положив руку на
эфес меча, и как раз вовремя, из-за колонны вышла высокая тень в
остроконечном капюшоне. Клирик! Или одет как клирик. Но, похоже, один. Что
ж, посмотрим, кому ещё не спится.
Маршал шагнул вперед, фигура в капюшоне остановилась, словно
приглядываясь, а потом двинулась к нему. Проклятый! Не может быть! Епископ
Илларион. В такую ночь, один, здесь? Хотя почему бы Его Преподобию не
прийти туда же, куда принесло маршала Арции.
- Монсигнор Мальвани: - Так, он его тоже узнал. - Вы? Здесь? В такую пору?
- Так же как и вы, Ваше Преподобие, - поклонился маршал, - впрочем, моему
появлению есть весьма прозаическое объяснение. Мне показалось, что я слышу
детский плач. Я решил, что к Ратуше подбросили младенца, но, видимо,
ошибся. - Анри сам не понял, почему не сказал про кошек. Сейчас Илларион
увидит их следы и, смеясь, заметит, что младенец, видимо, был с хвостом и
о четырех ногах. Анри глянул вниз и не поверил своим глазам. На снегу были
только человеческие следы. Его и епископа.
2870 год от В.И.
11-й день месяца Вепря.
Арция. Элыпа
Их заперли отдельно от других. Наверное, потому, что они были самой ценной
добычей. Эдмон граф Рунский, второй сын герцога Тагэре, старый Этьен ре
Фло, его старший сын Леон, несчастный габладор с белым творожистым лицом,
глава мунтского ополчения мэтр Жарвье, так и не расставшийся со своим
шлемом, и двое нобилей, внук и наследник графа Койлы виконт Иданский и
барон Валлок, огромный и грузный, как чинтский бык. Они молчали, частично
от усталости и отчаянья, частично потому, что в подвале пригородной
харчевни, куда их втолкнули, расположилось полдюжины эскотцев.
Старый Медведь в иссеченных доспехах кое-как пристроил разболевшуюся ногу
на кипу веревок и, насупясь, смотрел в угол, где не было ничего, кроме
крысиной норы, обитатели которой, похоже, не спешили познакомиться с
захватчиками их вотчины. Леон сидел рядом с отцом, и на его резковатом
лице не читалось ничего, кроме бесконечной усталости. Габладор пытался
молиться, Жарвье Эдмон не видел, его загораживали какие-то бочонки, Иданнэ
и Валлок сидели, откинув головы назад, то ли спали, то ли делали вид.
Время шло медленно, пламя стоящих перед стражниками свечей словно бы
замерло, Эдмон бездумно следил за желтеньким слабым огоньком. О смерти
отца он уже знал, но не верил. Нет, умом он понимал все, но в шестнадцать
лет больше доверяют сердцу, а сердце отчаянно противилось самой мысли о
том, что герцог мог умереть. В подвале было сыро и холодно, сваленные в
кучу вещи в полутьме казались скарбом какого-то сумасшедшего колдуна. В
углах пряталась темнота, Эдмон никогда не боялся ночи, но сейчас ему было
не по себе, да и холод давал себя знать все сильнее и сильнее.
Если так пойдет и дальше, утром они все будут стучать зубами, пусть и не
от страха. Так вот какие они, плен и поражение! Холод, пыль и пустота в
душе. Ни отчаянья, ни ярости, ничего, даже страха и того нет. Если так
просидеть всю ночь, к утру перестанешь понимать, на каком ты свете.
Сколько же времени прошло? Свечка сгорела едва ли на треть. Эскотец в
полосатом плаще с ненавистью посмотрел на Эдмона, наверное, тоже замерз.
Но сторожей через ору-другую сменят. Может быть, если закрыть глаза, время
пойдет быстрее? Эдмон попробовал. Лучше не стало, но он стоически боролся
с желанием посмотреть, сколько же осталось от проклятой свечки. Вроде бы
такой хватает на ору с четвертью.
Потом раздался какой-то шум, дверь с треском распахнулось, вошли эскотцы и
с ними длинный и тощий клирик-никодимианец, похожий со своей тонзурой,
обрамленной длинными сероватыми космами, на облетевший одуванчик.
ПолосатикиЭто были эскотские латники, тащившие чье-то неподвижное тело,
которое они почти бросили на грязный пол и тут же вернулись за вторым. Так
вот зачем понадобился клирик, невиданная роскошь после учиненной бойни!
Эскотцы, освободившись от своей ноши, торопливо вышли. Последний
обернулся, воткнул в груду мусора факел и захлопнул тяжелую дверь. Клирик,
не поднимая глаз, шевелил губами. Молился. Стражники, словно съежившиеся,
совсем вжались в стену. Было так тихо, что шевельнулись обитатели крысиной
норы.
Эдмон понимал, что нужно встать и подойти к убитым, но продолжал
неподвижно сидеть на своем бочонке, и, похоже, не он один. Первым
опомнился Иданнэ. Стройный и гибкий, как все в этом роду, он, несмотря на
мучившую его рану, грациозно поднялся со своего непрезентабельного
седалища и подошел к распростертым на полу телам. Эдмон видел, как виконт
молча встал на колени и попытался положить руки мертвеца вдоль тела, как
того требовал обряд. Словно проснувшийся, клирик вскочил и принялся
бестолково помогать.
- Эдмон, - голос Старого Медведя доносился словно бы издалека, - это они?
Юноша покорно встал и подошел. Иданнэ и клирик отодвинулись, освобождая
место. Первым лежал Рауль, чуть дальше - отец. На его лице застыло то
непроницаемое выражение, которое чужому показалось бы высокомерным. Убийцы
наверняка видели в нем гордость и вызов. Что ж, это хорошо, пусть запомнят
его непобежденным, но Эдмон прекрасно знал, что это маска. Маска, которая
надевалась, когда отец узнавал что-то особенно неприятное. Конечно, он не
боялся, хоть и понимал, что его ждет, что их всех ждет:
Эдмон не мог отвести взгляда от слегка нахмуренных темных бровей, от
золотистых прядок, падавших на лоб. Ран и синяков на лице не было,
единственная рана от меча барона Эжа была в груди. Эдмон слышал, что
говорили эскотцы. Он вырос на севере и понимал их грубое наречие. Никто из
них не верил, что барончик победил Тагэре в честном бою. Суеверные по
натуре, полосатики предполагали какую-то колдовскую каверзу, возможно, так
оно и было.
Юноша вздохнул. Как бы то ни было, отец уже мертв, и погиб он сражаясь. Им
же ещё предстоит умереть. Агнеса озаботилась предупредить их о завтрашней
казни. Видимо, чтобы сломать. Для того же сюда принесли и тела отца и
Рауля, рядом с которыми сейчас сидят Этьен и Леон. Таков обычай. Ночь
рядом с покойным проводят лишь самые близкие, правда, проводить их самих,
похоже, будет некому. Казнь и плен - самое страшное, что может произойти с
человеком. Эдмону хотелось верить, что он выдержит, но ему было страшно.
Очень страшно. В бою, когда рядом, словно призраки, мелькают люди и
лошади, кто-то кричит, кто-то ругается, кто-то и вовсе орет какую-то дикую
песню, все иначе. Но пройти со связанными руками сквозь строй
торжествующих врагов, выслушать то, чтр они называют приговором,
присутствовать при собственном отпевании, а затем ждать, когда дойдет
очередь и до тебя: Только бы не сломаться!
Чем же их убьют, мечом или топором? Свяжут? Как же это унизительно! А если
нет? Хватит ли у него мужества ждать смерти с открытыми глазами и
свободными руками и не уподобиться пойманному кролику или петуху, который
бьется в руках у кухарки. Спастись нельзя. Броситься на палача, вырвать
оружие, попробовать убить Батара? Не выйдет.
Отец или Рауль, те ещё могли бы попытаться, а его остановит первый воин, и
будет это выглядеть просто жалко и смешно. Не отвагой, а трусостью. Если
бы ещё дед, Леон и виконт не были ранены. А так только он, из-за которого
все и произошло, не получил ни одной царапины. Как в насмешку. В носу
подозрительно защипало. Этого ещё не хватало! Только бы не завтра!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг