Предположить, что кто-то покушается на выжившего из ума короля, было
глупо, а его самого проще отравить или пристрелить из-за угла. Шарло
сносно видел в темноте, и глаза говорили ему, что все в порядке. Герцог
тихо обошел опочивальню, касаясь рукой стен. Прятаться было негде, разве
что за портьерами, но и там никого не оказалось. Лунные лучи ворвались в
комнату, и Шарле окончательно убедился, что в комнате пусто.
Не обследованной оставалась лишь королевская кровать под балдахином.
Тагэре, рискуя разбудить сюзерена, рывком отдернул полог и тут же их и
увидел. Кошки! Хвостатые негодяйки расселись вокруг спрятавшегося под
одеялами несчастного короля, и Шарлю показалось, что он слышит, как тот
дрожит. Ну да нет худа без добра. По крайней мере, эти окаянные кошки
существуют, раз он их тоже видит, а значит, Пьер не столь уж и безумен.
Герцог смотрел на взявшихся невесть откуда тварей, а твари, в свою
очередь, таращились на него. Наконец одна, видимо главная, поднялась,
выгнув спину горбом, медленно и с достоинством подошла к Шарлю и
неторопливо потерлась ему о ноги, словно совершая некий торжественный
ритуал. Это послужило сигналом. Кошки, соблюдая строгую очередность,
подходили к Тагэре, свидетельствуя свое почтение. Наконец, последняя,
шестая, привстав на задние лапы, ткнулась пушистой щекой в колени регента
и вернулась к остальным.
Шарль буквально ошалел. Зверюги мало того, что никем не увиденные
забрались в королевскую опочивальню и вусмерть застращали несчастного
Пьера, но и невесть с чего воспылали любовью к нему, Шарлю Тагэре. Герцог
переводил взгляд с сидящих рядком кошек на мягкий горб из одеял, под
которым прятался владыка Арции, и не знал, что делать. Старшая кошка,
вернее, кот (герцог был готов поклясться, что мерзавец ухмыляется!)
взгромоздился на верхнее одеяло. И тут Шарло понял, что в этих кошках было
неправильного. Они не отбрасывали тени!
Звери выглядели абсолютно реальными и живыми, он сам ощутил их тела, когда
они путались у него в ногах, но они не были существами из плоти, а если и
были, то все равно их переполняла магия. Но его-то они за что возлюбили?
Геро?! Неужели она на прощанье наложила на него какое-то заклятье,
превращающее всяческую нечисть в его друзей? Или причина в чем-то другом?
Тварь на короле завозилась и, как самый обычный наглый кот принялась драть
когтями одеяло, из-под которого долетел сдавленный всхлип. Дальше Шарль
Тагэре действовал по наитию. Смеясь над самим собой, он негромко (хотя
слуги, похоже, не слышат, что здесь творится; кстати, как вышло, что все
спят, а он - нет?), чтоб не поднимать шума, скомандовал.
- А ну, кошки, ко мне.
Звери подошли. Так, роскошно. Они ещё и человеческую речь понимают. Что ж,
поговорим.
- Садитесь и слушайте. Кошки сели.
- Оставьте его и мальчишку в покое, ясно? Они вам не мыши и не хомяки.
Пьер, а ну вылезай. Вылезай, кому говорю:
Куча дернулась, но король не рискнул расстаться со спасительными одеялами.
Шарль, злясь и смеясь, буквально вытряхнул Пьера из вороха тряпок.
- Сядь и смотри. Вот твои кошки. Они тебе ничего не сделают. Они
маленькие, а ты большой. Погладь их.
- Нет! - Пьер в ужасе попытался вновь замотаться в одеяло, но Тагэре был
неумолим. Он хорошенько тряхнул сюзерена, но потом устыдился своей
жестокости и приобнял беднягу за плечи.
- Кошки, подходите по одной и знакомьтесь. Те, хоть и не слишком охотно,
повиновались. Шарль брал вялую влажную руку короля и по очереди клал на
дергающиеся, словно от отвращения, спинки подходящих тварей. Когда
знакомство было закончено, герцог облегченно махнул рукой.
- Так, замечательно, вы прелесть. Но сейчас все спать. Уходите, и чтоб вас
тут больше не было.
Пять кошек юркнули куда-то вниз, Тагэре не успел заметить куда, но главный
остался. Не обращая никакого внимания на короля, он прыгнул регенту на
колени и, встав на задние лапы, ткнулся прохладным носом ему в лицо.
Раскосые глаза с узкими зрачками глядели с неожиданной теплотой и грустью,
словно бы жалея.
- Ты мне друг? - Нет, он решительно сошел с ума, разговаривает с какими-то
странными тварями, когда впору орать со страху и сзывать Скорбящих со
всего Мунта.
Кот в ответ ещё раз коснулся мордой герцогского лица.
- Значит, друг. Тогда пригляди, чтоб тут было все в порядке, когда меня не
будет, ладно?
Кот медленно наклонил голову. Проклятый, у него ещё и крылья, оказывается,
как у летучей мыши. И как он сразу не заметил! Странный зверь, однако, не
улетел, а так же, как и его правдa, просочился куда-то вниз и словно бы
растворился в темноте: Непонятно почему вздохнув, Шарль повернулся к Пьеру:
- Никому не говори, что тут было. Тебе не поверят! Они больше не придут, а
если и придут, то тебя не тронут. Понял?
- Почему не говорить? - возмутился король. - Давай расскажем. Пусть все
знают, что кошки с крыльями есть. А то "мне не верили: И ты не верил. А
теперь видел? Ведь видел?
- Видел, - устало подтвердил Шарль.
Ну как ему объяснишь, что, если он не хочет окончить свои дни под опекой
циалианок, нужно молчать. Иначе короля точно признают безумным. А его или
поощряющим безумие в корыстных целях, или же виновным в недозволенном
колдовстве. Заодно и дела минувшие припомнят, вряд ли синяки поверили в
то, что его спас святой Антоний: Но что с этим дурачком-то делать?
- Слушай, Пьер, - Тагэре говорил веско и серьезно, хотя ему безумно
хотелось рассмеяться, - если ты будешь вспоминать о кошках, они снова
придут. Они слышат, когда о них говорят, и потому появляются. Так что
молчи, а если тебя спросят, тверди, что тебе снились страшные сны, но
теперь все прошло. Уразумел?
- Да, - торжественно кивнул арцийский король.
2864 год от В.И.
24-й день месяца Лебедя.
Арция. Мунт
Барон Обен узнал о выздоровлении короля за завтраком. Толстяк пожал
плечами и сообщил горячему пирогу с гусятиной и черносливом, что
вообразивший себя хомяком Пьер ничуть не умнее Пьера, полагающего своим
наследником отродье Святого Духа, а посему толку от его исцеления
никакого. Спокойно позавтракав, мессир Трюэль оделся в новый костюм из
светло-коричневого бархата и отправился во дворец, где узнал ещё одну
новость. В те мгновенья, когда барон доедал последний кусок пирога, Шарль
Тагэре ставил в известность Совет нобилей о том, что Его Величество
здоров, а посему в опеке над ним нет никакой нужды. Лично он, Шарль
Тагэре, готов и дальше служить Арции в качестве советника, лейтенанта всей
Ифраны или же наместника Севера, но:
Мысленно изругав себя за чревоугодие, Обен поднялся к Шарлю, который
сосредоточенно что-то чертил на листе хаонгского пергамента.. Напротив,
расположился Рауль Тарве, восторженно глядя на значки и стрелки, выходящие
из-под пера Тагэре.
- Доброе утро, барон, - Шарль ослепительно улыбнулся-У нас хорошие новости.
- Ну, хорошими их разве что пьяный павиан сочтет, - махнул рукой толстяк,
- не знаю, исцелился ли Пьер, но вы точно с ума сошли. Зачем вы это
сделали? Виконт, как я понимаю, нас не выдаст, а послушать ему полезно. Вы
сами понимаете, что натворили?
- А как же иначе, - поднял брови Шарло, - я исполнил свой долг.
Генеральные Штаты назначили меня регентом на то время, пока король
находился в помраченном состоянии. Сегодня он во всеуслышанье объявил, что
кошки ему приснились, что он человек и король Арции, а не хомяк.
Разумеется, я не мог об этом умолчать на Совете нобилей. И, в конце
концов, что это меняет? Я по-прежнему буду делать то, что должен.
- Если вам это позволят.
- Штаты согласятся, а нобили уже согласны. Пьер подпишет любой указ, если
ему объяснить, зачем это требуется.
- Объяснить, - барон неприличным образом прыснул, - да скорее Жоресу Изье
можно объяснить восемьдесят девять позиций Великого Наслаждения, ведомых
хаонцам: Пьер подпишет все, что ему подсунут, а потому позвольте совет. Не
уезжайте из Мунта и не оставляйте короля одного, раз уж вам так нравится
его общество.
- Но это невозможно. Мы с Раулем должны быть в Адане. А я не могу
показывать морякам ТАКОГО короля.
- Иногда, Тагэре, у вас бывают моменты просветления. Если вы понимаете,
что Пьер "такой", какого Проклятого вы объявили его дееспособным?! Он же
слабоумный, кем бы он себя ни считал.
- Вы правы, барон, и не правы одновременно. Его объявили невменяемым из-за
этих фантомных кошек. Он признал, что это был сон, значит, его нужно либо
признать вообще слабоумным, либо восстановить в правах.
- Золотые слова, - вздохнул Обен, - Генеральные Штаты можно собрать не
раньше осени. Нужно поговорить с Евгением и габладором- Я собирался завтра
выехать.
- Значит, не поедете. Вы хоть понимаете, что поставлено на карту? Сдается,
что нет!
2864 год от В.И.
Вечер 28-го дня месяца Лебедя.
Арция. Мунт
Пожилой, но все ещё красивый менестрель отложил гитару и с шутливой
галантностью поклонился хозяину таверны, поставившему перед ним вино и
сыр. Мэтр Тома высоко ценил мастерство своего гостя и ничего не имел
против того, чтобы навеки приютить его под крышей "Щедрого нобиля" в
благодарность за песни. Анн был благодарен, но никак не мог навсегда
распрощаться со своими странствиями, хотя всякий раз заверял трактирщика,
что на старости лет с радостью примет его замечательное предложение.
Старость, однако, никак не могла угнаться за шустрым певцом. Анн исчезал и
появлялся, всякий раз привозя с собой новые песни. Дарнийские баллады о
морском скитальце, от которых по спине бежали мурашки, страстные любовные
серенады мирийцев, родившихся с солнцем в крови, томные ифранские,
мрачноватые эскотские, разгульные оргондские песни - все, к чему
прикасался менестрель, словно бы обретало новое рождение. Анн был находкой
для любого трактира или корчмы, но он хранил верность "Щедрому нобилю", в
котором его некогда приветили.
На этот раз певец порадовал собравшихся бархатными фронтерскими напевами,
потом бережно убрал гитару в видавший виды чехол и принялся за трапезу.
Завсегдатаи "Щедрого нобиля" знали, что заставить Анна петь тогда, когда
он не хочет, невозможно, и постепенно вернулись к своим делам и
разговорам. Сначала бард поглощал свой обед в сосредоточенном одиночестве,
потом к нему подсел человек средних лет в запачканной красками блузе.
Художник и менестрель всегда найдут, о чем поговорить, хотя разговор
именно этих двоих многим показался бы странным, если не безумным. Впрочем,
их никто не слушал, незачем было.
- Что случилось? - Безмятежное лицо Анна совершенно не сочеталось ни с его
словами, ни с тоном, которым они были произнесены.
- Даже не знаю, что тебе сказать, - художник задумчиво уставился на свои
руки, измазанные золотистой краской, - я не чувствую никакой магии,
никакого зла, и вместе с тем ощущение, словно на моей спине лежит гора.
Никогда с таким не сталкивался.
- Совсем не понимаешь, в чем дело?
- Совсем.
- Но хотя бы в чем причина? В людях, в поступках, в самом Замке?
- Люди там, сам понимаешь, обретаются не простые, но это люди. Со времен
Куй они не слишком изменились, разве что стали ещё хитрее. Замок: С этим
сложнее. Он построен чуть ли не до Амброзия- Ты хочешь сказать, что их
создали при помощи магии?
- Я хочу сказать, что их вообще не создавали. Они просто появились, и все.
- "Отражение песни"?
- Не совсем, хотя принцип, похоже, тот же. Однако они не принадлежат
Тарре. Стены, потолки, полы принадлежат, а они - нет. Кстати, замазали их
с применением магии, и не слабой. Сколько лет продержалось!
- А то, что они открылись именно сейчас, случайность или же нет?
- Не знаю, - художник все не мог отвести взгляда от своих длинных пальцев,
- я готов поклясться, что епископ именно тот, за кого он себя выдает, а
остальная братия тем более. Ни Кристалл, ни наши артефакты не показывают
ничего. Даже обычной в любом месте ерунды. Вообще ничего, а это значит:
- :что концы спрятаны так умело, что даже ты не можешь их найти. Если
только мы не столкнулись с совершенно не понятной нам силой. Кстати, что
мы знаем об этом так называемом Творце, кроме того, что написано в Книге
Книг?
- Как можно знать о том, чего никогда не было? Когда ушли Светозарные, в
душах стало пусто, вот люди и выдумали такого бога, который был им
понятен. Ты об этом с нашим философом поговори. Он тебе много чего
расскажет.
- Поговорю, все равно Корбута мне не миновать. А насчет Церкви Единой и
Единственной: Раньше я об этом не задумывался, но уж больно быстро она
подчинила всю Тарру.
- Не всю. Хаонцы, атэвы и гоблины до сих пор сами по себе.
- Но Арция-то сдалась сразу. И потом, ты же говоришь, что этот храм никто
не строил.
- Храм-то как раз строили, но не расписывали.
- Ты-то сам ничего не чувствуешь, когда рисуешь?
- Чувствую. Огромное желание удрать подальше и ещё большее - обрушить
потолки. Будь это дерево, а не камень, я бы так и поступил. От этой
тяжелой пустоты страшно становится.
- Хотел бы я знать, - раздельно проговорил бард, - такое место в Арции
только одно или ещё где-то есть? В той же Кантиске. И еще: Ты уверен, что
эти фрески ровесники стен?
- Ты полагаешь?
- Я ничего не полагаю. Если все это старо как мир, то и пусть его, а если
нет? Тебе много ещё осталось?
- Начать и кончить. - Живописец улыбнулся. - Я едва ли двадцатую часть
сделал: Быстрее не могу, да ещё епископ все время над душой стоит. И
Кристаллы там у каждого третьего. Так что рисую, как положено:
- Тебя не торопят? Помощников не навязывают?
- Нет. Илларион знает толк в живописи. Он готов ждать. Мне кажется, он
одержим этим храмом. Умей он рисовать, он бы туда вообще никого бы не
пустил, сам бы делал: Не знаю, может, епископ безумен, хотя по виду и не
скажешь, но я боюсь и его, и храма, и даже того, что делаю сам.
- Тебе очень не хочется туда возвращаться?
- Очень.
- Значит, не возвращайся.
2864 год от В.И.
Вечер 29-го дня месяца Лебедя.
Арция. Мунт
Меньше всего на свете Шарлю хотелось разговаривать с Агнесой, но королева
настаивала, и отказаться было невежливо. Тагэре вздохнул. Каждая встреча
превращалась в пытку, главным образом из-за благовоний, которыми нещадно
поливала себя ифранка. Густой, сладкий аромат вызывал у Шарля не просто
отвращение, а чувство, близкое к тошноте. Всякий раз, покинув Ее
Величество, регент подолгу простаивал у открытого окна. Не столь уж чистый
столичный воздух после аудиенций, казалось, обретал эльтскую свежесть.
Впрочем, Агнеса и без благовоний была невозможна. Большой ценитель женщин,
Шарло всерьез полагал, что столько царкиБойкие на язык столичные жители
уже полгода распевали песню о некоем красавчике, у которого болит живот от
дынь. Шарло прекрасно понимал, о чем идет речь, но Агнеса была слишком
глупа и высокомерна, чтобы слушать голос улицы.
Проклятый, опять ему целый вечер обонять этот ужас. Натереть нос чесноком,
что ли, как это делают атэвы во время моровых поветрий? Герцог невольно
хмыкнул, представив себя благоухающим, словно фронтерская колбаса.
- Что с тобой? - Рауль Тарве что-то читал, но это ему не мешало замечать
все.
- Вот подумал, может, чесноком занюхивать:
- Не поможет, - покачал головой Рауль, - против этой дряни никакой чеснок
не выдержит. Лучше просто не дыши.
Тагэре схватил со стола яблоко и со смехом запустил в племянника, который
умудрился поймать фрукт на острие ножа для разрезания страниц.
- Если не можешь не дышать, попробуй уговорить её помыться, хотя: - Тарве
с сомнением покачал головой, - если смоется краска, будет ещё хуже. Так
что терпи. Или знаешь что? Спроси у Святого Духа, может, у него какое-то
средство есть?
- Ты - зараза, - проникновенно сообщил родственнику Шарло. Тарве не стал
спорить и вернулся к своей книге, а мысли герцога свернули к другой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг