магическими узами. А про гибель Эанке ей поведала ее собственная кровь.
Нанниэль не знала, как все произошло, но была уверена, что отец и
дочь уничтожили друг друга. Она ненавидела мужа и боялась дочь, но с их
смертью в душе образовалась пустота, которую было не заполнить. Убитая
любовь оставляет кровоточащую рану, убитая ненависть - разочарование,
убитая повседневность - холод и одиночество.
Нанниэль давно считала себя одинокой, но настоящую цену самому
страшному из всех существовавших слов узнала после гибели нелюбимого мужа
и жестокой дочери. Когда же Эмзар увел всех, кто хотел и мог сражаться,
женщина и вовсе впала в какую-то летаргию. День шел за днем, бледные
завитки, проросшие на месте гибели Тины, понемногу превращались в
роскошные листы молодого папоротника, которые в самую короткую ночь в году
покроются жаркими, сводящими с ума цветами, а осиротевшая Нанниэль тенью
бродила по Убежищу, никого и ничего не замечая. И вот теперь капля росы,
упавшая с зеленеющей березы, словно бы разбудила ее.
Нанниэль поняла, что ей пора. Убежище - это прошлое, которому она
больше не принадлежит. Эта жизнь кончена, и ее место в том пугающем,
грубом, кровавом мире, в который ушел сначала ее сын, а затем и Эмзар
Снежное Крыло, ее единственная, вечная любовь. Она должна идти к нему.
Сегодня. Немедленно.
2230 год от В. И. 10-й день месяца Иноходца.
Фронтера
Резестанты выступили на рассвете. Восемь с половиной тысяч человек в
прекрасном настроении шли на северо-восток. Светило солнце, дул легкий
ветерок, вдоль обочины дороги пробивались первые желтые цветы, и очень
хотелось жить.
Луи ехал рядом с Рыгором, обещавшим в ближайшем будущем стать
неплохим всадником. Гайда весело бежала впереди, помахивая пушистым
хвостом. Поход начинался просто отлично, и внутри Луи все пело, было
отчаянно, радостно и чуть боязно, как перед прыжком в воду или перед
первым свиданием. К походу готовились всю зиму, и теперь предстояло
выяснить на деле, сумели ли они превратить толпу разъяренных и неумелых
крестьян в боеспособную армию.
Все не столь уж и обширные познания арцийского принца и здравый смысл
и немалый опыт фронтерского войта пошли на то, чтобы обратить недостатки
резестантов в достоинства. Оба предводителя прекрасно понимали, что весной
за них возьмутся всерьез. Отсидеться по лесам не удастся - годоевцы
примутся за уцелевшие деревни, наберут заложников, выжгут, вытопчут и
заедят все, что можно. Да и не стоило браться за оружие, чтобы потом
прятаться по углам. Оставалось одно - перенести действия на территорию
противника, то есть в Таяну! И пусть тарскийцы с гоблинами до посинения
стерегут Горду, резестанты пройдут через Тахену!
Луи и Рыгор знали, что в Таяне хозяйничают тарскийские ублюдки, а
приграничные села опустошены. Хуже, чем есть, уже не будет. Если они
пойдут туда, то не только закроют карателям путь во Фронтеру, но и оставят
Михая без подкреплений. Но вот как при этом уцелеть и нанести ощутимый
вред противнику? Луи располагал двумя с лишним сотнями обстрелянных и
умелых воинов, а после успешного нападения на тарскийский обоз у них
появилось какое-то количество легких пушек, но большинство армии
составляли вчерашние крестьяне, и делать из них солдат было некогда, да и
амуниции и оружия не хватало. Ко всему южная Таяна представляла собой
холмистую степь, перемежаемую небольшими перелесками и мелкими речонками,
где укрыться не было никакой возможности. Правда, за Геланью шли дремучие
леса, но там резестантам делать было нечего - основные силы тарскийцев
располагались недалеко, от Гремихи, и, возможно, именно там устроили то
капище, о котором говорил Куй.
Капище желательно было разрушить. Луи и Рыгор подозревали, что
"рогатые" прекратили шастать по Фронтере именно потому, что стали
отправлять свои мерзкие обряды в одном месте и что именно там и сгинули
обитатели таянских деревень и городков. Это подлое место нужно было еще
найти, и надеяться на помощь Прашинко и Кэриуна не приходилось - Таяна
была для них отравлена, а власть Сумеречной кончалась у болот, так что
рассчитывать приходилось лишь на себя. Но если они не оттянут на себя
резервы Годоя и не разрушат проклятый храм, Рене и Феликсу несдобровать.
Да и самих повстанцев не оставят в покое, слишком много неприятностей они
причинили узурпатору. Что ж, каждый должен делать то, что может, а
фронтерские резестанты могли незаметно проникнуть в Таяну и поднять там
немалый шум.
То, что родилось в головах Луи и Рыгора, безусловно, повергло бы в
ужас любого ученого стратега, но атамана и принца сие не заботило.
Главное, чтобы их детище помогло отбить в степи атаку регулярных
тарскийских и гоблинских частей. Нужно было обороняться от превосходящих
сил противника и при этом не стоять на одном месте? Но крепость строить
некогда, да и с собой ее не увезешь... А что увезешь?! То, что Луи
нацарапал ножом на столешнице в том доме, где они зимовали, выглядело
довольно дико, но Рыгор все понял с лету. Бывший войт сгреб принца в
медвежьи объятия и помчался собирать плотников и кузнецов. Работа
закипела, и теперь за Луи и Зимным по дороге тянулся невиданного вида
обоз, состоявший из прочных повозок, запряженных четверками выносливых
крестьянских лошадей. С двух сторон на цепях свешивались толстые дубовые
доски, закрывавшие проход под повозками, на дне которых до поры до времени
лежали здоровенные деревянные щиты, которые можно было установить и на
самих повозках, и между ними. В довершение всего эти чудища - на некоторых
из телег были установлены захваченные по осени пушки - были скреплены
между собой длинными железными цепями.
Вожди резестантов сошлись на том, что, когда они выйдут в холмы,
двигаться нужно будет по четыре запряжки в ряд, причем крайние ряды будут
длиннее внутренних, чтобы при необходимости быстро перестроиться в боевой
порядок. Две с половиной сотни опытных кавалеристов, сопровождавших
повозки, должны были при этом действовать по обстановке, ну а на марше их
делом будет разведка. Крестьянской же пехоте надлежало действовать под
прикрытием повозок, на которые Луи и Рыгор и возлагали главную надежду.
Принц и войт долго думали, сколько людей посадить на каждую повозку,
и наконец сошлись на десятке, в котором каждый дополнял другого. Дело
ездового было следить за лошадьми, стрелков - по возможности удерживать
врага на расстоянии, а вот для ближнего боя Рыгор удумал нечто совершенно
чудовищное, что могло прийти в голову лишь доведенному до крайности
крестьянину. Учить вчерашних пахарей, пастухов да кузнецов орудовать
шпагами и мечами было некогда, да и в схватке с более опытными
противниками они были бы обречены, но когда в мужицких руках знакомое
орудие, лучше означенному мужику на дороге не попадаться! Даже Луи стало
как-то неуютно, когда он увидел изготовленные по приказу Рыгора тяжеленные
цепы, подвижная часть которых была окована железом. Зато длинные пики с
крюком, которым можно свалить всадника с седла, придумал Луи. Вернее, не
то чтобы придумал, просто вспомнил, что в стародавние времена, когда еще
не было пороха и рыцари таскали на себе пуды железа, такие крючья
использовались вовсю. Впрочем, цепами и пиками резестанты не
ограничивались. В ход шло все от самодельных луков и арбалетов до
пересаженных наподобие пик кос, дубин и раскопанных по подвалам
захолустных фронтерских замков мечей.
Вооружались и тренировались до середины месяца Иноходца, и вот
наконец пришла пора показать себя в деле...
2230 год от В.И. 15-й день месяца Иноходца.
Варха
Небо было пустым и серым, даже птицы, и те над Вархой больше не
летали. Базилек смотрел из окна, как по груде камней, сваленных в углу
небольшого садика, стекает вода. Он был совсем один, и он ничего не знал о
том, что происходило за пределами дома и двора, с двух сторон ограниченных
высоченной крепостной стеной, а с двух - высоким забором. Раньше бывшему
императору хотя бы позволяли подниматься на стену и смотреть на Гану и
зеленеющие леса, но потом что-то произошло. Его зять вернулся из своей
ежедневной отлучки на берег с горящими глазами, но на расспросы не ответил
ни свекру, ни Балле, на которую так рявкнул, что бедняжка совсем
растерялась. Когда-то недруги императорской фамилии язвили, что Бернар
живет с коронэлем в юбке, а думает о смазливых корнетах. Стоило Балле
потерять свою значимость, как муж из нежного и податливого превратился в
грубого и злого, словно в случившемся был виноват кто-то другой. Ведь это
Бернар настоял на сговоре с Годоем, хотя Эллари всегда восхищался
Счастливчиком Рене и говорил, что с Эландом нужно дружить, потому что там
арцийской крови уцелело больше, чем в самой Арции. Эллари никогда бы не
позволил так себя обмануть, а он, Базилек? Почему он позволил сослать сына
брата, кому мальчик мешал?
Раньше Базилеку было некогда думать, он едва успевал подписывать
подсунутые сначала супругой, а потом зятем и дочерью бумаги и говорить
подсказанные слова. А вот в Вархе, в Вархе бывший властелин Арции день за
днем перебрал свою жизнь и пришел к выводу, что лучше бы ее и не было. Он
не знал, что произошло, где Балла и остальные, куда делись зять и
добряк-комендант. В их последнюю встречу Бернар ничего не рассказал,
только пришел на ночь глядя и, став таким же ласковым, как и раньше,
улестил Баллу и увел ее к себе. Базилек был рад примирению супругов, а они
примирились, иначе дочка бы вернулась. Подождав немного, он лег спать и
проснулся в холодном поту от ужаса.
Вроде бы ничего не произошло. Было тихо, масло в лампе прогорело и
кончилось, за окнами разливалась белесая мгла. Базилек встал, дошел до
окна - туман, плотный, как творог, застилал все. Стыдясь своего ужаса,
бывший император на скорую руку оделся и попробовал открыть дверь - та не
поддавалась. Базилек знал, что ее не запирали, их свободы внутри крепости
никто не ограничивал. Еще больше испугавшись, император начал колотить в
дверь кулаками и ногами и кричать, призывая на помощь обычно
прохаживающихся по стене воинов. Ответа не было, проклятый туман глушил
все звуки. Сбив до крови кулаки и сорвав голос, Базилек опустился на пол и
заплакал. К нему так никто и не пришел. Как-то ему удалось задремать.
Когда он открыл глаза, за окном был серый промозглый день, дверь
по-прежнему была закрыта.
Кое-как приведя себя в порядок, пленник попробовал вновь достучаться
хотя бы до кого-нибудь. Бесполезно. Он побрел назад в комнаты, перекусил
вчерашним холодным мясом и принялся ждать неизвестно чего. Наконец
послышались шаги, и вошел кто-то неизвестный в монашеском балахоне. Очень
тихим голосом он сообщил, что крепость перешла в руки какого-то ордена -
названия Базилек не расслышал, но что ему, Базилеку, никто не причинит
вреда и он может не беспокоиться за свою судьбу. Предвосхищая его вопрос о
дочери, внуке и зяте, монах сказал, что те уехали вместе с эландским
гарнизоном, поручив клирикам заботиться об отце... Это на них походило, и
Базилек немного успокоился. Ему оставили его дом, молчаливые люди в белом
приносили ему еду и питье, прибирали комнаты, но ничего не говорили.
Видимо, вступая в этот орден, давали обет молчания. Дни шли за днями.
Прошла осень, затем зима... Бывшему императору казалось, что с той самой
ночи небо над Вархой ни разу не было ясным. Бедняга потерял даже ту
малость, которую ему оставили эландцы, - возможность говорить с людьми и
смотреть на реку. Только дом и чахлый садик с вечно плачущей каменной
горкой.
Несколько раз приходил давешний монах, чьего лица Базилек так и не
видел, он осведомлялся о здоровье императора. Это, похоже, его
действительно заботило. Когда зимой то ли пленник, то ли гость начал
кашлять, монах зачастил, отпаивая больного какими-то снадобьями, а потом
пустив в ход какое-то колдовство, после которого кашель как рукой сняло, а
волосы императора совсем побелели. Затем Базилека вновь предоставили
самому себе, и, наверное, это было самым страшным, что с ним могли
сделать. Даже на его просьбы посетить крепостной иглеций, и то отвечали
молчаливым отказом. Видимо, молитвы в храме были прерогативой лишь членов
ордена. Император пробовал молиться и в доме, и в садике, но у него ничего
не получалось. Серые небеса молчали.
Базилек был слабым человеком, всю жизнь он прятался за кого-то - за
брата, отца, жену, зятя... Сейчас можно было спрятаться только за Бога, но
тот не отвечал, и бывший владыка Арции не выдержал. Когда молчаливый
прислужник принес ужин, он не сразу нашел Базилека. Тот умудрился открыть
подвальный люк, приладить веревку к его кольцу и спрыгнуть вниз.
Прислужник с ужасом смотрел на успевшее окоченеть тело. Шаддур ка Ройгу
Исстисс виновных не пощадит...
2230 год от В. И. 15-й день месяца Иноходца.
Эланд
- Я пришел сразу же, как смог, - Прашинко виновато взглянул на Рене
из-под опущенных ресниц, - ты же знаешь, что зимой у меня совершенно нет
сил.
- Никто тебя и не винит, наоборот, спасибо тебе, - Аррой сумел
выдавить из себя улыбку, - все в порядке. Тем паче что я уже знал, что
стражи Горды погибли... А вот за известия от Луи и Лупе спасибо. Это очень
важно.
- Правда? Тогда я возвращаюсь, - пылевичок грустно вздохнул, - мы
ничего не смогли сделать, они протолкнули Осенний Кошмар зимой, когда ни у
Леса, ни у Болот нет сил, а Стражи не выдержали.
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты передашь Сумеречной и
Рыгору, что я просил?
- Конечно, - Прашинко кивнул и исчез.
- Вот так, дружище, - промолвил герцог Эланда, разглядывая
собственную руку, - надо бы хуже, да некуда...
- Никогда не стоит отчаиваться, - ответствовал Жан-Флорентин, важно
переползая с браслета на изящную нефритовую чернильницу и устраиваясь на
ее краешке, - мы должны победить, значит, мы победим.
- Твоими бы устами... Скорее всего то, что сказал этот Гонтран, -
правда, я склонен ему верить. Я помню его, он мне не понравился, но в уме
ему не откажешь.
- Да, по всем признакам это был человек компетентный и способный
логически мыслить.
- Жан-Флорентин!
- Я слушаю.
- Ты понимаешь, что нам нужно как-то защитить Кантиску и уничтожить
это капище? И... Великие Братья! Я знаю, где оно! Варха!
- Да, это весьма вероятно, - согласился жаб, - хотя я бы не исключил
и другие возможности... Скорее всего подобных мест два, а возможно, и
более. А вот и Шандер.
- Опять ходил в разведку, - Рене укоризненно покачал головой, - так
не терпится шею сломать?
- А что мне остается делать? - пожал плечами Гардани. - Тебя охранять
- что воду решетом носить, одна надежда - случись что, сам отобьешься...
Марциал велел всем маркитанткам выметаться из лагеря до конца месяца
Иноходца.
- Значит, у нас остался месяц или около того, пока соберутся пока
летний лагерь разобьют...
- Похоже, - граф Гардани поднял черные глаза и внимательно взглянул
на Рене, - что-нибудь случилось? И наверняка поганое?
- Достаточно, - согласился адмирал.
- Приходил Прашинко, - сообщил Жан-Флорентин, - он рассказал, что
некий судебный маг, находившийся в оппозиции к тирану, утверждает, что
Годой планирует этим летом захватить Кантиску и что в Таяне появился некий
храм, аккумулирующий силу для Белого Оленя...
- Этому магу можно верить?
- Так, по крайней мере, утверждает...
- Помолчи, - неожиданно резко прикрикнул Аррой, - Шани, этим
сведениям можно доверять. За них ручается, гм... Болотница за них
ручается, но я звал тебя не за этим. Тебе придется съездить в Эр-Атэв.
- Сейчас?! - граф казался ошеломленным.
- Именно сейчас, - да не страдай так, к самому интересному ты
вернешься. Пойми, что больше мне послать некого. Клирики с атэвами - как
кошки с собаками. Маринеры мои тоже, а ты с Майхубом поладишь. А теперь
прости. Давай расстанемся на пару ор - мне нужно написать письмо, тебе -
собраться. Белка пока поживет у меня, с Герикой и Ри она дружит.
- Я еду сегодня?
- Да. Шани, это очень важно, намного важнее, чем подглядывать за
маркитантками.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг