и в круг гордо вступил так не понравившийся Роману здоровила, за которым
воин с довольно-таки тупым лицом волок к алтарю толстенького оборванного
человека, прижимавшего к груди сверток с ребенком, а за ними еще один
гоблин тащил за волосы пронзительно визжащую молодую женщину.
Роману показалось, что он наконец-то сошел с ума. Каким, во имя
Великого Лебедя, образом здесь, в горах, мог оказаться Симон с Лисьей
улицы, деверь Лупе, соратник и друг?! Что за женщина с ним, откуда
ребенок? Будь оно проклято, ремесло разведчика! Разведчик всегда
предатель. Он предает тех, кто ему верит и выбалтывает сокровенное. Он
предает своих, потому что... Да потому что он, Роман Ясный, не может
сейчас выхватить шпагу и броситься на выручку маленькому лекарю. Это
безнадежно - гоблинов тысячи, а он один, если не считать Кризы, которой он
теперь не сможет никогда посмотреть в глаза. Но он ОБЯЗАН вернуться,
потому что талисман Ангеса не должен вновь затеряться или, не приведи
Великие Братья, попасть в руки ройгианцев! Он должен вернуться, чтобы
рассказать об увиденном, чтобы встать рядом с Рене в той битве, где он
принесет больше пользы, чем здесь... Будь оно все трижды, четырежды,
десять тысяч раз проклято! Роман не мог даже отвернуться, так как гоблины
его бы не поняли. Тысячи глаз были прикованы к алтарю.
В память Романа навеки врезалась эта сцена. Мертвенный свет пылающих,
но несгоравших лиственниц, освещавших пятнистые от звериной крови камни
алтаря, шум неистового потока, притихшая толпа и семь застывших фигур.
Фанатик Кадэррок - воплощение триумфа и мракобесия (и как только он,
Рамиэрль из клана Лебедя, мог подумать, что проклятые гоблины отличаются
от людей и эльфов лишь внешним видом?!), Верховный, все еще сжимающий
пылающую чупагу, но почти утративший власть, трое воинов, тупых и свирепых
(этих он, Рамиэрль, рано или поздно убьет, хотя от этого вряд ли будет
легче), женщина, которая не могла уже даже кричать, и Симон, пытающийся
прикрыть собой какого-то ребенка. Время остановилось, как останавливается
всегда, когда мы выбираем меньшее из зол. Было видно, как лекарь обвел
глазами толпу на склонах, проклятое эльфийское зрение позволяло видеть все
до мельчайших подробностей: кровоточащие ссадины на лице женщины - видно,
ее тащили лицом по шероховатым камням или льду, обрывки рыжей лекарской
мантии Симона, разноцветные полоски толстого одеяльца, в котором заходился
плачем ребенок, осклабленные зверские рожи добытчиков... Кадэррок пад
Ухэр, уже не оглядываясь на Верховного, обнажил нож, вероятно специально
заготовленный для такого случая. Его звероподобный сынок, перехватив
поудобнее спутанную гриву волос, толкнул пленницу вперед, женщина упала на
колени.
- Зрите, - вновь возопил отец удачливого охотника, - я, я, Кадэррок
пад Ухэр, исполню предначертанное во имя Возвращения!
И тут в круг вырвалось новое лицо. Гредда! Мать Кризы и Греддока,
орка, осмелившаяся любить того, кого захотела, и заплатившая за это
изгнанием и чуть ли не жизнью. Роман ее узнал сразу, хоть и видел лишь
единожды. Нет, воистину гоблины, как и люди и эльфы, способны как на
великую жестокость, так и на милосердие.
Гредда озверевшей кошкой налетела на охотника и изо всех сил толкнула
его. Тот то ли не ожидал нападения, то ли неловко стоял, но гоблин упал,
нелепо задрав огромные ножищи. Он так и не выпустил волосы женщины, и та
свалилась на своего мучителя. По рядам зрителей пронесся ропот. А потом
все стихло, казалось, стало слышно, как падает редкий крупный снег.
- Ты, - закричала Гредда, поворачивая лицо к жрецу-старейшине. Кто,
глядя в ее лицо, осмелился бы сказать, что орки безобразны и
звероподобны?! - Ты, убийца! Упырь! На тебе крови, как на зимнем медведе!
На тебе и твоих выродках!
- Уведите безумную, - холодный, презрительный голос, без сомнения,
мог принадлежать только гостю с Севера, до поры остававшемуся в тени. - Я
САМ принесу жертву во имя Возвращения - уведите эту женщину! Я сказал,
иначе мне придется принести в жертву и ее, дабы ее вопли не сглазили
Великого Дела, - повторил посланник еще раз, в то время как его воины
выстроились у алтаря по обе стороны Верховного, который рванулся было
что-то сказать, но потом угрюмо опустил голову, заранее смиряясь с
поражением.
Роман только сжал зубы, что ж, этого он тоже убьет! Гредда же,
обнажив охотничий нож - такой же, как у Кризы, закрыла собой человека с
ребенком. Она не собиралась уходить.
- Убийца, - повторила она с вызовом, - ты говоришь, что служишь
богам?! Горе им, если у них такие слуги, и горе нам, если к нам вернутся
такие боги. Твое дело Проклятое! - кроме ножа, у нее было только одно
оружие, которым владеют даже связанные по рукам и ногам пленники, если их
дух не сломлен.
Тысячи глаз видели, как Грэдда плюнула в сторону Кадэррока и его
хозяина. И внезапный порыв ветра бросил этот плевок прямо в лоб посланцу,
который инстинктивно утерся, а потом махнул рукой. Затянутый в черную кожу
с белым Знаком рогов воин шагнул вперед. Гредда, оскалившись волчицей,
повернулась к нему, но защищаться ей не понадобилось. Носящий Знак рогов
упал. В горле его торчала стрела. Сын не оставил мать. Вторая стрела
впилась в глаз некстати поднявшегося охотника, и юный Греддок, все еще
прихрамывая, выскочил вперед, бережно, но споро помогая поднять женщину, в
то время как могучий Рэннок с топором встал рядом с ними. И у Романа
совсем помутилось в глазах, когда совсем с другой стороны с диким криком
"мама!" выскочила Криза и, пролетев между ошалевшими "рогоносцами", встала
рядом с братом.
Никто из них, в отличие от Романа, не знал лекаря Симона, не сидел у
него за столом, не задыхался от ужаса перед Воплощением Ройгу, не спорил о
том, какую цену и за что можно заплатить. Вряд ли кто-то из них, за
исключением, может быть, Кризы, проведшей полгода в обществе эльфа, вообще
задумывался о таких вещах, как Добро и Зло или цель и средства. Но они не
колебались, когда пришло время выбирать, хотя никто их не заставлял
жертвовать жизнью, пытаясь спасти тех, кого спасти было никак нельзя.
Их было четверо против... Нет, не десятков тысяч. Десятки тысяч
безмолвствовали, наблюдая за разворачивающейся перед ними трагедией, о
которой, очень может быть, спустя сотню лет будут петь песни, превознося
то ли мудрость и решительность Воина с Севера, то ли доброту Гредды... В
зависимости от того, чья возьмет. Против Гредды и ее семьи стояли чужие
южным горам воины со Знаком рогов и беснующийся фанатик. Роман видел, что,
не будь Верховный жрец-старейшина так подавлен, он бы еще мог взнуздать
судьбу. Рене, тот наверняка смог бы, Рене, но не этот согбенный годами
орк, мудрый, возможно даже добрый, но опустивший руки.
Роман отвернулся от Граанча и встретил взгляд Кризы. В нем не было
укора или просьбы, а было лишь непонимание. В черных глазах девушки
читалось одно: "Почему ты не с нами?!" Ей было не понять, что смерть
нескольких человек - меньшее зло в сравнении с гибелью Благодатных земель,
что добытые ими сведения стоят того, чтоб за них заплатить тысячами
жизней, а Кольцо и вовсе не имеет цены. Она бы не поняла... Да и времени
объяснять у него не было.
Роман увидел, как четверо "рогоносцев" (слава Великому Лебедю, они
заявились без арбалетов!) двинулись вперед. Старый Рэннок поднял свой
топор и... Роман сам не понял, как это вышло, но его рука уже обхватила
сзади горло гостя с Севера, а кинжал оказался приставлен к тому месту, где
у всех - эльфов, людей, гоблинов - пульсирует жила с кровью, которая,
опять-таки у всех, одного цвета - алого, как плащ Волинга! Крепко держа
дюжего воина, Роман, толкая его перед собой, поволок добычу к друзьям.
План созрел мгновенно. Прикрываясь этой тварью, прорваться к
водопаду. Передать заложника Рэнноку, заставить реку отступить, только б
хватило силы держать заклятья, пока пройдут девять человек, затем бросить
эту тварь в ледяную воду - не жалко, и укрыться в Обители. А там что
будет, то и будет... Сразу стало легко и весело, впервые за последние
несколько сотен лет Рамиэрль перестал быть разведчиком и стал самим собой.
Впереди послышался звон и сдавленный стон, Роман не мог видеть -
пленник загораживал обзор, но не сомневался, что звякнул оброненный нож, а
стонала женщина. Радостно вскрикнула Криза, а потом все звуки утонули в
хлопанье сильных крыльев...
2229 год от В. И. 2-й день месяца Сирены.
Арция. Мунт
Разговор не заладился с самого начала. Колдунья из Белого Моста
молчала, сжав губы. На сей раз ее глаза глядели вполне осмысленно, она не
стала отрицать своего имени, сказала только, что сменила его, чтоб не быть
узнанной, а в остальном продолжала цепляться за свою историю. Исходя из
традиций тайной канцелярии, упрямицу уже давно полагалось предать пытке,
после которой она наверняка бы стала более разговорчивой. Увы, на сей раз
испытанный способ не годился. Леопина нужна была господину судебному
заклинателю живой и здоровой. Гонтран не сомневался, что она связана с
теми, кого синяки прозвали резестантами. В отличие от недоумка ре Прю, от
внимания Куй не укрылось ни имя вождя восставших Рыгора Зимного, ни то,
что восстание началось вскоре после неудачной попытки свалить убийство
циалианок на жителей Белого Моста.
Куй, кстати, предупреждал Трюэля, что издевательство над Фронтерой
кончится "малой войной". Проведший несколько лет в этих краях, Куй
прекрасно понимал всю абсурдность обвинений против местных селян, и так
недовольных поборами и уничтожением бывших вольностей. Задабривая
арцийских нобилей и особенно южан, Годой осознанно жертвовал севером
Арции, что, по мнению Куй, было большой глупостью, особенно с учетом того,
что другой дороги в родную Годою Тарску не было. Если, разумеется, не
считать Эландских дебрей. Воистину, когда Творец захочет кого-то наказать,
он отнимает разум. Фронтера вспыхнула, как сухой порох, и усмирить селян
оказалось делом неподъемным, особенно после того, как к ним присоединились
невесть откуда взявшиеся регулярные части.
Куй видел послания, подписанные именем Луи Арцийского, объявленного
убитым в Лагской битве и даже с честью похороненным благородным
победителем. Господин судебный маг не сумел пробраться достаточно близко к
гробу, чтобы с помощью Кристалла проверить, не была ли использована магия,
но именно это и стало для него первой уликой в "Деле о Недозволенной
магии, творимой неким Михаем Годоем, ложно именующим себя императором
Арции".
Куй с самого начала был склонен думать, что Луи уцелел, впрочем, даже
если место принца занял самозванец, он достаточно смел, умен и удачлив,
чтобы стать оружием против Годоя, а в подобной схватке хороши все
средства. Во Фронтере и Нижней Арции немало людей, склонных, если судьба
не повернется к Луи спиной, весной встать под его знамена. Гонтрана это
вполне устраивало, Годой оказывался отсеченным от своих, а имя сына Эллари
для некупленных и несломленных арцийцев звучало как звук боевой трубы.
Принц или не принц - какое это имеет значение.
Видимо, Луи или как его там на самом деле, понял очевидное и решил
поискать союзников в Мунте. С его стороны было весьма неглупым послать
туда женщину, которую никто, как им казалось, не мог узнать. Предположить,
что она налетит на следователя, который разбирался с ее делом, было
невозможно, но люди предполагают, а бог располагает... Гонтран, однако,
богом не был. Заполучив Лупе в свои руки, он не мог убедить ее в своей
искренности. Маленькая колдунья не верила, и ее можно было понять.
Уже третью ору женщина сидела перед ним, напоминая загнанную в угол
кошку. Она была уверена, что дело кончится пытками, и была к ним готова.
Гонтран не исключал, что она могла выдержать больше, чем сильный мужчина,
а то и просто приказать себе умереть, когда муки станут нестерпимыми.
Такое бывало - преступники ускользали в небытие, так как допрос мертвых
почитался наизапретнейшим из всей запретной магии. Правда, фискалы самого
высшего порядка им иногда пренебрегали, но риск был слишком велик.
Но что же делать с Лупе?! Гонтран Куй, решил предпринять последнюю
попытку.
- Леопина, я хочу, чтобы вы меня внимательно выслушали.
- Я Халина, - монотонно проговорила она, - но я слушаю.
- Я прекрасно знаю, что вы мне лжете. Если бы я велел вас обыскать по
всей форме или подвергнуть допросу с пристрастием, я бы получил
неопровержимые доказательства вашей связи с Луи Арцийским, но мне они не
нужны. Я не собираюсь передавать вас в руки суда, а мне достаточно моих
умозаключений. Итак, для меня вы лазутчица фронтерских резестантов,
пришедшая в город, чтобы найти союзников. Тех, кто значился в
рекомендательных письмах, вы не нашли и не найдете. Эти фамилии частью
истреблены, частью сосланы, частью бежали. К их домам опасаются даже
приближаться, так как это чревато допросами.
Никто, запомните, уважаемая Леопина, - никто из оставшихся в Арции
потенциальных сторонников принца Луи вам сейчас не поможет. Те, кто
слабее, сдадут вас с потрохами, те, кто посильней и поумнее, ждут своего
часа, стараясь не поддаваться на провокации, в которых, уж вы мне
поверьте, мои коллеги весьма преуспели. Вам никто не поверит, даже если вы
предъявите письмо, подписанное Луи. Вы, кажется, вздрогнули? Здесь
прохладно, накиньте плащ... На нем, правда, лежал мой кот, но это не
страшно, у вас же, мне помнится, подобные звери водились.
Возвращаемся к нашему делу. Единственный союзник, который вам может
реально помочь, это я. И я помогу вам, но за это вы передадите мое
предупреждение герцогу Рене. Я знаю, что вы с ним как-то связаны, а если
нет, то Аррой к весне сам разыщет тех, кто отрезал Годоя от Таяны. Вы
лично ничем не рискуете. Я вас отпущу и выведу из города, после чего идите
на все четыре стороны. Когда вы, или Луи, или Роман Ясный будете писать
Аррою, можете описать ему нашу встречу. Герцог - человек умный, он поймет,
что такой враг Запретной магии, как я, готов помогать кому угодно в борьбе
против Преступившего, завладевшего арцийским троном.
- Преступившего? - это было первое слово, произнесенное Лупе после
того, как она замолчала, по четвертому кругу рассказав якобы свою историю.
- Именно. За Годоем тянется такой шлейф недозволенной магии, что мой
Кристалл сходит с ума. Узурпатора нужно остановить, потому что иначе он
сотворит такое, что Проклятый в сравнении с ним покажется деревенским
шарлатаном. Я сейчас расскажу вам, что я знаю, а вы решите, можно мне
после этого верить или нельзя.
Молчание. Испытывающий, внимательный взгляд... "Так, это уже лучше.
Ну что ж, молчи. Молчи и слушай, нареченная Леопиной. Я рад, что не сжег
тебя год назад, хотя не поклянусь, что не сделаю этого, когда все
кончится".
Гонтран Куй присел, чем немедля воспользовался старый белый с рыжим
кот, с видимым усилием вспрыгнувший на колени судебному магу. Тот
механически погладил любимца за ушами, отпил из глиняной кружки травяного
отвара и начал:
- Михай Годой связан с каким-то пока еще малопонятным культом,
гнездовье которого раньше, видимо, находилось в Тарске, а теперь
перенесено в Таяну в район Вархи. Является ли сам Годой адептом этого
культа? Не уверен, поскольку он в равной степени заигрывает со всеми, кто
может помочь ему утвердиться на троне. Он ведет переговоры с клириками, и
у меня есть сведения, что некоторые из них пока тайно, но перешли на его
сторону. Большие надежды наш друг возлагал на орден святой Циалы,
оспаривающей первенство у эрастианцев, но случилось так, что реликвия,
переданная Годоем ордену, исчезла, а с ней и надежда на помощь циалианок.
Я пытался разузнать, что там произошло и кто перебил эскорт и похитил
реликвию. Это могли быть люди самого Годоя, если он вдруг передумал, или
циалианские рыцари, если орден не захотел выполнять свои обязательства.
Это могли быть, хоть и сомнительно, эрастианцы, таянцы или тарскийцы,
играющие свою игру за спиной Годоя и пожелавшие разрушить намечающийся
союз, это могли быть, не правда ли, Леопина, арцийские регулярные части,
отступившие не на Гверганду или Кантиску, а на Фронтеру. Но это НЕ могли
быть фронтерские крестьяне, однако виновными было велено считать именно
их. Я видел указ регента, которым он передавал фронтерские земли во
владение гвардейцам-южанам, а местных велел переселить в Таяну. Зачем?
Земли хватает и до Гремихи, и за ней... А еще раньше в Таяну препроводили
тех военнопленных, которые не пожелали присягнуть Годою, а потом арцийских
нобилей, которые тайно или явно не приняли нового императора. Что там,
нареченная Леопиной, как ты думаешь?
Женщина продолжала молчать, но в ее глазах враждебность и
обреченность уступили место напряженному вниманию. Судебный маг сделал еще
глоток и собирался продолжить, но не успел.
Резкий, требовательный стук в дверь заставил чашку в холеной руке
дрогнуть. Часть горячей жидкости пролилась на кота, который, недовольно
мявкнув, шлепнулся с колен и юркнул под стол.
Стук повторился.
- Именем императора, - кто-то за дверью говорил громко и напыщенно,
но толстые, окованные медными полосами доски гасили звуки. - Бывший
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг