- И я горжусь этим! Дана Леопина... Я должен это сказать... Я
понимаю, у меня нет никакой надежды... Вы знали таких рыцарей, как Рене
Аррой, Роман Ясный, Шандер Гардани, а я что... Я Принц без королевства, я
мало знаю и еще меньше умею. Я вам ничего не сказал, но вечером нам опять
идти в бой... Я люблю вас!
Лупе молча повернулась и пошла назад. Что она могла ему ответить? Он
так походил на Шани и был так молод... Луи не виноват, что жил, когда
Шандер Гардани погиб, и погиб страшно, но маленькая колдунья не хотела ни
видеть просящие глаза арцийского принца, ни слышать то, что он говорил...
2229 год от В. И. 7-й день месяца Дракона.
Эланд. Идакона
- Что с тобой? - Герика встревоженно смотрела на Шандера.
- Так, ерунда, - Шани виновато улыбнулся, - что-то сердце зашлось.
Никогда такого не было... Устал, наверное...
- Слава Творцу и Церкви, - тарскийка возвела очи горе, пародируя
святую Циалу, - неужели ты наконец догадался, что устал? Иди и немедленно
ложись, за несколько ор мир не рухнет, тем паче герцог с командором на
ногах, приглядят, если что...
- Хорошо, сейчас...
- Никаких "сейчас", - Герика засмеялась - ляжешь здесь, у меня, а то
твой Сташко тебя живо из-за какой-нибудь ерунды через полторы оры
разбудит... Я не шучу. Попробуй только выйти...
Гардани не протестовал, он действительно не спал три ночи, мотаясь
вдоль Зимней гряды. Недоступность недоступностью, но проверить не мешало.
Для почтенных купцов обрыв был и правду непреодолим, но для шпионов...
Выросший в горах Шани умел лазать по скалам не хуже тарскийцев и немногим
уступая, если уступая, гоблинам, и нашел-таки четыре места, где лично он
вполне мог пробраться на побережье. Теперь у каждого спуска караулило по
десятку людей Феликса, обладавших упорством кошки над мышиной норой. Шани
же, пользуясь случаем, заскочил в Идакону навестить Герику. С тарскийкой
он мог быть откровенным, и она платила ему тем же. И еще с ней был
Преданный, к которому любивший до самоотречения Стефана граф испытывал
какую-то, щемящую нежность. Дикий кот платил ему взаимностью.
Герика с улыбкой посмотрела на Гардани, уснувшего, лишь только его
голова коснулась подушки. Пусть спит, она не позволит его разбудить раньше
вечера, хотя бы начинался конец света. Герика устроилась в кресле со
старинным фолиантом. Последнее время женщина пристрастилась к чтению,
выискивая из хранящихся в замке книг самые старые. Чем непонятнее,
расплывчатее был смысл, тем с большим вниманием дочь Михая вчитывалась в
выцветшие строчки. Она сама не знала, что искала.
Эстель Оскора
Я с трудом разбирала полустершиеся чернила, хорошо хоть почерк у Эты
Идаконской был четким и разборчивым, несмотря на присущие ее времени
завитушки. Мне нравилась эта женщина, жившая и любившая еще до Анхеля
Светлого, к тому же обладавшая несомненным даром слова. И все равно я не
могла понять, как можно доверить свое сердце пергаменту, тем паче
зачарованному специальным образом, такой пролежит и тысячу лет и больше,
храня на себе следы боли и радости давным-давно ушедших. Эта была горда,
умна, скрытна, и все же она записала историю собственной жизни,
озаботившись о том, чтобы с записями ничего не сделалось... Почему? Я
прочла рукопись от начала до конца, подумала и принялась читать снова,
обращая на сей раз внимание на всяческие мелочи. В конце концов, Эта была
прапрапрабабкой Рене, а предавший ее возлюбленный; судя по всему,
приходился пращуром не только адмиралу, но и мне...
Я еще раз внимательно прочла про детство в маленьком горном
княжестве, приезд Стефана Старого, поездку в Гелань, описание тогдашнего
Высокого Замка и пресловутого турнира, на котором Эта встретила Риберто...
И тут меня как обухом по голове ударило!
На дочери таянского короля были рубины! Те самые рубины, которые я
отдала Ланке и которые считались фамильными драгоценностями тарских
господарей! Все сходится! Тарску Стефан Старый отдал в приданое за своей
дочерью, возжелавшей Риберто, от них и пошли Годои, я - последняя из рода,
начавшегося так мерзко! Но до этого-то моя прародительница была просватана
за тогдашнего владыку Эланда, который привез ей в подарок найденные где-то
за Запретной чертой красивые красные камни! Камни, которые и моя мать, и я
прямо-таки ненавидели, а бедная Марита шарахнулась от них, как от змеи...
Да, я почти не помнила того, что чувствовала полтора года назад в
Высоком Замке, но зато события крепко держались в моей голове. Ланка резко
изменилась после того, как я отдала ей эти чертовы камни, да и Циала,
предавшая Эрасти, с ними не расставалась... Ох, лучше бы Рикаред
Идаконский оставил эти рубины там, где нашел...
2229 год от В. И. Утро 10-го дня месяца Дракона.
Олений Замок
Ланка с отвращением смотрела на лежащие на замызганном платке
драгоценности. Дивные камни казались отвратительными кусками мяса...
Женщина не понимала, как она могла ради их пойти на предательства и
убийства. А то, что она предательница Ланка понимала совершенно отчетливо.
Из-за красивых камешков принцесса осталась в Замке, сделав ненужной жертву
Шани, спуталась с господином Бо, и не ее заслуга, что Рене вырвался из
захлопнутой ими ловушки. И это не говоря о замужестве с Годоем и о том,
ЧТО с ее ведома сотворили с Маритой и другими! Но и этого было мало, она,
верно, обезумела, когда приказала перебить циалианское посольство и
вернуть камни.
Все прошло на удивление гладко - эскорт был застигнут врасплох и
вырезан до последнего человека. Трупы побросали в старые каменоломни, где
их никто и никогда не найдет, а если найдет, то какое к этому отношение
имеет жена регента, ах, простите, императора?! Во Фронтере случались дела
и похуже. Илана совершенно точно знала, что там пропало шесть тайных
отрядов, посланных бледными, да и гонцы из Мунта в Гелань пропадали один
через двух, а незадолго до происшествия с циалианцами как сквозь землю
провалился хорошо охраняемый обоз с арцийскими пушками, которые
предполагалось установить на стенах Гелани.
Не то чтобы на столицу Таяны кто-то посягал, да и покойный король, не
жалевший денег на оборону, укрепил город преизрядно. Просто Годой хотел
показать, что он, хоть и обретается ныне в Мунте, не забывает и о других
своих землях. Как бы то ни было, пушки исчезли вместе с сопровождением...
Это и натолкнуло Илану на безумную затею.
Взбешенная до глубины души самоуправством мужа, посмевшим без ее
ведома подарить Ордену святой Равноапостольной Циалы ее драгоценности,
женщина не колебалась. Рубины она вернет, а циалианки... Что ж, если
сестры посягнули на то, что им не принадлежит, тем хуже для них. Возжелай
святая оставить камни своим последовательницам, она бы не отсылала их на
родину. Если бы не старая Катриона, убедившая ее на время отдать рубины
Тиберию! Последнее время принцесса чувствовала себя плохо, боль и тошнота
были забыты, и отказ от чудесных украшений казался суеверной глупостью. Не
выстави епископ ларек в храме, камни можно было бы спрятать, сказав, что
они потеряны, а по ночам, когда никто не видит, надевать их перед старым
большим зеркалом или просто касаться пальцами...
Илана не могла себе отказать в последнем удовольствии прежде чем
передать ларец красивой чернобровой женщине в белом покрывале, провела
рукой по рубинам. Ее пальцы почувствовали тепло, а в голове прозвучало:
"Не отдавай нас. Мы твои. Мы единое целое..." Илана потеряла голову. Два
дня она еще как-то боролась с собой, а на третий братья Цокай поскакали в
погоню за увозившими реликвию. Исполнив порученное, братья должны были до
поры до времени укрыть добычу в Оленьем Замке, а сами удариться в долгий
загул где-нибудь на тарскийской дороге.
Ланка знала, что посланцы вернутся не раньше, чем через месяц, но
места себе не находила. Редкая возлюбленная ожидала возвращения своего
рыцаря с таким нетерпением, как Анна-Илана свои камни. Она считала дни,
простаивая часами на стенах. Иногда чувство утраты превращалось в почти
физическую боль, принцессе казалось, что ее руки, шея, голова охвачены
огнем. Женщину бросало то в жар, то в холод, руки дрожали, затем на тех
местах, которые некогда соприкасались с рубинами, проступили уродливые
пятна, словно от чьих-то пальцев. По ночам она проваливалась в какой-то
полубред, когда перед глазами вспыхивали алые искры, она тянулась к ним и
не могла дотянуться. Или еще хуже - красные камни оказывались глазами
отвратительных змей или еще пульсирующими сердцами, вырванными из кошачьих
тел. Принцесса в ужасе вскакивала, подносила к глазам опухшие, трясущиеся
руки...
Ни настойки старой няньки, ни тинктуры медикусов ей не помогали, да и
не могли помочь. И Катриона, и Симон с Шамой первопричиной всего считали
беременность. О камнях они не знали и не должны были знать, иначе вина
Иланы стала бы слишком явной. Принцесса терпела, с отвращением глотая
дурацкие настойки, с каждым днем ей становилось все хуже. Так прошло три
кварты. Наконец старая нянька, осенив себя Знаком, на ночь глядя куда-то
отправилась с мрачным решительным лицом. Вернулась она на следующий день,
и измученная Илана даже не спросила, где же та была.
... В эту ночь принцесса спала как убитая. Ей ничего не снилось, а
когда она разлепила ресницы, первое, что почувствовала, был запах
шиповника. Женщина и не заметила, что у изголовья поставили кувшин с тремя
благоухающими ветками. Вообще-то Илана была к цветам равнодушна, а если и
обращала внимание, то на пышные пионы или розы. На эти же цветущие веточки
она смотрела так, словно видела подобное впервые в жизни. Илана сидела
возле них целый день. Следующая ночь прошла спокойно, руки больше не
дрожали, голова не кружилась, синяки потихонечку сходили, и принцесса
пребывала в блаженном состоянии выздоравливающей.
Разумеется, она не слышала, как Катриона делилась на кухне с
толстухой Нэнной, которая, хоть и не одобряла принцессу в последний год, к
ее старой няньке испытывала многолетнюю привязанность. Повариха восхищенно
качала годовой, слушая, как эландка, взяв на душу грех, потащилась ночью
на кладбище.. Ведь всем известно, если всяческие злыдни одолевают
беременную нет лучшего средства их отвадить, чем сломать в полночь на
ущербной луне три ветки с могилы покончившей с собой девушки и поставить в
изголовье болящей.
Катриону вернули в Высокий Замок в конце зимы, и она не знала ни о
погибшей Марите, ни о расцветшем под зиму кусте, с которого нянька Иланы
по воле судьбы и срезала ветки. Слуги могли бы рассказать ей и об этом, и
о многом другом, но не делали этого. В Высоком Замке научились молчать. А
Илана выздоравливала на глазах. Сначала она просто наслаждалась
отсутствием боли, но затем к ней пришли мысли, с успехом заменившие ночные
кошмары. Возвращаясь памятью к дням, последовавшим за смертью Стефана,
принцесса не понимала, как она могла так думать, действовать, говорить...
Она не забыла ничего, и она ничего не понимала. Наверное, она с ума сошла
от ревности - в старинных балладах говорилось, к каким безумствам и
предательствам вело это чувство. И все равно, как она могла бросить на
произвол судьбы Шани?! Как она могла погубить Мариту?!
Дочку эркарда Ланка вспоминала особенно часто. То на балу с белыми
цветами в смоляных вoлocax, то на свадьбе Герики, то в спальне Михая...
Почему она, пользуясь случаем, тут же не прирезала, нет, не несчастную
девочку, а мерзавца Годоя? Почему не отправила Мариту в Эланд?! Странно, а
ведь молоденькая свояченица Шани в ужасе шарахнулась от рубинов, которые
ей предложила Герика. Да и сама тарскийка относилась к ним с ранее
непонятным Илане отвращением. Зато теперь... Ее сигуранты не оплошали.
Камни они привезли, но радости, облегчения, ликования не было. Напротив!
Теперь принцесса понимала, что в этих сгустках вечной крови отталкивало
Мариту и Герику. Холод, жестокость и равнодушие, равное самой Смерти, -
вот чем на самом деле были рубины Циалы! Уж лучше бы они достались сестрам
ордена, пусть бы те надели их на каменное изваяние святой, а она, Илана,
никогда больше не коснется этой мерзости.
Дело сделано, кровь пролита... Кости циалианок упокоились в
вриграничной каменоломне, а их убийцы ждут награды. Принцесса вздохнула.
Может, отдать рубины им? Но нет. Такое не продашь. Камни узнают, ниточка
потянется к ней, и уже не известные фронтерские разбойники ответят за ее
преступление, она будет обвинена во всем, содеянном ими. Нет, с наймитами
следует расплатиться золотом. Жаль, она не может заставить их исчезнуть...
Она с таким трудом тайно наскребла в Гелани полторы сотни мерзавцев, не
боявшихся ни бледных, ни Творца, это ее единственный козырь, хотя до конца
можно доверять лишь Катрионе.
Принцесса решительно набросила на камни узорчатое атэвское покрывало.
Ей показалось, что рубины обжигают даже сквозь плотную ткань. Куда же их
все-таки девать? Оставлять в Оленьем Замке нельзя. Те же самые братцы
Цокай могут за ними вернуться или проболтаться. Придется, как это ни
мерзко, тащить их в Высокий Замок.
Пожалуй, самое подходящее место - старый замковый иглеций, куда она
частенько уходит якобы молиться. Там, за Небесным Порталом, в ковчежце,
где лежала реликвия какого-то святого - косточка и пара бусин, - может
поместиться и не такое. Конечно, проще было бы скрыть рубины в тайной
комнате таянских королев, но Илана не хотела лишиться своего единственного
убежища, зная, что вряд ли сможет переступить по доброй воле порог, где
хранятся кровавые камни. А может, лучше выкинуть их по дороге в Гелань?
Нельзя, заметят. В Рысьву тоже не бросишь, их может вынести на берег, а
это значит, что следы убийц опять-таки ведут в Гелань! Нет, лучше в
иглеции, ведь ковчежец никто не посмеет открыть.
Нужно было возвращаться, но Илана никак не могла себя заставить взять
проклятые камни, из-за которых вся ее жизнь пошла вразнос. И надо же было
до такого додуматься. Приказать Золтану и Имре спрятать рубины в той самой
Морской Гостиной, где она встретилась с господином Бо и где Рене уложил
две дюжины сигурантов... Теперь в заново отделанной комнате ничего не
напоминало о происшедшем. Собственно говоря, план Иланы и строился на том,
что она поручила братцам проследить за ремонтом замка, а сама приехала
якобы проверить, как идет работа. Сидя в обтянутой абрикосовым атэвским
шелком комнате, Илана видела не богатые ковры, а залитый кровью мозаичный
пол, трупы сигурантов Годоя и седого воина в красном, отражающего удар за
ударом... Как она могла бросить его здесь? Воистину, если святая Циала
захочет наказать, она отберет разум и затемнит душу. Как просто совершить
глупость и как дорого за нее приходится платить!
Анна-Илана решительно сунула сверток за пазуху, от отвращения ее
передернуло - уж лучше бы это была змея или жаба! Всю дорогу до Высокого
Замка она ощущала у груди попеременно то жар, то холод, однако желание
немедленно вытряхнуть оскверненные украшения, как стряхивают пауков или
пиявок, постепенно угасало. Она как-то забыла о них, тем паче что
поджидавший супругу регента у входа в Замок господин Улло заговорил с ней
об Эланде. Бледный напомнил принцессе, что многие таянцы до сих пор
испытывают родственные чувства к бывшему союзнику и что управлять
государством, зная, что в нем полно недоброжелателей, весьма трудно.
Ланка внутренне напряглась, полагая, что ей предложат утвердить
список осужденных на смертную казнь или поставить подпись под очередным
указом, направленным против недовольных. В ее сегодняшнем настроении Илана
просто не могла бы это сделать. Чувство раскаяния и ненависти к себе
толкали на отчаянный бунт, и только нерожденный еще ребенок удерживал
таянку от непоправимого. Хотя, возможно, так было бы лучше? Зачем Михаю
наследник?! Ну нет, она будет бороться до конца. Ребенок изначально не
виновен, да и сам Годой... Не доставит она ему такой радости! Анна-Илана
выросла при дворе и умела понимать намеки.
Циалианки вольно или невольно дали понять, что, став арцийским
императором, Годой захотел упрочить свое положение посредством удачного
брака. Недаром он не выпускает жену из Гелани, недаром пожертвовал ее
любимыми драгоценностями. Ему нужна арцийка, дабы его перестали
воспринимать как чужака? Не выйдет! Она будет бороться. Но что от нее
хотят на сей раз? Как бы то ни было, смертных приговоров она не утвердит.
Но этого и не требовалось. Напротив, дан Улло намеревался очистить Таяну
иным способом. Все недовольные могли, разумеется, заплатив соответствующую
виру, уйти в Эланд. Крепость Варха ждет беженцев, эландцы готовы принять
их и предоставить им земли в Чернолесье.
Илана не поняла, как Рене удалось добиться такого. Возможно,
увлекшись арцийскими играми, Годой больше не хочет войны на севере? В
самом деле, зачем ему угроза с моря? Но если это перемирие... Илана
просияла глазами и поставила свою подпись на желтоватом пергаменте.
Господин Улло поклонился и вышел, а принцесса торопливо поднялась в
иглеций и освободилась от своей тайной ноши, на сей раз не испытывая ни
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг