- Я хочу, чтобы ты взяла это себе.
- Что это?
- Камни, мне они больше не понадобятся, - королева открыла крышку, и
принцесса с трудом удержала крик восхищения. На пожелтевшем белом шелке
мерцали и переливались немыслимой красоты рубины. Каждый камень стоил
четырех, а то и пяти лучших атэвских скакунов, а камней было множество.
Герика выложила на стол диадему, ожерелье, серьги с подвесками, два
браслета и перстень. Ланка с трудом оторвала взгляд от мерцающего на
скатерти багрового зарева
- Я не могу это принять!
- Должна же я кому-то их оставить, - тихо возразила Герика. - Я
больше никогда не буду носить драгоценности. Особенно эти!
- Но ты их и раньше не носила.
- Это камни... Говорят, их носила в юности сама Равноапостольная
Циала... Они всегда были у отца.. Когда Рене и Шандер его поймали, Стефан
отдал их мне.
- Какие красивые! - Принцесса нежно прикоснулась рукой к алой капле.
- Спасибо тебе, но я не могу их взять. Ты успокоишься, пройдет время.
- Нет! - с неожиданной твердостью ответила королева. - Мне они не
нужны. Я их всегда боялась, они слишком хороши для меня. Примерь.
Если б кто-то с утра сказал Илане, что она сегодня же замрет от
счастья, примеряя перед зеркалом серьги, она запустила бы в мерзавца
первым, что подвернулось бы под руку. Но, любуясь своим отражением,
девушка забыла обо всем. Кроме Рене. Когда он увидит ее в этих рубинах ..
Она с досадой вспомнила о трауре, затем о том, что вела себя гадко,
сначала воспользовавшись горем Герики, а потом забыв о нем. Илана
торопливо сняла украшения, и день за окном словно бы померк...
- Видишь, как тебе они хорошо, как будто бы их делали для тебя, -
задумчиво произнесла королева, - Стефан как-то мне говорил, что все на
свете имеет какой-то смысл. Наверное, эти камни нашли то, что хотели.
Илана больше не спорила. Более того, расстаться с тарскийскими
рубинами она была просто не в состоянии. А Герика, казалось, сразу же
забыла о том, как распорядилась фамильной реликвией. Молчание становилось
тягостным, когда в комнату вбежала Марита, и королева подняла глаза.
- Его Величество сейчас будет здесь, - присела в реверансе девушка и
тотчас вышла. Ланка повернулась, чтоб последовать за ней, но, боясь
показаться слишком черствой и корыстолюбивой, заметила:
- Марита - самое прекрасное создание, которое я знаю. Жаль, что она
простолюдинка. Вот кому бы пошли рубины Циалы.
- Я как-то предложила ей их примерить, - бездумно откликнулась Герика
Годойя, - она даже из шкатулки их не вынула... Испугалась...
2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Тарска. Предгорья Корбуга.
Тропа не подвела - край Пантаны остался далеко позади, а его никто не
заметил. Или, поправился Уанн, он сам не заметил того, кто, быть может,
заметил его.
Уже четвертый день волшебник упорно пробирался на северо-восток
Старыми Тропами, позволяя себе лишь краткий ночной отдых. В своих
скитаниях Уанн обычно полагался на ноги, отдавая им предпочтение перед
лошадиными копытами, тележными колесами или (тем более!) магией. Сейчас он
спешил, а для того, кто торопится, все средства хороши. И маг вспомнил о
Старых Тропах, по которым в незапамятные времена ходили почти всесильные,
существа. Они сгинули, а дороги, ими проторенные, остались и зажили своей
жизнью. Ступив на них без умения, можно было оказаться в месте, прямо
противоположном тому, куда направлялся. Да и обитали там создания, с
которыми, судя по оставленным теми следам, Уанн не хотел бы встречаться.
Выбирать тем не менее не приходилось, и он шел по узким проходам, ощущая
под ногами твердый пол. Все остальное было скрыто мглой, только летящий
впереди золотистый огонек-проводник напоминал о том, что где-то есть свет,
конец пути, высокое небо, шумящий в кронах раскидистых сосен ветер...
Сходя с пути на несколько ор, Уанн зажигал костер и долго смотрел в рыжее
пламя. Живой огонь отгонял мрачные грезы, навеваемые Старыми Тропами.
Наконец он вышел к границе Тарски. Дальше предстояло выбирать между
скоростью и скрытностью. Уанн был достаточно наслышан о тарскийском
господаре, чтоб предполагать, что кто-кто, а Михай постарался разузнать
обо всем, имеющемся в его владениях. Годой вполне мог найти и подчинить
себе Старые Тропы. Маг-одиночка никогда не был излишне самоуверен,
понимая: если что-то смог сделать ты, это будет по силам и кому-то
другому. Пробиваться силой Уанн не хотел, он не был еще готов к открытой
войне, а любой неосторожный поступок вел именно к ней. Потому-то волшебник
и отказался от столь привлекательной мысли уже завтра оказаться у Большого
Корбуга. Он и так достаточно опередил Примеро со товарищи и мог позволить
себе потратить неделю на переход по предгорьям, заодно разведав, что
творится в Тарске.
Сходя с Тропы, Уанн задумался, прав ли он был, что скрывал ее
существование даже от Рамиэрля. Возможно, эльфу было бы полезно узнать
короткую дорогу в Таяну. Но, подумав, маг решил, что Рамиэрль в одиночку
мог не справиться с проводником и затеряться в безвременье.
Успокоив свою совесть, Уанн решительно зашагал по буковому лесу,
покрывавшему невысокую гору, прозванную в старину Спящей Кошкой. Вечерело,
дул легкий ветерок, на руку колдуну упал сухой пожелтевший листок - один
из первых в этом году. Завтра он перейдет речку Хладницу и подойдет к
отрогам Малого Корбута...
Глава 31
2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Таяна. Высокий Замок.
- Ваше Величество? - Герцог с неприкрытым недоумением смотрел на
Герику, замершую в дверях. Он был готов увидеть кого угодно - Илану,
Шандера, Лукиана, самого короля, но не полупомешавшуюся после гибели
Стефана тарскийку. И тем не менее это была она.
Траурное лиловое платье с белой оторочкой у горла и распущенные по
горскому обычаю волосы удивительно преобразили дочь герцога Михая,
превратив ее почти в красавицу. Впрочем, Рене и раньше подозревал, что
молодая королева принадлежит к той редкой породе женщин, чьей внешности
все дополнительные "красивости" приносят лишь вред. Герика в розовых и
белых пышных платьях казалась неуклюжей и нелепой, Герику в трауре забыть
будет трудно.
- Что случилось, Ваше Величество? Я могу чем-нибудь помочь? - Рене
придвинул молодой женщине стул, на который та покорно опустилась.
Некоторое время оба молчали, наконец королева заговорила:
- Вы должны уехать. Завтра же!
Вот в чем, оказывается, дело! Королю потребовалось подкрепление -
Марко не был уверен, что Рене подчинится, а королю зачем-то понадобилось
срочно убрать родственника из Таяны. Наваждение прошло, Рене вновь видел
перед собой безвольное существо, никогда не имевшее ни собственных мыслей,
ни собственных чувств. А если и имевшее, то ничего не делавшее, чтобы их
защитить. Впрочем, это была не вина Герики, а ее беда. Рене взял королеву
за руку.
- Ты выполнила то, что тебе велели, но решать буду я.
- То, что мне велели? - В серых глазах застыло самое искреннее
недоумение. - Никто не знает, что я здесь...
Врать она никогда не умела и вряд ли могла научиться за три прошедших
страшных дня. Уж в этом-то Рене не сомневался. Он еще раз взглянул в глаза
королевы, они были красными и сухими.
- Никто не знает, что я здесь, - повторила тарскийка. - Я... вы были
добры ко мне. И к Стефану. Я должна сказать. Не верьте королю. Он теперь
ненавидит вас. Уезжайте скорее, пока вас не убили. Я не хочу потерять еще
и вас. Стефан говорил, что вы - надежда Благодатных земель. Возвращайтесь
в Эланд. Когда будете в безопасности, объявляйте им всем войну, но
сейчас... Хотя бы вы должны выжить, Рене, - она в первый раз назвала его
по имени.
- Они мне ничего не сделают. По крайней мере, не сейчас. Успокойся,
пожалуйста. Скажи лучше, почему ты решила, что король меня ненавидит? Мы с
ним прекрасно ладили всю жизнь.
- Стефан говорил, что вы все понимаете... Марко страшно переменился.
Я чувствую в нем своего отца. - Годойя на мгновение закрыла глаза. - Я
боюсь за вас. Уезжайте. Завтра же...
- Герика, - Рене взял ее за руку, - ты не должна оставаться в этом
вертепе. Я увезу тебя в Эланд, там тебя никто не тронет... Война будет и
так, никуда от этого не деться... Я слишком любил Стефана, чтобы бросить
тебя здесь, одну. От тебя требуется только... Все очень просто. Знаешь
нижний город? Шандер поможет тебе выбраться из Замка, а там нужно
добраться до домика лекаря Симона, что на Лисьей улице. Ночью я за тобой
приду.
Она немного подумала, а когда подняла на Рене серые грустные глаза,
он уже все понял.
- Нет, дан Аррой, - такой решимости в ней он не подозревал. - Я
останусь здесь, со Стефаном. Я только ему и была нужна, как я сама. Не как
королева, мать наследника, игрушка в ваших важных делах... Я знаю, что я
некрасивая, неумная, нелепая. И все равно он меня любил. А я его. Теперь
все равно, что со мной будет. Самое страшное произошло. Я думала, - она
говорила как во сне, - самое страшное, это когда он от меня отказался.
Оказалось, нет, самое страшное, это когда его убили, а я осталась. У меня
никогда не хватит смелости покончить с собой, но меня утешает одно: Стефан
хотел, чтобы я жила. И я буду жить. Хотя бы до его Истинных похорон "
Истинные похороны - люди королевской крови могли быть похоронены лишь в
Скорбные Сумерки - вечер дня зимнего солнцестояния. До этого
подготовленные должным образом тела после предварительного церковного
(очень непродолжительного) ритуала хранились под защитой магических
заклинаний в нижней (подвальной) церкви фамильного иглеция. Клирики и
родственники могли посещать не погребенные гробы, но лишь в некоторые
церковные праздники и дни рождения усопших, если таковые приходились на
этот период". А потом все равно.
Но вам я все равно благодарна. Я очень хочу, чтобы вы жили. Если вы
потом сможете убить моего отца, я буду благодарна еще больше. Я не могу
этого объяснить, но знаю, это он во всем виноват. А теперь прощайте!
- Так вот ты какая! - Рене словно в первый раз смотрел на молодую
тарскийку. - Ни одна женщина до тебя так со мной не говорила. И забудь о
том, что ты некрасива и неумна. Просто ты другая! Стефан это понимал, мы -
нет. Прощай и прости нас всех за то... за то, что мы позволили с тобой
сделать.
- Вам не в чем себя упрекнуть, Рене. И... мне было хорошо с вами.
Или, во всяком случае, не было плохо. Прощайте, - она повернулась и быстро
вышла из комнаты. Рене молча рухнул на стул.
- Наконец-то ты признал очевидное, - Жан-Флорентин говорил тоном
учителя, туповатый ученик которого наконец-то прочитал по слогам "У нас
кот. Кот хорош".
- Это не было очевидным, друг, - Рене пододвинул к себе кувшин с
вином, но раздумал пить, встал и подошел к окну. - Она сама не знала,
какая она, пока не потеряла Стефана. А теперь уже поздно!
- Время лечит, - поднял лапу Жан-Флорентин, - все проходит. И это
пройдет. Я не исключаю возможности, что именно Герика будет причиной той
любви, которую тебе обещала Болотная матушка.
- Нет, я точно сойду с ума, - Рене все же палил себе вина и залпом
выпил.
2228 год от В. И. Ночь на 22-й день месяца Лебедя.
Гелань. Лисья улица.
- Не уговаривайте, дан Шандер, - мы никуда не поедем. Никакой
опасности нет, кому нужны жалкие знахари? А вот вам и дану Роману мы можем
пригодиться, - Лупе неожиданно для себя самой накрыла узкой ладошкой руку
Шандера:
- Вам очень тяжко без Стефана?
Кого другого граф тотчас оборвал бы, но тут он просто кивнул темной
головой. Женщина ничего не сказала, только взяла его ладонь и прижала к
своей щеке. Шандер осторожно, словно боясь спугнуть невидимую стрекозу,
придвинулся к знахарке и второй рукой обнял ее за плечи, уткнувшись лицом
в пахнущие полынью волосы. Они не говорили. Зачем? Эта ночь была бы
слишком грустной для любви - за стенкой храпел пьяный поэт, наверху
возился со своими снадобьями Симон, а в Высоком Замке Белка распихивала по
сумкам очень нужные ей вещи, вроде прошлогодней змеиной кожи или пары
старых стремян. Через несколько часов займется заря, и эландцы покинут
Гелань...
- Говорят, они увозят тело Иннокентия?
- Да. Король разрешил. Вернее, приказал. Иннокентий - эландец,
похоже, Марко хочет зачеркнуть старую дружбу...
- Неужели он забыл даже королеву?
- Боюсь, что так. Я ничего не понимаю, Леопина, но мне будет легче,
если ты уедешь с Рене.
- Зачем возвращаться к тому, что давно решено, - она ненавязчиво
отстранилась и встала, - тебе пора. Скоро утро.
Граф покорно встал, привычным жестом проверив шпагу и кинжал. Она
молча, опустив голову, подала ему шляпу и плащ. Принимая их, Шандер словно
по наитию нежно коснулся лица женщины, заставив ее посмотреть ему в глаза.
- Почему ты плачешь?
- Потому что боюсь за тебя...
2228 год от В. И. Утро 22-го дня месяца Лебедя.
Таяна. Высокий Замок.
День обещал быть прекрасным, но в Высоком Замке это мало кого
радовало. Большинство его обитателей до последнего не верили, что эландцы
уходят. Толстая Нэнна, почти десять лет заправлявшая в Большой Поварне, во
всеуслышанье объявила, что коли король рассорился с герцогом да еще не
велит казнить Годоя, то он выжил из ума. С ней не спарили. Слух о ссоре
Марко и Рене наполнял все закутки замка от нижних подвалов, где могли
заблудиться даже старожилы, до дозорных башен, на которых стояли угрюмые
"Золотые".
Первые лучи солнца коснулись верхушек огромных каштанов, когда с
рассвета толпившиеся в арсенальном дворе свободные от дежурств воины,
самые смелые из нобилей и прислуга увидели одетых по-походному эландцев,
выводивших своих лошадей. Герцог еще не выходил, всем распоряжался его
коронэль. Дети Альбатроса отводили глаза, сталкиваясь с недоуменными
взглядами таянцев. Все отчего-то чувствовали себя неловко. Мрачный Лукиан
подошел к стоящему на Синей лестнице Шандеру и, потоптавшись на месте и
откашлявшись, сказал вроде бы в никуда:
- Не понимаю, почему именно сейчас...
Шандер знал почему, но как объяснить ветерану, что тот самый король,
которому Лукиан отдач сорок лет своей жизни, предпочитает ссору с другом и
родичем казни убийцы собственных сыновей? Шандер зябко передернул плечами,
нет, проще убить старика, чем сказать такое. К счастью, отвечать и не
понадобилось. Появился Рене Аррой, моментально завладев вниманием всех,
открыто стоящих на площади или же следящих за отъездом из многочисленных
замковых окон.
Рене легко сбежал по крутой лестнице и вскочил в седло. Алый плащ
эландца казался языком пламени. То, что он надел цвета Волингов, говорило
о многом - Аррой больше не был другом, союзником, членом семьи. Он был
принцем королевской крови, присягавшим защищать Благодатные земли от любой
угрозы, откуда бы она ни исходила. Шандер никогда еще не видел Рене в
красном и отстранение отметил, как неодинаковы бывают одежды одного цвета.
Красное и черное носил Михай Годой, на нем они казались зловещими,
как броская окраска цветов и насекомых, что предупреждают: "Не троньте
нас, мы ядовиты! Мы опасны!" Другое дело Рене Аррой! Эландец, одевшись
непривычно ярко, словно бросал вызов надвигающейся опасности, ставя в
известность всех, имеющих глаза, что готов к бою и будет биться до конца.
И порукою тому алый цвет Волингов - цвет живой крови, крови, без которой
немыслима жизнь.
Гардани поймал себя на мысли, что лихорадочно пересчитывает ныне
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг