Александр Житинский
Седьмое измерение
* Рассказы, новеллы
* Фантастические миниатюры
Рассказы, новеллы
Опасения
Пора снегопада
Подарок
Желтые лошади
Брат и сестра
Языковой барьер
Гейша
Балерина
Тикли
Урок мужества
Эйфелева башня
Каменное лицо
Стрелочник
* * *
Опасения
Он стал замечать, что боится лепных карнизов. Иногда, читая газету,
наклеенную на доске, он резко вскидывал голову, ожидая увидеть перед
глазами падающий сверху кусок штукатурки. Этот кусок представлялся гряз-
ным, с бурыми пятнами дождя. Если вовремя не поднять головы, он ударит в
темя. От предчувствия удара голова становилась легкой, как орех, готовый
расколоться.
Обычно это продолжалось мгновенье, потом он отходил к краю тротуара,
не переставая опасливо поглядывать на балконы. Казалось, они ждали при-
каза, чтобы неотвратимо и бесшумно ринуться вниз.
Сердце несколько раз пугливо толкало его изнутри, но все становилось
на место, когда он вспоминал о двутавровых балках, вмурованных в площад-
ки балконов.
Конструкция обретала прочность.
Многое в этом мире висело на волоске и было опасным до тех пор, пока
он не ставил мысленных подпорок или не изобретал способа уберечься от
беды. Он будто непрерывно играл с Господом Богом в некую игру: его парт-
нер придумывал, как физически от него избавиться, а он предугадывал эти
попытки и старался их избегать.
Иногда ночью с ним происходили странные вещи. Он называл это "рельеф-
ностью". Когда она наступала, звуки становились выпуклыми и твердыми. Их
можно было потрогать, поменять местами, они существовали отдельно от ис-
точника. Тиканье часов напоминало сухой треск спичечного коробка. Звон-
кие мысли летали кругами и были горячи на ощупь. Руки и ноги отделялись
от тела и находились где-то далеко, как в перевернутом бинокле. Самое
любопытное заключалось в том, что руками и ногами можно было шевелить,
однако такое управление осуществлялось сознательно и разделялось на при-
каз и исполнение.
"Рельефность" отступала внезапно, как и приходила. Мысли и звуки ра-
зом смешивались в обычный ровный фон, а тиканья часов снова не было
слышно. Несомненно, эти удивительные состояния между сном и бодрствова-
нием были каким-то образом связаны с постоянными опасениями за хрупкую
жизнь.
Размышляя над своими страхами, он приходил к выводу, что боится чуж-
дой кинетической энергии. Наиболее концентрированными ее проявлениями
были камень и пуля. Проходя по двору мимо мальчишек, он втягивал голову
в плечи и поднимал воротник, ожидая пущенного в спину камня.
Но еще страшнее было ожидание пули. Без всяких расчетов было понятно,
что камень, брошенный мальчишкой, серьезного вреда причинить не сможет.
Но пуля - другое дело. Масса у нее крошечная, точно у мухи, но летит она
торопясь и энергия у нее огромная. Во всем был виноват квадрат скорости
в формуле кинетической энергии. Его он ощущал затылком, пуще всего боясь
выстрела сзади.
Это случалось не часто, но, когда страх все же приходил, положение
становилось безвыходным. Метаться из стороны в сторону, пытаясь избежать
пули, было еще опаснее. Пуля могла лететь мимо,- бросившись в сторону,
легко угодить под нее. Самое верное - быстрее зайти за угол. Там страх
сразу исчезал и казался смешным.
Где-то он слышал историю, как стреляли из окна по случайному прохоже-
му. Кажется, на спор. На окна, в особенности темные или укрытые де-
ревьями, он смотрел с ненавистью. Случай пугал его не меньше, чем энер-
гия.
Выходило, что боялся он не смерти, а случая. Его внезапность и неп-
редсказуемость были гораздо опаснее смерти, потому как смерть была ес-
тественна, она имела причину, а каприз случая не поддавался учету.
Из всей массы случаев по-настоящему пугали непредвиденные сгустки
энергии. Чем быстрее они двигались, тем вероятнее становилась возмож-
ность встречи. Самое странное, что он не мог представить себе пули или
камня в натуре. При мысли о них рисовалось движущееся поле, завихрение
сил, ставшее материей. Это был комок силовых линий, обретших форму и
вес. Казалось, этот комок можно рассеять усилием воли, тем самым лишив
его опасности. Но волю следовало тоже собрать в небольшой объем, довести
до высокой концентрации, а это не всегда получалось.
Энергия рождала вспышки страха, который быстро проходил. Другой опас-
ностью была толпа, страх перед которой присутствовал постоянно.
Толпа сковывала, гипнотизировала, увлекала в водоворот локтей, всасы-
вала в двери и сжимала, сжимала...
Здесь, в отличие от случая, действовал закон. Случай был неотвратим,
от встречи с толпой можно было уклониться. Переждать поток людей, выб-
рать другие двери, выходы, автобусы и электрички. Можно прийти заранее и
уйти позже. Но и это не всегда удавалось. Толпа рождалась незаметно,
сгущалась и неотвратимо засасывала в себя. Она становилась живым орга-
низмом, живущим по законам жидкости. Отдельные силы усреднялись, превра-
щаясь в тупую мощь, противиться которой не было возможности. Она могла
раздавить находящихся с краю - там, где толпу ограничивали бетонные сте-
ны и железные турникеты.
Когда он попадал в толпу, единственной его целью становилось дер-
жаться середины. Однако от его желания уже ничего не зависело. Более то-
го, проявляя активность, он ставил себя в невыгодные условия и постепен-
но оказывался с краю. Самым разумным было подчиниться стихии, пытаясь
лишь угадать ее намерения.
Кроме смертельной опасности жесткой границы, была не менее страшная
опасность неравномерности движения толпы. Поток людей завихрялся, испы-
тывал ускорения, и тогда в нем образовывались пустоты. Внезапно освобож-
далось место, куда можно было упасть.
Падение вычеркивало человека из толпы, его затаптывали, часто не за-
мечая этого.
Ему стало казаться, что толпа караулит его. Однажды в подземном пере-
ходе движение вдруг замедлилось, стало темно и тесно. Где-то впереди пе-
рекрыли проход, люди качнулись назад, рядом раздался женский крик и
страшный голос мужчины:
- Стойте!
С улицы под землю спешили новые массы, смешивались в крике, стонах и
тяжелом дыхании толпы. Внезапно блеснул свет, толпа подалась вперед, об-
разовалось пространство, люди побежали.
Он выскочил наверх, тяжело дыша, и несколько минут в ужасе наблюдал,
как из-под земли вырывались люди. Многие были необъяснимо веселы.
Сочетание толпы и случая было наихудшим вариантом. Оно возникало в
переполненном автобусе, едущем по мосту. Сдавленный соседями, он ясно
ощущал предел скорости, за которым автобус сможет пробить чугунную ре-
шетку ограждения. Картина рисовалась отчетливо, как в замедленном кино:
куски ограждения взмывали в воздух, расклеиваясь на лету, автобус тяжело
переваливался через край, успевал сделать в воздухе пол-оборота и падал
в Неву.
Дальше картина обрывалась, потому что было неясно, останется автобус
на плаву или пойдет на дно.
Чаще ему казалось, что автобус утонет мгновенно, хотя мерещились и
более благоприятные возможности.
Он без устали рассматривал варианты поведения во всех допустимых слу-
чаях.
Многое зависело от того, успеет ли водитель открыть двери и станет ли
делать это вообще. Это было мало вероятно, но давало шанс на спасение.
В противном случае приходилось мысленно разбивать окно, и тут возни-
кали непреодолимые трудности. Кулаком сделать это никак не удавалось,
даже принимая во внимание безвыходность положения. Ногой тоже не получа-
лось, ибо толпа сковывала движения. Когда же он принимал в расчет всеоб-
щую панику, крики, динамический удар о поверхность воды и отсутствие
опоры, он приходил к выводу, что разбить стекло невозможно.
Все же он стал возить с собой в портфеле молоток.
В редких, случаях, когда ему мысленно удавалось выбраться из тонущего
автобуса, до спасения было еще далеко, потому что неизвестны были глуби-
на реки, температура воды и скорость течения. На нем же было зимнее
пальто, от которого он избавлялся в ледяной воде, ощущая, как оно тянет
его ко дну.
Доходило до того, что он покидал автобус и переходил мост пешком.
В самолете он вообще не летал. Слишком тяжел был аппарат для пустого
воздуха. Законы аэродинамики не убеждали.
Если бы давали парашют!.. Но тогда было бы, как в автобусе - паника,
предсмертные крики, переплетение тел,- и опять спастись не удавалось.
Он предпочитал ходить пешком и свободнее всего чувствовал себя в отк-
рытом поле. Там он мог вольно вздохнуть, и оглядеться по сторонам, и
увидеть темный лес вдали, и дым над трубой, и черные серпики стрижей,
стелющихся под синей грозовой тучей, в глубине которой грозно вспыхивали
электрические огни.
Молнии он почему-то не боялся.
1968
Пора снегопада
Снег падал всю ночь, пока мы спали, просматривая дивные короткомет-
ражные сны о прошедших временах и о тех событиях, которые могли бы прои-
зойти с нами, не будь мы столь безнадежно глупы и эгоистичны. Сны будто
дразнили нас всевозможными картинками счастья, предлагая различные вари-
анты жизни, близкие и далекие перемены, запретные встречи и тому подоб-
ные сумасшедшие мероприятия, какие может нагадать лишь цыганка на картах
да выкинуть наудачу ночь, точно номера лотереи. Поскольку среди множест-
ва комбинаций встречались и прямо-таки удивительные, пугающие своей не-
суразностью, - например, падение в какую-то пропасть в собственном авто-
мобиле, которого у меня нет и никогда не будет, битком набитом орущими,
визжащими и растрепанными девицами (причем, одна из них вцепилась в мои
руки с такой силой, что утром я долго зализывал маленькие кровоточащие
ранки от ее ногтей, похожие на следы крохотных трассирующих пуль, и
удивлялся, кажется, больше им, чем этому проклятому снегопаду), - так
вот, поскольку встречались и такие, с позволения сказать, эксперименты,
то приходилось только радоваться своей нормальной и твердой жизни,
всплывая с донышка сна, прислушиваясь к скрипу форточки, раскрытой нас-
тежь, и снова погружаясь в какое-нибудь очередное приключение.
Странно, что, просыпаясь наполовину и слыша форточку, я не ощутил
снегопада. А может, тогда он еще и не начался.
Утром, прежде чем открыть глаза, в то короткое мгновенье между сном и
явью, когда с легким испугом перепрыгиваешь некую трещинку во времени, я
почувствовал холодное прикосновение ко лбу, которое тотчас же преврати-
лось в теплую каплю влаги, скатившуюся между бровями на веко. Я открыл
глаза и увидел край одеяла с пушистым снежным кантом на нем толщиною
сантиметра в два. Мое лицо было мокрым. Я приподнялся на локтях, чтобы
получше все рассмотреть, и обнаружил ровный, нетронутый слой снега, ле-
жавшего на полу, письменном столе, одежде, раскиданной на стульях, и во-
обще на всех предметах, находившихся в комнате. Жена еще спала, уткнув-
шись, по своему обыкновению, носом в подушку, а голова ее была будто
покрыта белым пуховым платком. Потревоженный моим пробуждением, снег
бесшумно сыпался вниз с одеяла, образуя холмики на полу рядом с кро-
ватью. В пространстве комнаты сеялись редкие тусклые снежинки, неизвест-
но откуда взявшиеся и едва различимые в серой, утренней мгле. В комнате
было прохладно.
- Ну, вот и зима пришла! - послышался удовлетворенный бабушкин голос,
а потом и сама бабушка проплыла в коридоре мимо раскрытой двери нашей
комнаты. Она была в ночной рубашке до полу, а в волосах у нее мерцали
крупные снежинки. Из-под бабушкиных шлепанцев взвивались маленькие снеж-
ные вихри и тут же опадали вниз.
- Какая зима? - раздраженно сказала мать в кухне. - Еще и осени-то не
было! Вечно ты все перепутаешь, мама. Погляди в окно!
- А ты поживи с мое, тогда и посмотрим. Восемьдесят семь лет... -
мечтательно произнесла бабушка.
Я сел на кровати, поставив ступни в снег на полу. Снег с легким шоро-
хом примялся, и я приподнял ноги, чтобы полюбоваться мягким рельефным
отпечатком. Ступни горели, обожженные снегом, и это обстоятельство неос-
поримо доказывало, что сон прошел, оставив лишь следы неизвестных женс-
ких ногтей на тыльной стороне моих ладоней. Я лизнул ранки, а затем
опустил руки в снег, отчего на них налипли сломанные снежинки, которые
быстро таяли, превращаясь в прозрачные целебные капли. Я слизывал их с
тупым наслаждением, мой мозг еще не работал, а регистрировал все как
есть, находя в этом известное удовольствие.
Бабушка продефилировала мимо нашей двери в обратном направлении,
подставив ладони падающим снежинкам и благостно улыбаясь.
- Ты будто на лыжах в своих шлепанцах! - крикнул я ей вслед.
- Восемьдесят восемь лет - это вам не хухры-мухры, - сказала отку-
да-то бабушка.
- Уже восемьдесят восемь! - буркнула в подушку жена. - А вчера было
семьдесят пять. Бабушка дает!
Она повернула голову, протерла кулаком глаза и уставилась на зимний
пейзаж.
- Платье пропало, - прошептала она, остановив взгляд на неровном суг-
робике, возвышавшемся на стуле. Я подошел к стулу, высоко поднимая ноги,
точно аист, и тряхнул платье, с которого полетела мелкая серебряная
пыль, как будто оторвался прозрачный шлейф и опустился на пол. Оно поче-
му-то пахло арбузом. Я бросил платье жене, и она поймала его, стараясь
не задеть снежного покрова на одеяле.
- Давай все остальное, - приказала она и хихикнула, наблюдая, как
один за другим, напоминая жонглерский реквизит, летят в редком снегопаде
лифчик с поясом, сорочка и чулки. Все это она быстро натянула на себя,
сидя на кровати и не переставая хихикать.
- Ну, теперь начнется! - наконец сказала она.
- Что начнется? - спросил я.
- Ты простудишься, надень тапки, - ответила она.
Я разыскал тапки, вытряхнул из них снег и подошел к окну.
Под окном ехал, позванивая, жизнерадостный красный трамвай, за кото-
рым бежало низкое облачко пыли. Лето еще не сдавалось, хотя изрядно по-
тускнело и постарело. Деревья на той стороне улицы уже высасывали из
земли желтую краску, которая понемногу примешивалась к темно-зеленой
листве, разбавляя косые тени на домах едва приметной охрой. Солнце под-
нималось, как всегда, справа, и никакого снега на улице не было и в по-
мине.
Снег лежал в нашей большой, несколько запущенной квартире; он слетал
с потолка и медленно падал на пол, ускоряя и усложняя свои полет только
в районе открытой форточки, - в прочих местах он падал отвесно и равно-
мерно со скоростью десяти сантиметров в секунду, - и я подумал, что так,
должно быть, выглядит сгустившееся и замерзшее время с секундами в виде
снежинок, падающих с неумолимой монотонностью.
Это была первая моя мысль с момента пробуждения. Первая мысль иногда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг