Глава 11 Новая жизнь
Ах, какое было утро!.. Пирошников проснулся умиротворенным и со спо-
койной душой, которую не смогли растревожить воспоминания о вчерашнем
дне, хотя они и промелькнули сразу же по пробуждении. Сквозь грязноватые
стекла окна на стену падал солнечный свет, по чему Владимир догадался,
что час уже не ранний. Он потянулся в постели, как когда-то, как в
детстве, и улыбнулся дядюшке, который, заправив свою койку, занимался
неторопливой утренней гимнастикой.
Сама собою у Пирошникова появилась мысль, посещавшая его и ранее,
кстати, довольно-таки часто. Это была мысль о новой жизни.
Начать новую жизнь!.. Кто не мечтал об этом, в особенности после жиз-
ненных неудач, когда все идет как-то вкривь и вкось, а главное - сплош-
ным потоком, где смешиваются и радости, и горести, и разговоры, и мелкие
повседневные дела, и скорбь вселенская по поводу каких-нибудь обыкновен-
ных бытовых неурядиц! А в результате что? В результате лишь суета, милый
читатель, от которой можно избавиться, как кажется, только начав с поне-
дельника Новую Жизнь, в которой все, ну решительно все будет не так.
Справедливости ради следует сказать, что была суббота. Но это роли не
играет. В конце концов новую жизнь можно начать и с субботы, лишь бы бы-
ли к тому необходимые предпосылки. А они у Пирошникова имелись в нали-
чии. Запутанные обстоятельства, недовольство собою и оторванность от
привычной среды, произошедшая, правда, не по его воле. Вполне достаточно
для новой жизни.
Новая жизнь начинается с того, что надобно умываться и побриться
гладко. И еще нужно делать движения решительные и точные, чтобы себе са-
мому казаться деловым. Поэтому Владимир, откинув одеяло элегантным жес-
том, вскочил с постели и принялся одеваться. Конечно, начинать новую
жизнь надо было бы в чистой одежде, но что делать? Майка, рубашка, носки
- все это было так себе, не слишком новым и далеко не чистым. Но Пирош-
ников не дал воли подобным мыслям, чтобы не сбить настроение. Он сделал
даже несколько резких взмахов руками, изображая гимнастику, так что дя-
дюшка покосился на него, приседая в это время.
Распахнулась дверь, и весьма кстати появилась Наденька в том же хала-
тике, что и вчера утром. Она приветливо, совсем как родному, улыбнулась
Пирошникову, тем самым незаметно подкрепляя идею новой жизни. Поздоро-
вавшись с ним и с дядюшкой, Наденька предложила провести их в ванную
комнату.
- У вас есть бритва? - вежливо спросил Пирошников дядюшку. - Мне не-
обходимо побриться.
Дядя Миша столь же корректно выразился в том смысле, что бритва есть
и он предоставит возможность ею воспользоваться. Никаких вопросов о вче-
рашнем, никаких намеков на лестницу - ничего! Новая жизнь начиналась ис-
тинно по-джентльменски. Пирошников даже подумал несколько наивно, что
вот и дядюшка начинает новую жизнь, и Наденька тоже... Впрочем, может
быть, так оно и было.
Наденька, проводив их и дав указания, скрылась. Ванная комната оказа-
лась просторной, так что дядюшка с Пирошниковым не мешали друг другу.
Пока один мылся, другой скоблил подбородок и наоборот. Пирошников, чтобы
отрезать себе пути отступления к старой жизни, вымыл голову и с удо-
вольствием причесался на пробор. Когда он выходил из ванной в коридор,
гладкий и сияющий, как яблочко, из своей комнаты выплыла соседка Лариса
Павловна, с голосом которой наш герой имел уже честь познакомиться
ночью. Она была, как и Наденька, в халате, правда другого качества -
стеганом, синтетическом и розового цвета. Росту Лариса Павловна была не-
большого, а комплекцией напоминала гипсовую скульптуру из мастерской.
Черты лица Ларисы Павловны были очень милы, но они, как и вся ее фигура,
вызывали сразу же в голове какие-то такие мысли, которые и передать
стыдно. Чувственные какие-то мысли, будь они неладны! На вид Ларисе Пав-
ловне было лет тридцать пять, была она, как говорится, в форме, то есть
успела уже причесаться и наложить нужную косметику.
- С добрым утром, - обворожительно ответила соседка на смущенный нес-
колько кивок Пирошникова. Увидев и дядюшку в красной майке, вывалившего-
ся из ванной, она удивленно и насмешливо проговорила: - Вот как! А я и
не знала, что у нас теперь филиал гостиницы!
И она удалилась в кухню, пройдя мимо насторожившегося дядюшки, кото-
рый поглядел ей вслед оценивающе и с неприязнью. Потом наши друзья вер-
нулись в мастерскую, где Пирошников привел в порядок раскладушку, после
чего делать стало нечего. Между тем новая жизнь требовала непрерывной и
полезной деятельности, ибо каждая минута тоски и уныния возвращала жизнь
старую. Пирошников подошел к окну и полюбовался видом городского пейза-
жа. По улице неторопливо шли люди, тоже, по всей вероятности, начавшие
новую жизнь; многие одеты нарядно по случаю выходного дня, декабрьское
солнце согревало улицу скудным своим теплом, от которого чуть плавилась
корка льда на карнизе. Дядюшка в это время, уже вполне одетый, сидя на
стуле, читал газету, которую неизвестно где достал.
Снова вошла Наденька и объявила, что пора завтракать. Все происходило
по-домашнему и очень мило. Владимир с дядюшкой пошли в Наденькину комна-
ту, причем дядюшка похлопывал своего молодого друга по плечу и что-то
рассказывал из свежих газетных новостей.
Завтрак прошел непринужденно, словно и не было вчерашней беготни, не-
разберихи, головокружительных трюков лестницы и темных отражений. Никто
и словом не упомянул о них. Толик был еще не выпускаем Наденькой с дива-
на и завтракал, сидя на нем. Впрочем, вид мальчика не внушал тревоги.
Наденька, поминутно обращавшаяся к нему, ответов почти не получала. По
всей видимости, мальчик по-прежнему стеснялся общества.
Итак, вокруг лестничного феномена установился некий заговор молчания,
и Владимир, начавший, напоминаем, новую жизнь, был благодарен дядюшке и
его племяннице за их тактичность. И вправду, если не замечать какого-то
явления, можно в конце концов внушить себе мысль, что его и в природе не
существует. Именно такой целью задались, должно быть, в это субботнее
утро все присутствующие.
Наскоро позавтракав, дядюшка объявил, что идет в Эрмитаж, и получил
от Наденьки и Владимира подробные указания, как туда добраться. Он обе-
щал быть к вечеру и, прощаясь, пожал молодому человеку руку весьма дру-
жественно, однако как бы и насовсем, из чего Пирошников заключил, что
дядюшка надеется на его благополучное отбытие. Дядя Миша ушел, оставив
Наденьку и Пирошникова вместе с мальчиком, еще пьющим чай.
- Обновляешься? - спросила Наденька, как только дядюшка вышел; спро-
сила, держа в одной руке чашку, а в другой кусток хлеба с маслом и пог-
лядывая на Пирошникова иронически. Владимир, надо сказать, обиделся,
поскольку решил отнестись к своему обновлению серьезно, постановив, что
оно бесповоротно и окончательно. Поэтому он лишь пожал плечами, показы-
вая неуместность подобного тона.
- Пуговицу пришить? - спросила опять Наденька, указывая на пиджак Пи-
рошникова. - Как же без пуговицы обновляться?
Молодой человек сдержанно и с достоинством отверг эту явную насмешку
и поднялся со словами благодарности и прощания. Он был уверен, что те-
перь-то в состоянии выбраться отсюда без посторонней помощи. Новая жизнь
была тому порукой. Решив не откладывать дела в долгий ящик, он оделся и
сказал Наденьке, что как-нибудь при случае, когда будет свободен от дел
(вот именно!), навестит ее и расскажет о дальнейшей своей новой судьбе.
Наденька церемонно поклонилась, однако в глазах ее почему-то прыгали
подозрительные огоньки, и вообще она едва сдерживала улыбку. Пирошников
же, степенно проговорив : "До свидания, большое спасибо", заглянул еще и
в кухню, где повторил те же слова пребывавшей там Анне Кондратьевне, на
что она отреагировала изумленным взглядом, а затем, твердо пройдя по ко-
ридору, вышел на лестницу.
В тот момент, когда он покидал (ужель в последний раз?) квартиру, ту-
да ворвалась с пронзительным мяуканьем кошка Маугли, томившаяся за
дверью в ожидании. Ее появление произвело некий всплеск в душе Пирошни-
кова. Он проводил ее тревожным взглядом, как свидетельницу вчерашних
ужасов, и начал спуск, напевая себе под нос "Нам нет преград ни в море,
ни на суше...". Однако следует признать, что внутри он начал испытывать
беспокойство.
Лестница встретила его чистотой и порядком, соответствующим новой
жизни. Ступеньки влажно блестели, вымытые чьими-то заботливыми руками,
на разных этажах раздавались бодрые голоса, кто-то перекликался, звал
кого-то и тому подобное. Пирошников, засунув руки в карманы, прошел эта-
жа два вниз, но был остановлен процессией из трех человек, которые на
широких ремнях тащили вверх черное, старинной работы пианино с бронзовы-
ми подсвечниками. Процессия занимала всю ширину пролета от перил до сте-
ны, и Пирошников начал пятиться назад, пока не достиг площадки, где, по
его расчетам, можно было разминуться. Однако когда пианино под надсадное
дыхание грузчиков проплывало мимо него, что-то треснуло, процессия кач-
нулась, раздался крик "Поберегись!" - и инструмент навалился на Пирошни-
кова, который изо всей силы уперся ему в бок.
- Держи! - крикнул передний мужик, красный от напряжения, с ремнем на
плече. Пирошников держал, ибо ему ничего другого и не оставалось.
- Подай вперед! - кричали задние, лиц которых Пирошников не видел. Он
послушался команды, пианино качнулось и поплыло наверх, причем Пирошни-
ков невольно стал участником процессии, так как без него инструмент не-
минуемо повалился бы набок. В молчании они прошли два пролета, и здесь
последовала команда: "Опускай!" Пианино опустили, позвонили в дверь, ко-
торая открылась, и Владимир уже по инерции совместно с грузчиками внес
его в квартиру.
- Спасибо, подсобил, - сказал старшина грузчиков и, получив расчет от
хозяина пианино, выдал Пирошникову рубль, который тот принял не без сму-
щения. Вчетвером они пошли к выходу, отдуваясь на ходу и обмениваясь
впечатлениями от работы.После таких слов Наденька облачилась в белый ха-
лат, поцеловала Толика в лоб и наказала ему слушаться дядю. Потом она
поманила Пирошникова в коридор и там, наедине, прошептала ему, чтобы он,
если представится возможность, поговорил с Ларисой Павловной касательно
комнаты и попросил разрешения в ней ночевать.
- Так будет лучше, - сказал Наденька.
- А Лариса Павловна про лестницу знает? - спросил Пирошников.
- Наденька, - сказал молодой человек, в первый раз, кажется, называя
ее этим именем, причем испытывая неожиданное облегчение. - У меня дома
есть немного денег. Может, ты съездишь, возьмешь?
- Съезжу, - просто сказала Наденька. - Только не сегодня. Потом, по-
том!.. - Она грустно улыбнулась. - Что будет потом? Никто не знает...
И она ушла, а Пирошников, так печально начавший новую жизнь, вернулся
в комнату к Толику. Впрочем, несмотря на утреннее поражение, на душе у
него после работы.
Глава 12 Толик
Толик с покрытыми одеяльцем ногами сидел на диване. На одеяльце рас-
сыпаны были открытки и фотографии, снятые, по всей видимости, со стены.
Толик не взглянул на Пирошникова, углубленный в свою игру, а Владимир,
обойдя стол, уселся чуть сзади и принялся наблюдать. Мальчик слегка на-
супился, но продолжал свое дело.
Держа в руке бумажного голубя, изображавшего самолет, мальчик с еще
слышным завыванием производил им несколько плавных движений в воздухе, а
затем тыкал его в какую-либо из открыток, разложенных перед ним. Тут же
он тихонько изображал взрыв, после чего быстро рвал открытку на части и
разбрасывал кусочки, а самолет поднимался вверх, отыскивая новую добычу.
Пирошникову игра показалась жестокой, но вмешаться он решился лишь после
того, как Толик уничтожил открытку с репродукцией картины Ван Гога, ко-
торая изображала рыбацкие лодки на берегу моря.
- Тебе разве картинок не жалко? Тетя Надя будет ругаться, - сказал
Пирошников недовольно.
- Это война, - сурово сказал Толик, закончив измельчение рыбачьих ло-
док.
И он с более уже резким звуком ткнул свой бомбардировщик в фотографию
весьма миловидной девочки с бантиком и, произнеся "Кх-х!", смял эту фо-
тографию, а затем и разорвал.
Владимир вскочил с места и отобрал у Толика картинки, на что ребенок
нагнул бычком голову, метнув в Пирошникова яростный взгляд.
- Когда я вырасту, я буду солдатом, - неожиданно и твердо произнес
он. - И всех убью!
- Посмотрим еще! - разозлившись, ответил Пирошников, которому мальчик
не слишком понравился, что, впрочем, совершенно понятно. Владимир мало
имел общения с детьми, хотя полагал в душе, что относится к ним с лю-
бовью, причем последняя подразумевала в детях необыкновенно смешные и
милые существа, от которых сплошной восторг и удовольствие.
- Убью! Убью! - повторил мальчик, совсем уж набычившись и без тени
шутки.
- Ладно, - примирительно сказал Пирошников и вдруг ощутил проснувшее-
ся в душе благородство и нечто вроде отцовского чувства. - Вот посмот-
ри... - И он извлек из пачки открыток другую репродукцию Ван Гога, а
именно известный автопортрет с отрезанным ухом. - Этот... Этот дядя был
художником. Он рисовал картины, а ты их рвешь. Посмотри, каким он был.
Ему очень плохо жилось, он был совсем один и отрезал себе ухо.
Толик недоверчиво посмотрел на репродукцию и пощупал свое ухо.
- А где оно? - спросил он.
- Он его отрезал, - скорбно произнес Пирошников. - Его нет.
- И выбросил?
- Откуда я знаю? Дело совсем не в этом.
- Он плакал? - спросил Толик.
- Не думаю, - ответил молодой человек. - Но ему было больно. Главным
образом, морально. Ты понимаешь, что такое морально?
- Понимаю, - неожиданно кивнул Толик.
- Вот... У него был брат, с которым они дружили. У тебя есть брат?
Толик отрицательно покачал головой, и Пирошников заметил, что сосре-
доточенное и неприязненное выражение исчезло с лица мальчика, который
судя по всему, заинтересовался разговором.
- У меня тоже нет брата, - сказал Пирошников. - С братом было бы луч-
ше, правда?
- Нет, - ответил Толик. - Он бы дрался.
Так они и разговаривали, молодые люди, о голландском живописце, а за-
одно о некоторых других вещах, в частности о родственниках, которыми оба
собеседника довольны не были. Пирошников заметил, что Толик назвал На-
деньку просто по имени, когда речь зашла о ней. О матери Толика Владимир
не спрашивал, потому что опасался навеять на мальчика дурное настроение.
- Давай ты будешь моим братом, а я твоим, - предложил Пирошников.
Произнеся эти слова, он почувствовал душевную легкость, какой давно
уже не испытывал, ибо не помнил, когда он предлагал кому-нибудь дружбу.
Но мальчик неожиданно замкнулся и лишь замотал головой.
- Я жду папу и маму, - наконец объяснил он. - Они приедут с Северного
полюса, а потом народят мне братьев. Много-много...
- Постой, - не понял Пирошников. - Мама же у тебя здесь. Тебя тетя
Надя откуда вчера привела?
- От бабушки.
- А мама твоя где?
- На Северном полюсе, - печально проговорил мальчик и даже рукой мах-
нул куда-то в сторону.
Пирошников ничего не понял из объяснений Толика. Выходило, что На-
денька вчера вечером придумала всю эту историю с женщиной, ее новым му-
жем и прочим - но для чего? Владимир как-то сразу поверил именно мальчи-
ку, потому что не видел причины, зачем Толику врать. Но Наденьке, На-
деньке-то зачем?.. Он осторожно принялся расспрашивать Толика о его жиз-
ни, и тут выяснились некоторые подробности. Во-первых, мальчик считал
себя племянником Наденьки и внуком какой-то бабушки Лены, у которой он
до вчерашнего дня проживал. Во-вторых, родителей своих Толик не помнил,
знал лишь, что они обитают постоянно на Северном полюсе, о каком имел
представление очень смутное.
- Полярники они, что ли? - спросил совсем сбитый с толку Пирошников.
- Они там живут в ледяном дворце, - спокойно отвечал мальчик. - У них
был самолет, но он сломался. Они его починят и прилетят.
Тут Пирошников удостоверился, что все это не более чем пересказ ба-
бушкиной версии об отсутствующих родителях. Но Толик продолжал говорить,
увлекшись, и рассказал много. Вкратце его рассказ выглядел следующим об-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг