формулы, я убедился, что идея заслуживает внимания. Арсик предложил за-
поминающий элемент, представлявший собою систему трех зеркал сложной
формы. В одну из точек системы вводится объект. Его изображение удержи-
вается в системе бесконечно долго, благодаря форме и расположению зер-
кал. Оно как бы циркулирует в системе в виде отражений, даже когда само-
го объекта уже нет. Арсик нашел способ удерживать отражение в зеркалах
после снятия оригинала! В системе существовали две особые точки: точка
ввода оригинала и точка вывода изображения. Конечно, Арсик предложил
только принцип, требовалось рассчитать детально форму зеркал, их распо-
ложение и координаты особых точек. Но идея была великолепная.
- К каналам связи это не имеет отношения, - извиняющимся тоном сказал
Арсик.
- Все равно здорово! - сказал я. - Рассчитай только все до конца.
- Ой, Геша, не хочется! - взмолился Арсик. - Там же все понятно. Рас-
чет не требует квалификации, - шепотом добавил он и показал глазами на
Игнатия Семеновича.
- Черт с тобой! - буркнул я и подозвал к столу старика.
Игнатий Семенович долго и недоверчиво изучал схему Арсика. По-моему,
он прикидывал в уме, потянет ли расчет.
- У американцев ничего похожего я не встречал, - сказал он наконец. -
Может быть, посмотреть у японцев? Нужно заказать переводы.
- Нет этого у японцев, - сказал я. - Вы же видите. Если бы такой эле-
мент был, все бы о нем знали...
- Да, это, пожалуй, открытие, - с достоинством признал Игнатий Семе-
нович. - Но как быть с авторством? Если я выполню основополагающие рас-
четы...
- Впишем всех, - сказал Арсик. - Гешу, вас и меня.
- Я согласен, - сказал Игнатий Семенович.
- Когда будем патентовать, решим этот вопрос, - сказал я. - Во всяком
случае, я этим заниматься не намерен, следовательно, никакого моего ав-
торства в работе не будет.
Игнатий Семенович пожал плечами и вернулся на свое место с листком
Арсика. Я был вне себя от злости. Только сейчас я понял, как удружил мне
профессор Галилеев, подсунув старика. Игнатий Семенович был рекомендован
как автор сорока статей и обладатель семи авторских свидетельств. Все
эти работы были коллективными. Между прочим, фамилия Игнатия Семеновиа
была Арнаутов. Это обстоятельство позволяло ему, как правило, стоять
первым в списке авторов. Тоже немаловажно, поскольку при ссылках на
статьи обычно пишут: "В работе Арнаутова и др. с убедительностью показа-
но..." И так далее.
Следовательно, Арсик со своей красивой и остроумной идеей попадпл в
рразряд "др.".
"Ну нет! - подумал я. - Арсик будет стоять первым, чего бы мне это ни
стоило".
Таким образом, Арсик откупился от меня идеей, и я позволил ему зани-
маться, чем он хочет. Бог с нми! Если он хотя бы раз в полгода будет вы-
давать нечто подобное, его присутствие в лаборатории себя оправдает.
Лишь бы он не очень мешал своими разговорами о любви и непонятными шут-
ками. Они расхолаживают коллектив.
Вскоре я уехал в командировку. Все были при деле. Игнатий Семенович
раздобыл настольную вычислительную машину и рассчитывал элемент Арсика,
сам Арсик возился с установкой, а лаборантки заканчивали мою схему. В
лаборатории царил приятный моему сердцу порядок. Я уехал с легкой душой,
выступил на конференции и вернулся через три дня.
Войдя по приезде в лабораторию, я сразу почувствовал что-то неладное.
Было какое-то напряжение в воздухе. Все сидели на тех же местах, будто я
и не уезжал, также тыкал в клавиши машины Игнатий Семенович, но что-то
уже произошло. Катя поздоровалась со мной не так, как обычно. Она взмах-
нула своими ресницами, опустила глаза и пробормотала: "Здравствуйте,
Геннадий Васильевич..." А Шурочка тревожно на нее взглянула. Обычно Катя
здоровалась сухо, одним кивком. Арсик приветственно помахал мне рукой.
Другая его рука, левая, лежала на установке и была обтянута у запястья
тонкой ленточкой фольги, от которой тянулся провод к коммутирующему уст-
ройству. Помахав правой рукой, Арсик впился в окуляры и отключился от
внешней жизни.
- Как дела? - спросил я.
- Мы все сделали, - сказала Шурочка.
Катя сидела, отвернувшись.
- Молодцы, - похвалил я и подошел к своей установке.
Катя вдруг вскочила и выбежала из лаборатории, пряча лицо. Я успел
заметить, что глаза у нее полны слез и тушь с ресниц ползет грязноватыми
струйками по щекам.
- Что случилось? - спросил я Шурочку.
- Ничего! - вызывающе сказала она. - Это вас не касается.
- Все, что происходит в лаборатории в рабочее время, касается меня, -
сказал я. - Если я могу чем-нибудь помочь или требуется мое вмеша-
тельство...
- Ваше вмешательство безусловно требуется, - произнес Игнатий Семено-
вич.
Арсик оторвался от окуляров и сказал:
- Игнатий Семенович, не желаете ли взглянуть?
Старик испуганно вздрогнул, замахал руками и закричал:
- Не желаю! Не испытываю ни малейшего желания! Занимайтесь этими глу-
постями сами! Растлевайте молодежь!
- Ну-ну, уж и растлевайте! - добродушно сказал Арсик.
- Может быть, мне объяснят, что происходит? - сказал я, тихо свире-
пея.
- Геша, все тип-топ, - сказал Арсик.
Шурочка ушла искать и успокаивать Катю, а я принялся проверять соб-
ранную схему. Это отвлекло мое внимание и позволило забыть о случившем-
ся. Но ненадолго. Через полчаса вернулась Катя с умытым лицом. Под гла-
зами были красные пятна. Проходя мимо Арсика, она прошептала:
- Я тебе, Арсик, этого не прощу!
- Катенька, не надо! - взмолился Арсик. - Это пройдет.
- Я не хочу, чтобы это проходило, - твердо сказала Катя.
Я сделал вид, что ничего не слышу, хотя в уме уже строил разные до-
гадки. Потом подчеркнуто холодным тоном я дал лаборанткам следующее за-
дание и углубился в работу.
Вскоре пришла ученый секретарь института Татьяна Павловна Сизова,
стала требовать очередные планы, списки статей, заговорила о перспекти-
вах и прочее. Между этим прочим она спросила, когда защитится Арсик.
- Никогда! - сказал Арсик.
- Когда напишет работу, - пожал плечами я. - Идея у него уже есть,
осталось оформить.
- А это в науке самое главное, - наставительно заметил Игнатий Семе-
нович, вписывая в журнал цифры. - Да-да! Не головокружительные идеи, а
черновая будничная работа.
И он сурово поджал губы.
- Что вы можете знать о моей работе? - медленно начал Арсик, повора-
чиваясь на стуле к Игнатию Семеновичу. - Разве вы когда-нибудь удивля-
лись? Разве плакали вы хоть раз от несовершенства мира и своего
собственного несовершенства? Музыка внутри нас и свет. Пытались ли вы
освободить их?
Я испугался, что Арсик опять разыгрывает дурачка. Но он говорил тихо
и серьезно. Татьяна Павловна словно окаменела, смотря Арсику в рот. Ста-
рик напрягся и побелел, но возражать не пытался. А Арсик продолжал свою
речь, точно читал текст проповеди:
- Мы заботимся о прогрессе. Мы увеличиваем поголовье машин и произво-
дим исписанную бумагу. А музыка внутри нас все глуше, и свет наш мерк-
нет. Мы обмениваемся информацией, покупаем ее, продаем, кладем в сбере-
гательные кассы вычислительных машин, а до сердца достучаться не можем.
Зачем мне занть все на свете, если я не знаю главного - души своей и не
умею быть свободным? Если я забыл совесть, а совесть забыла меня? Одна
должа быть наука - наука счастья. Других не нужно...
- Я не совсем понимаю, - сказал Игнатий Семенович.
- Ну, я пошла, - пролепетала Татьяна Павловна и удалилась на цыпоч-
ках.
- Извините меня, - сказал Арсик и тоже вышел.
Шурочка, стоявшая у дверей и слушавшая Арсика прикрыв глаза, с экста-
тическим, я бы сказал, вниманием, выскользнула за ним. Катя закусила гу-
бу и ушла из лаборатории, держась неестественно прямо. Остались только
мы с Игнатием Семеновичем.
- Он совсем распустился, - сказал старик. - Демонстрирует девушкам
свои картинки. Сам смотрит на них целыми днями... Это же бред какой-то,
что он говорил!
Я подошел к установке Арсика. На коммутационной панели был расположен
переключатель. На его указателе были деления. Возле каждого деления сто-
яли нарисованные шариковой ручкой значки: сердечко, пронзенное стрелой,
скрипичный ключ, вытянутая капля воды с заостренным хвостиком, черный
котенок, обхвативший лапами другое сердечко, уже без стрелы, и кружок с
расходящимися лучами - по-видимому, солнышко.
- Только ради Бога не смотрите в окуляры, - предупредил Игнатий Семе-
нович.
- А вы смотрели?
- Упаси боже! - сказал старик. - Я один раз посмотрел, когда там жи-
вопись была. Потом неделю рубенсовские женщины снились.
- Все равно она выключена, - сказал я и отошел к своему столу.
Указатель переключателя сомтрел на черного котенка, обнимающего сер-
дечко. "Надо поговорить с Арсением", - решил я про себя.
Вскоре я пошел обедать. Столовой в нашем институте нет, мы ходим обе-
дать в соседнее кафе. Я вышел из институтского подъезда и в скверике на
скамейке увидел Арсения и Шурочку. Они сидели и курили. Рука Арсика об-
нимала плечи Шурочки. Сидели они совершенно неподвижно, и на лицах обоих
было глупейшее выражение, какое бывает у влюбленных. "Только того не
хватало в нашей лаборатории! - подумал я. - Теперь начнутся сплетни, на-
меки на моральный облик и тому подобное. Арсик ведь не мальчишка! Ему
следовало бы вести себя осторожнее".
Не могу сказать, чтобы я обрадовался этому открытию как руководитель
коллектива.
Но на этом приключения дня не кончились. Когда я пришел из кафе, Ар-
сика и Шурочки на скамейке не было. Не было их и в лаборатории. За уста-
новкой Арсика сидела Катя, впившись в окуляры. Ленточка фольги обхваты-
вала ее запястье. Переключатель был в положении "сердечко, пронзенное
стрелой". Игнатий Семенович нервно тыкал в клавиши и причитал:
- Ну зачем вам это, Катя? Я не понимаю! Это же безнравственно в конце
концов... Вы молодая, красивая девушка...
- А вы божий одуванец. Отстаньте от меня, - нежнейшим голосом провор-
ковала Катя, не отрываясь от окуляров.
- Это же наркомания какая-то! - скричал Игнатий Семенович. - Вы не
отдаете себе отчета.
- Не отдаю, - согласилась Катя. - Только отстаньте.
- Кто включил установку? - спросил я.
Катя отвела глаза от окуляров и посмотрела на меня. И тут я испугал-
ся. Я никогда не видел у женщин такого выражения лица. Даже в кино. Нет,
вру... Видел, видел я такое выражение. Но это было так давно и я так
прочно запретил себе вспоминать о нем, что сейчас испугался и мысли мои
смешались.
В глазах Кати был зов, призыв - что за черт, не знаю как выразиться!
Губы дрожали - влажные, нежные, зрачки были расширены, от Кати исходило
притяжение. Я его ощущщал и схватился за край стола, чтобы не сделать ей
шаг навстречу.
- Что с вами?! - закричал я. - Кто разрешил включать установку?
Катя отстегнула алюминиевую ленточку с запястья и взяла со стола из-
мерительный циркуль из готовальни Арсика. Затем она тщательно вонзила
обе иголочки в тыльную сторону своей ладони. На ее лицо стало возвра-
щаться нормальное выражение. Но довольно медленно.
Потыкав себя еще циркулем для верности, Катя встала со стула и прошла
мимо меня на свое рабочее место. На мгновенье у меня, как говорят, пому-
тилось в голове.
- Я заявлю в местком, - сказал Игнатий Семенович.
Вскоре пришел Арсик, сумрачный недовольный. Шурочка так и не появи-
лась. Арсик не работал, а сидел, смотря в окно и тихонько насвистывая
одну из модных песенок. Естественно, о любви.
Катя сомнамбулически перебирала инструменты на своем столике.
Я с трудом дождался конца рабочего дня. Ровно в пять пятнадцать Игна-
тий Семенович выключил машину, сложил исписанные листки на край стола и
удалился, сдержанно попрощавшись. Арсик не шевелился. Катя схватила су-
мочкуу и пробежала мимо меня к двери. Мы наконец остались одни с Арси-
ком.
- Слушай, что происходит? - спросил я.
- Я сам не понимаю, - с тоской сказал Арсик. - Но жутко интересно.
Хотя тяжело.
- Пожалуйста, популярнее, - предложил я.
- Иди сюда. Посмотри сам, - сказал он.
С некоторой опаской я подошел к его установке и дал Арсику обмотать
свое запястье ленточкой. Арсик настроил установку и повернул окуляры в
мою сторону.
- Садись и смотри, - сказал он.
2
Сначало было желтое - желтее не придумаешь! - пространство перед мои-
ми глазами. Именно пространство, потому что в нем был объем, из которого
через несколько секунд стали появляться хвостатые зеленые звезды, похо-
жие формой на рыбок-вуалехвосток. Они словно искали себе место, переме-
щаясь в желтом объеме. И объем этот тоже менялся, постепенно густея, на-
ливаясь спелостью, напряженно дрожа и подгоняя маленьких рыбок к их
счастливым точкам. Почему я подумал о точках - счастливые? Да потому
лишь, что следил за зелеными звездочками с непонятным мне и страстным
желанием счастливого, праздничного исхода их движений.
Я чувствовал, что должен быть в желтом мире, открывшемся передо мной,
веселый союз хвостатых рыбок - единственно возможное сочетание точек,
образующее мою гармонию; и я направлял их туда своими мыслями, а когда
они все, взмахнув зеленоватыми вуалями, заняли в объеме истинное положе-
ние, я услышал музыку. Это был вальс на скрипке, как я понял много позд-
нее, фантазия Венявского на темы "Фауста" Гуно - тогда я не знал этой
музыки. И звездочки мои рассыпались искрами и расплылись, потому что я с
удивлением ощутил на своих глазах слезы. Да что же это такое? Меня
больше не было, я оказался растворенным в этом объеме, и только тихий
стук пульса о ленточку фольги доносился из прежнего мира.
А затем образовались три линии - изумрудная, густая с тонкими мрамор-
ными прожилками, нежно-зеленая, прозрачная и бледная, похожая на столб
света. И они тоже перемещались, скрещивались, образуя в местах скрещения
немыслимые сочетания цветов, пока не нашли единственного положения, и
тогда сменилась музыка, а в об[cedilla]еме вырисовалось то забытое мною
лицо, которое я не позволял себе вспоминать уже десять лет, - глаза
прикрыты, выражение боли и счастья, и Моцарт, скрипичный концерт номер
три, вторая часть.
Моцарт тоже позднее, гораздо позднее вошел в мою жизнь.
А я уже гнал сквозь пространство новые картины, подстегивая их нерв-
ным ритмом пульса, и чувствовал, как от моего сердца отделается тонкая и
твердая пленка, - это было больно.
Самое главное, что время перестало существовать. Секунды падали в од-
ну точку, как капли, и эта точка была внутри меня, поему-то за языком, в
гортани.
Ком в горле, десять лет жизни.
Что-то щелкнуло, и меня не стало.
"Медленно я сообразил, что я жив, что я сижу на стуле в своей лабора-
тории, что у меня затекла нога от неудобной позы, что я оторвался от
окуляров и вижу лицо Арсика, что за окнами темно.
Арсик виновато улыбался.
- Сразу много нельзя, - сказал он. - Тебе будет тяжело.
- Хочу еще, - сказал я, как ребенок, у которого отняли игрушку.
Арсик наклонился ко мне, взял за плечи и сильно тряхнул. Это помогло.
Я глубоко вздохнул и заметил еще ряд вещей в лаборатории. Пыльные неп-
рибранные полки с приборами, железную раму в углу и аккуратный стол Иг-
натия Семеновича.
- Как ты это делаешь? - спросил я.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг