направился к четвертому подъезду, как в ту ночь, почему-то не сомнева-
ясь, что судьи терпеливо ожидают его у алтаря, и так же пылает жертвен-
ный огонь, и жрица дежурит у люка мусоропровода.
Войдя в подъезд, он первым делом покосился на выпирающую из стены
трубу, ведущую вниз, под пол. По ней в этот момент с грохотом и лязгом
пронеслась с высоты очередная порция мусора. Или, быть может, это был
его коллега, тоже получивший отсрочку, своего рода пролонгацию, и теперь
вместо одобрения свергнутый с Олимпа во мрак небытия?
Он вызвал лифт, и пока тот спускался, отошел к висевшей на стене дос-
ке объявлений Правления. Ему в глаза бросился обведенный траурной рамкой
некролог с двумя фотографиями -Серенкова и Файнштейна, членов Правления,
погибших, как явствовало из некролога, в результате трагического случая.
Он ошеломленно принялся читать этот общий некролог, написанный весьма
странным образом - в параллель - так что в одной фразе упоминалось сразу
об обоих: тот родился тогда-то, а этот тогда-то... тот учился там-то, а
этот там-то... Оба члена Правления, объединенные траурной рамкой, выгля-
дели похожими, как родные братья. Они и умерли в один день. Смерть нако-
нец-то примирила их.
Досадуя, что этот факт не смог найти себе места в романе, и, конечно,
посочувствовав беднягам, хотя относился к ним без особой симпатии, автор
еще раз порадовался жизни, которая Богаче любой выдумки. Как вдруг из
дверей подъехавшего лифта вышла соседка Сарра Моисеевна, а за нею - кот
Филарет, похудевший и жалкий.
- Ах, это ви, - конечно, сказала соседка и тут же без умолку начала
рассказывать про кота, который стал бездомным, мяучит на лестнице, скре-
бется в закрытые двери и вообще перешел на содержание Ментихиных и ее,
Сарры Моисеевны.
- Таки это живой котик, - сказала она печально, и сочинитель по-
чувствовал глубокий стыд.
Он взял любимца на руки, погладил его, прижал мордочкой к своей щеке.
Соседка, переведя взгляд на некролог, тут же рассказала подробности тра-
гедии. Члены Правления погибли в автомобильной катастрофе по дороге на
Приозерск. Один ехал в город, другой - из города. Файнштейн был на "Жи-
гулях", Серенков - на "Запорожце". Был страшный гололед, оба пытались
увернуться от столкновения, но их влепило лоб в лоб... Автор выслушал
эту историю, холодея. Он вспомнил свои галлюцинации. Роман продолжался
помимо его воли, дописывал себя сам - и если ранее это было лишь краси-
вой отговоркой со стороны автора, ибо стучал по клавишам машинки все-та-
ки он, больше было некому, то сейчас, когда готовая рукопись лежала в
мешке, а роман продолжался в жизни, это был совсем другой коленкор, как
говорила матушка сочинителя.
- Ви на утренник? - спросила соседка, увидев, что автор с котом вхо-
дит в лифт.
Он не понял, но кивнул, лишь бы отстала. Дверцы с шумом съехались,
когда он нажал на кнопку двенадцатого этажа. Это послужило доказа-
тельсгвом, что ничего не изменилось по сравнению с той ночью.
Стенки кабины, расписанные на космические темы, как и прежде, были
усеяны надписями. Стенгазета кооператоров продолжала жить. Однако тема-
тика сильно изменилась. Автор уже не нашел нецензурщины, отсутствовали и
черносотенные лозунги. Зато общественно-политических высказываний приба-
вилось. Чувствовалось, что гражданская активность кооператоров сильно
выросла в сравнении с весною. "Да здравствует Рыскаль!" - крупными бук-
вами было начертано над пультом. "Я люблю Правление!" - гласила надпись
напротив. Автор с улыбкой читал эти надписи, как вдруг наткнулся на фра-
зу: "Рукописи горят". Чуть ниже женской рукой наискосок было написано:
"За жизнь без любви следует казнить".
Это были фразы из его романа. Он тихо и счастливо рассмеялся, продол-
жая блуждать взглядом по исписанным стенам, и наконец наткнулся на длин-
ный, почти до самого пола, столбец слов. Это были синонимы глагола "вы-
пить", только здесь их было гораздо больше, чем у него, что лишний раз
доказывало несравнимость талантов автора и народа.
Раздался мягкий удар, и лифт остановился. Чуть помедлив, разъехались
и двери. Он ожидал увидеть за ними знакомый холл с темно-вишневым ков-
ром, но на этот раз за дверями лифта открылось полутемное низкое помеще-
ние с бетонным полом и бетонным же потолком. Он несмело вышел наружу,
крепче прижал кота к груди и с минуту постоял, давая глазам привыкнуть.
На полу разглядел он мусор, какие-то доски, сломанную мебель и понял,
что попал на чердак собственного дома. Это озадачило его, но отчасти и
вдохновило, поскольку события развивались, хотя и непредсказуемо, зато
вполне в духе его фантазий. У автора была маленькая литературная сла-
бость. Он любил заканчивать свои истории на крыше - в этом видел симво-
лику, а критики - многозначительность. Но он все равно не мог избавиться
от этого недостатка. Даже теперь, сознательно избежав его в романе, он
нарвался на него в жизни. "Кому суждено быть повешенным, тот не утонет",
- подумал он и побрел по чердаку, надеясь повстречать что-нибудь более
интересное, чем отслужившая мебель.
И действительно - через несколько шагов он увидел приоткрытую желез-
ную дверь с яркой полоской щели, окутанной зимним морозным туманом. Фи-
ларет беспокойно зашевелился у него на руках, но автор бесстрашно шагнул
к щели и толкнул дверь ногой.
Из проема хлынул на него яркий свет, настоянный на морозном воздухе с
игольчатой снеговой пылью. Тогда он, испытывая непонятное счастье, шаг-
нул на крышу. Плоская, покрытая сухим снежком, с низкими кирпичными тру-
бами вентиляции, восемью антеннами коллективного пользования и невысоким
каменным ограждением по краям, крыша простиралась далеко и была на удив-
ление просторна, точно палуба авианосца. Но главное было не в этом. Кры-
ша полна была народу: огромная толпа кооператоров в нарядных зимних
одеждах теснилась вокруг высокой новогодней елки, расположенной где-то в
районе второго подъезда. Елка была украшена игрушками, гирляндами и сер-
пантином, а на ее верхушке горела красная электрическая звезда. Чуть
сбоку, укрепленный между опорой антенны и высокой лестницей-стремянкой,
трепетал на ветру транспарант "Да здравствует воздушный флот!". По краю
крыши, вдоль кирпичного парапета, выставлены были переносные металличес-
кие заграждения, что часто используются для организации общественного
порядка во время массовых скоплений. Особенно много было на крыше детей
всех возрастов. Маленькие стояли, чинно держась за руки родителей, а те,
что постарше, норовили побегать, но были отлавливаемы подростками из
клуба Николая Ивановича и водворяемы на место.
Рядом с елкой возвышался голубоватый пластиковый ларек, в котором си-
дела тетя Зоя. Надпись за стеклом гласила: "Пива нет". Тетя Зоя вела
бойкую торговлю квасом.
Над этой мирной картиной в бездонной блеклой синеве зимнего неба сия-
ло круглое маленькое солнце. Свежий ветерок взбивал снежную пыль. В воз-
духе пахло апельсиновыми корками, которые тут и там горели на снегу, за-
порошившем крышу.
От колючего ветра и растроганности у автора на глаза навернулись сле-
зы. Он почувствовал себя отцом этого многочисленного семейства, хотя на
самом деле был его блудным сыном. Он медленно побрел к кооператорам по
мягкому снегу, выпустив из рук рыжего, как апельсин, кота, который важно
шествовал впереди, задрав пушистый хвост.
И вдруг словно вихрь налетел на автора. Это сын его, обернувшийся
первым, подбежал к нему, взметая снежную пыль, и повис на руках, болтая
в воздухе валенками. Сочинитель стиснул его в объятиях, поставил на но-
ги, и они молча пошли рядом к толпе, в которой многие уже обернулись на
него, разглядывая кто с любопытством, кто с жалостью, кто с неприязнью
или недоумением. А он неуверенно приближался к ним с мешком в руке, как
Дед Мороз, приготовивший новогодний подарок.
Впрочем, Дед Мороз уже был под елкой - с бородой, в шапке и красной
шубе. Он был невысокого роста, щупловат. Сочинитель узнал в нем Рыскаля.
Рядом с ним возвышалась пышная Снегурочка, роль которой исполняла Клара
Завадовская.
Рыскаль тоже заметил приближающегося блудного сына, ободряюще улыб-
нулся ему: не робейте, милорд, подходите ближе!
Представление под елкой продолжалось; автор стоял в задних рядах ря-
дом с сыном, не выпускавшим его руки. Мешок с рукописью он положил на
вентиляционную трубу, а сам жадно вглядывался в лица.
Он увидел жену, а рядом - инженера Вероятнова в пыжиковой шапке; ин-
женер был с дочкой. В первых рядах стояли и сестра с полным выводком ин-
тернациональных племянников, и матушка, постаревшая от павших на нее
невзгод, и дочь генерала с сиротским мальчиком, прятавшимся под полою ее
шубки, и семья Николая Ивановича Спиридонова.
Сочинитель радовался тому, что его история собрала их вместе на общем
семейном празднике и даже оказалась столь щедра, что присоединила его к
ним. В морозной пыли, вихрем взметнувшейся с парапета, он увидел вдруг
маленького ангела с крылышками, который сидел на краю и болтал в воздухе
босыми пятками. Автор осматривал кооператоров придирчиво, как портной
глядит на костюм, впервые надетый заказчиком. Нет, он не был полностью
удовлетворен: кое-где морщило, поджимало, волнилось... Но носить можно.
Можно снести все, если знать - зачем.
Ему казалось, что теперь, пройдя через испытания, они знают - зачем и
для чего живут в столь странном доме, но... так только казалось. На са-
мом деле, они не видели смысла в испытаниях, а просто жили, суетились,
боролись, влюблялись, рожали детей. Он же, видящий смысл, был лишен жиз-
ни.
Александра незаметно подобралась к нему и встала рядом. Сын взглянул
на нее строго, но ничего не сказал. Она шепнула: "Хорошо вы это устрои-
ли..." - и потерлась щекою о его плечо.
А под елкой дело приближалось к апофеозу. Появился медведь с короб-
кой, откуда извлекли целый ворох бумажных пакетов с бенгальскими свеча-
ми. Дворники деловито раздавали серые стерженьки на железных прутьях де-
тям и их родителям. Через минуту у всех кооператоров были бенгальские
свечи.
- Зажжем нашу красавицу-елку! - провозгласила Клара охрипшим от ветра
голосом.
Дворники подожгли свои свечи - у каждого было по пучку - и ринулись в
ряды зрителей, раздавая направо и налево рассыпающиеся искрами огни, от
которых зажигались новые свечи. Кооператоры торопились зажечь свои
огоньки и помочь зажечь соседу.
Автор увидел вдруг, что над головами кооператоров в небе плывет бу-
мажный голубь, испещренный мелкими значками. Ветер подхватил его и бро-
сил за парапет, в сторону заснеженных крыш, которые уходили далеко-дале-
ко, теряясь в морозной дымке. Он увидел второго, третьего голубя... Це-
лая стая бумажных голубей кружилась над толпою кооператоров с горящими
свечами в руках.
Автор оглянулся. У вентиляционной трубы, где он оставил свой пакет,
сгрудились мальчишки - Шандор, Хуанчик, Митя. Среди них был и его сын.
Перед ними на кирпичах лежала расхристанная рукопись. Они сворачивали
бумажных голубей из ее листов и с восторгом швыряли их навстречу ветру.
Бумажные голуби романа плыли над городом, опускались на крыши, скры-
вались в ущельях между домами, садились на балконы и карнизы окон. Город
втягивал их в себя, перемешивая с пургою, бросал на мостовые и в Неву,
мял под колесами автомашин... "Как славно! - подумал автор. - Такого мне
вовек не придумать!". И увидел рядом лицо Александры - она стремилась к
нему с горящей свечою. Он поджег свою свечку от ее огня и, следуя приме-
ру кооператоров, поднял искрящийся снопик над головой.
- Елка, зажгись! - скомандовал Дед Мороз.
Елка вспыхнула огнями - красными, синими, белыми, зелеными... Дети
закричали, захлопали в ладоши. Бенгальские огни дотлевали в руках. Ветер
кружил вокруг елки белые листы, покрытые мелкими буковками машинописи.
Кот Филарет, напуганный великолепием праздника, вскочил на трубу и
выгнул спину. Маленький ангел поднялся и пошел по парапету чинной детса-
довской походкой, догадавшись, что представление окончено.
Последний лист рукописи проплыл над крышей, ветер перевернул его,
изогнул и бросил вниз, в ущелье между домами, успев показать сочинителю
долгожданное слово:
КОНЕЦ
Ленинград
1979-1985
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг