Я послушно надвинул капюшон на глаза. Петр кивнул на женщину -одну из
немногих пассажиров вагона. Она сидела впереди спиною к нам.
- Из охранки, - еле слышно, одними губами прошептал мой провожатый.
Трамвай подошел к остановке на углу улицы Петра Лаврова. Я дернулся к
двери, но Петр схватил меня за руку и прижал ее к себе. Я повиновался. С
бьющимся сердцем в груди я едва дождался следующей остановки за мостом.
Там женщина сошла, мельком взглянув на нас. Мы оба инстинктивно опустили
головы чуть не до колен.
Петр разрешил выйти лишь на следующей остановке, и обратно мы вороти-
лись через мост пешком. Черная вода Невы глотала крупные хлопья снега.
Мост был абсолютно пуст; на чугунных перилах лежал тяжелый снежный вал,
отделявший нас от страшного пространства за ним, где кружились в пустоте
белые хлопья, затягиваемые в реку.
Меня колотила дрожь. Ноги оледенели.
Мы дошли до угла бывшей Фурштадтской. Здание на углу было опоясано
деревянным забором, окна зияли дырами разбитых стекол. Судя по всему,
дом был на капитальном ремонте.
Мой провожатый нашел в заборе дыру и, осмотревшись, юркнул в нее. Мне
пришлось последовать за ним. Мы миновали мрачную замусоренную подворотню
и оказались во внутреннем дворе, заваленном ржавыми трубами, битым кир-
пичом, поломанной мебелью. Окна с выломанными рамами, смотревшие во
двор, дополняли зловещую картину.
К одному из парадных тянулась тропка свежих следов. Я взглянул вверх.
В окне второго этажа, на подоконнике, стояла буква "Т" из двух красных
кирпичей. Мы с Петром вошли в парадное.
Здесь было еще гаже. В нос ударил запах нечистот, на лестнице валялся
полуразложившийся труп кошки. Двери квартир были выдраны с коробками;
осыпавшаяся штукатурка толстым слоем покрывала полы; обнажилась кирпич-
ная кладка стен. В доме было тихо. Непонятное чувство страха, смешанного
с брезгливостью, овладело мною.
Мы поднялись на третий этаж. В комнате с продранными и сорванными со
стен обоями на поломанных табуретках и ящиках сидели Николай Иванович и
подростки, Али среди них не было. Николай Иванович взглянул на часы,
молча кивнул нам.
Петр удалился в глубь разрушенной квартиры и принес два старых стула,
оба о трех ножках. Мы кое-как уселись на них.
Минут пять прошло в полном молчании. Я исподтишка разглядывал лица
юношей. Все заметно волновались: резче обозначились скулы, нахмурились
брови, глаза потемнели.
Наконец внизу послышались легкие шаги, и через несколько мгновений в
разрушенную комнату вошла Аля. Меня поразил ее облик: лицо осунулось,
щеки пылали нездоровым румянцем, под глазами обозначились тени. От Али
исходили токи решимости.
- Я принесла заряды, - сказала она.
- Раздай, - распорядился Николай Иванович.
Она открыла сумочку и вынула оттуда три серых теннисных мячика. Никто
не улыбнулся. Аля отдала их Петру и обоим братьям.
Николай Иванович встал, вслед за ним и мы все. Он оглядел собравших-
ся, вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и не спеша развер-
нул.
- Приговор Исполнительного комитета партии "Народная воля", -начал
читать он.
Тут только я понял - в какой игре участвую. Кружок Николая Ивановича,
по всему судя, проводил экскурсиюинсценировку казни Александра Второго.
Аля исполняла роль Софьи Перовской, остальные были метальщиками. Серьез-
ность, с какою подростки относились к игре, показывала, что они не шутя
вошли в роли народовольцев.
Николай Иванович зачитал приговор, после чего Аля ровным, бесстраст-
ным голосом изложила план покушения. Метальщики с зарядами должны были
рассредоточиться по углам Малой Садовой, где приготовлен подкоп с минным
устройством, ведущий к середине проезжей части из сырной лавки супругов
Кобызевых, под чьими документами скрываются члены ИК Якимова и Богдано-
вич. Лишь только экипаж императора, следуя на разъезд войск в Михайловс-
кий манеж, достигнет места подкопа, мина будет взорвана, а подоспевшие
метальщики довершат дело бомбами. Аля сказала, что недостающие заряды
она принесет через час от Кибальчича.
Не скрою, игра показалась мне несколько сомнительной, но захватываю-
щее внимание, с каким подростки слушали Алю, делало инсценировку почти
реальной.
Выслушав наставление, метальщики принялись по одному покидать разру-
шенный дом. Последними вышли мы с Николаем Ивановичем и его дочерью.
- Забавная игра, - усмехнулся я, пытаясь освободить себя от напряже-
ния. Но не вышло - смешок получился нервным.
На углу Литейного Аля покинула нас, растворившись в толпе по всем
правилам конспирации. Мы с Николаем Ивановичем пошли пешком по направле-
нию к Зимнему стадиону. Вагоновожатый молчал.
Метальщики начали попадаться нам на углу Малой Садовой и бывшей
Итальянской. Они прогуливались с явно конспиративным видом, что броса-
лось в глаза, так что я побоялся, как бы они не стали объектом внимания
милиции. Мы дошли до Невского. Здесь дежурили братья Али. Они при-
ветствовали нас легкими кивками.
И снова меня охватило волнение. Мне казалось, что подростки-метальщи-
ки слишком заметны в воскресной толпе, фланирующей по Невскому. От них
исходили волны опасности, желание взорвать эту беспечную мелкобуржуазную
массу, затопившую центральные улицы города. Похожие на "хиппи" мальчики
торчали из толпы, как занозы, а на глубине полутора метров под землей
таилась бочка с динамитом.
Николай Иванович куда-то пропал. Я купил газету и встал на углу за
киоском "Союзпечати", делая вид, что изучаю новости. Буквы прыгали перед
глазами, я с минуты на минуту ожидал взрыва.
Как вдруг быстрая тень прошелестела мимо, дернув меня за рукав. Я
разглядел под вуалью темные Алины глаза, горевшие лихорадочным блеском.
Быстрым шагом, на расстоянии трех метров друг от друга, будто связан-
ные невидимой нитью, мы проследовали в молочное кафе неподалеку. Там уже
находились Николай Иванович и все метальщики, сгрудившиеся за столиком с
булочками и кофе.
- Царь изменил маршрут. Он боится, - проговорила Аля. - Карета прос-
ледовала по Екатерининскому и Итальянской. Обратно он поедет тем же пу-
тем. Вот план расстановки, - она выложила на стол почтовый конверт, на
оборотной стороне которого была нарисована схема улиц и крестики, обоз-
начающие места метальщиков. Подростки склонились над схемой.
- Я дам знак платком, - сказала Аля.
И снова юноши тихо и бесшумно исчезли. На столике остался недопитый
кофе.
- Хотите быть метальщиком? - Аля вынула из сумочки мячик, протянула
мне.
Я неуверенно пожал плечами.
- Боитесь? - выдохнула она, сверля меня жгучими глазами.
- Почему боюсь? - передернулся я.
Я сунул мячик в карман, посмотрел на схеме свое место. Оно было непо-
далеку от Спаса-на-Крови.
Николай Иванович хладнокровно пил кофе.
- Удачи вам! - шепнула Аля, поднимаясь.
- С Богом! - сказал Николай Иванович. - После исполнения приговора
собираемся на конспиративной явке. Угол Малого проспекта Петроградской
стороны и Широкой улицы.
- Где это? - спросил я.
- Угол Ленина и Щорса.
В одиночестве я дошел до Екатерининского канала и повернул направо, к
Конюшенной площади. Храм Спаса-на-Крови, заштрихованный летящими
хлопьями снега, завершал перспективу канала. Я не чувствовал собственных
ног, меня била крупная дрожь. Кроссовки совершенно размокли и чавкали
при каждом шаге.
Слева, за каналом, я увидел Алю. Она стояла на продолжении линии
Итальянской улицы и всматривалась в даль. Метальщики прогуливались по
эту сторону, то и дело оглядываясь на фигурку Али. Я вытащил мячик из
бокового кармана и спрятал его за пазуху. Мимо меня прошел Петр в надви-
нутой на очки шляпе. Я взглянул на Алю. Она вытянулась как струнка, не
сводя глаз с какой-то точки вдали. Потом она выхватила из сумки белый
платок и взмахнула им в воздухе.
И тотчас метальщики, находившиеся ближе к Невскому, оборотились и
направились в мою сторону. Сердце мое забилось громко: оно ходило ходу-
ном в груди, дыхание прервалось. Я уже готов был увидеть императорскую
карету с четверкой лошадей и казаками, скачущими впереди и сзади нее,
как вдруг на набережную канала вырулило такси с зеленым огоньком и нап-
равилось в сторону Конюшенной. Не успел я ничего сообразить, как Петр,
находившийся метров на пятьдесят ближе к углу, выскочил на проезжую
часть и, взмахнув рукою, швырнул мячик на мостовую. Мячик высоко подп-
рыгнул и упал в канал. Машина шарахнулась в сторону. Я успел увидеть,
как Петр и остальные метальщики перебегают пешеходный мостик по направ-
лению к улице Софьи Перовской.
Машина резко затормозила, из нее выскочил водитель. Я узнал его. Это
был тот самый таксист, который привез меня к фундаменту моего дома зло-
получной апрельской ночью. Он послал крепкое ругательство вслед убежав-
шим злоумышленникам, потом перевел взгляд на меня.
- Здравствуйте. Вы меня узнаете? - заискивающе спросил я, чтобы не
быть заподозренным в соучастии.
- А-а... Это ты... - протянул он хмуро. - Вот сволочи, скажи! Своими
бы руками удавил!.. Что он там швырнул? -водитель подошел к парапету,
поглядел на воду. - Мячик, что ли? Я перепугался, думал - бомба!
Я стоял возле такси, не зная - уходить или нет. - Водитель, сплюнув,
вернулся к машине.
- Дом-то нашел свой? - лениво поинтересовался он.
- В общем, да, - мне не хотелось об этом говорить.
- Бывают заскоки по пьянке. Сколько хочешь... Вчера вез мужика, тот
тоже не мог адреса вспомнить... Подвезти? - он уселся на свое место.
- У меня денег нет, - сказал я.
- А куда тебе?
- На Петроградскую.
- Садись, по пути. Я в парк еду, - он распахнул переднюю дверцу.
Усаживаясь в машину, я успел увидеть на другом берегу канала Алю. Она
стояла у парапета, сцепив пальцы, и смотрела в мою сторону.
На конспиративную явку я прибыл раньше других заговорщиков. Дом на
углу Широкой и Малого тоже находился на капитальном ремонте, в той имен-
но стадии, когда успели сломать, но строить еще не начинали. Здесь окна,
выходящие на улицу, были закрыты ржавыми железными листами, двери парад-
ных заколочены досками, а единственная подворотня загорожена сломанными
чугунными воротами, снятыми с петель и скрученными посредством толстой
проволоки. Я обогнул дом и зашел в следующую подворотню, откуда мне уда-
лось проникнуть во внутренний двор ремонтируемого дома. Он являл собою
еше более печальное зрелище, чем дом на углу Фурштадтской. Огромные кучи
строительного мусора громоздились тут и там; часть дома была вынута из-
нутри вместе с перекрытиями, остались лишь наружные стены; другая часть
сохранила перекрытия, но лишилась наружной стены, так что во двор выхо-
дили пустые ниши комнат с разномастными обоями. На четвертом этаже, у
самого края пропасти, стоял шкаф с зеркальной дверцей, которая медленно
поворачивалась на ветру с едва слышным скрипом. Зеркало было разбито.
Я уселся в углу двора на железный остов скамейки. Вскоре во двор заш-
ли двое подростков из команды Николая Ивановича. Не обратив на меня ни
малейшего внимания, они исчезли в зияющем провале парадного и через нес-
колько секунд вынырнули на втором этаже в комнате с голубыми обоями.
Один из них установил у края пропасти два кирпича в виде буквы "Т", пос-
ле чего подростки укрылись в доме.
Прошел еше один, затем появился мой напарник в синих очках, скользнул
по мне взглядом.
- Петр! - окликнул я его.
Он сделал вид, что не слышит, и тоже исчез в доме. Наконец, во дворе
появился Николай Иванович с дочерью.
Я поднялся со скамейки и направился к ним. Они остановились.
- Я пораньше приехал. На такси, - объяснил я, чувствуя какую-то непо-
нятную вину.
- Почему вы не метнули заряд? - строго спросила Аля.
- Аленька... - опешил я.
- Погоди. Это нам тоже пригодится, - сказал дочери Николай Иванович,
направляясъ к парадному.
- Вы что... серьезно? - упавшим голосом произнес я вслед, но делать
нечего - приходилось доигрывать нелепую постановку до конца.
Внутри дома было омерзительно. Как видно, пьяницы Петроградской сто-
роны использовали пустующую коробку дома для своих нужд. Приходилось то
и дело переступать через нечистоты, остатки еды, следы рвоты. В воздухе
стоял отвратительный запах мочи.
Стараясь не дышать, я поднялся на второй этаж. Заговорщики собрались
в одной из внутренних комнат, где тоже хватало грязи и вони. Они стояли
в кружке, центром которого был Николай Иванович. Я подошел и встал сза-
ди.
- Акция не удалась, - сказал Николай Иванович. - Произошло это по ви-
не вашего товарища. После бомбы Рысакова, как вы знаете, должен был пос-
ледовать еще один взрыв. Но его не было.
Молодые люди обернулись ко мне без тени улыбки или снисходительности.
Я почувствовал себя весьма неуютно. Дурацкая история! Неужели я должен
оправдываться перед этими юнцами в том, что не швырнул мячик на мосто-
вую?! Полная чушь.
- Вы нарушили уговор и поставили под удар организацию, - жестко про-
изнес Петр, глядя на меня сквозь синие стекла.
- Я не уговаривался, позвольте! - воскликнул я.
- Вы взяли заряд. Мы на вас рассчитывали, - сказал младший сын Нико-
лая Ивановича Леша.
- Ну, виноват... Мне не нужно было, - пробормотал я.
Николай Иванович еле заметно улыбался.
- Что решит Исполнительный комитет? - спросил он.
Подростки потупились, размышляя. Слово взял старший из сыновей Нико-
лая Ивановича.
- Это нельзя расценивать как предательство.
- Это малодушие, - сказал Петр.
- Мы не можем судить за трусость. Пусть он сам себя судит. Честь ре-
волюционера требует, чтобы он сам покарал себя смертью, - заключил брат
Али.
Я похолодел. Мне предлагали самоубийство.
- Он должен искупить вину жизнью, правильно, Николай Иванович? - раз-
дался голос сбоку.
Я повернул голову. Рядом стоял тщедушный паренек с унылым взглядом и
с прыщавым лицом.
- Я не член Исполнительного комитета. Решать должны вы, - ответил Ни-
колай Иванович.
Наступила тишина. Подростки мялись. Тогда Петр взял на себя функции
судьи, опрашивающего присяжных. Он называл каждого по имени, и в ответ я
слышал:
- Смерть.
- Смерть.
- Смерть...
Я был приговорен к самоубийству единогласно. Юноши побледнели, дышали
порывисто. В холодном смрадном воздухе вспыхивали облачка пара у губ. Да
и мне, признаться, было не по себе. Молчание прервал Николай Иванович.
- Занятие окончено. В следующий раз мы разберем акцию первого марта и
процесс Желябова и Перовской. Спасибо, можете быть свободны.
Юноши разошлись, не глядя друг на друга. Поколебавшись, ушла и Аля.
Мы остались вдвоем с Николаем Ивановичем в пустом загаженном помещении,
которое когда-то было человеческим жильем. Здесь, в этих стенах, любили
друг друга, рождались и умирали, теперь же все покрыто дерьмом...
- Ну, как вам понравилось?.. - усмехнулся Николай Иванович.
И тут я взорвался. Я кричал, что это бесчеловечно, что он калечит
юные души, что нельзя приговаривать к смерти за малодушие...
- Завтра вы предъявите свой реестр несправедливостей и снова зальете
все кровью! Надоела кровь! Сколько можно крови?! - кричал я.
Николай Иванович слушал меня угрюмо, но спокойно.
- История - жестокая вещь, - сказал он только и, повернувшись, пошел
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг