не получается из-за хамства, то ли братства, наоборот, слишком много, да
такого качества, что без хамства просто уже не обойтись...
И стало вдруг зябко от сознания, что ни он, ни та же Елизавета Кар-
ловна, никто другой ничего не могут поделать со всеми своими интелли-
гентскими печалями, а жизнь катится валом, куда хочет, по неподвластным
законам, вызывая беспокойство и страх.
Он подумал, что пора откланиваться. Уже в дверях Елизавета Карловна
чуть задержала его и сказала тихо:
- Не знаю, имею ли я право, Женя... Но если бы у меня была малейшая
надежда, что мой муж или сын живы, я отправилась бы искать их хоть на
край света. К несчастью, я своими руками похоронила Ваню на Пискаревке.
У Демилле внезапно кровь бросилась к лицу. Он смешался, наклонился к
старухиной руке и поцеловал ее. Потом поспешно вышел в коридор.
Последующие два дня до приезда Натальи он провел тихо, почти не выхо-
дя из комнаты, листая книги по архитектуре и фотографические альбомы Ве-
неции, Рима, Праги... дышал полузабытым воздухом классики, и снова зах-
ватывало дух от готических шпилей и узких стрельчатых окон. Обнаружив у
Натальи нетронутую коробку "Кохинора", тщательно очинил все карандаши,
добиваясь идеальной остроты и симметрии - потратил час, - после чего на-
чал срисовывать фасады. Увлекся, принялся фантазировать в готическом
стиле, извел пачку бумаги.
За этим занятием и застала его Наталья, вернувшаяся бодрой, но нес-
колько рассеянной. Увидела эскизы, похвалила с преувеличенным одушевле-
нием, так что Демилле заподозрил воспитательную цель; впрочем, было при-
ятно.
На ночь Наталья неожиданно постелила ему отдельно, на диване. Демилле
не возражал; после разговора с Елизаветой Карловной, устыдясь собствен-
ного легкомыслия и распущенности, вдруг решил сохранять верность Ирине,
пока не найдет ее и не решит окончательно насчет дальнейшего. Однако
молчаливый Натальин демарш породил непонятную ревность и обиду. Поэтому,
когда улеглись порознь и потушили свет, Демилле шмыгнул к Наталье. Она
подвинулась, да и только. Ласки пресекла сразу, мягко, но решительно.
Демилле обиделся еще больше. "А что, собственно, случилось?" - прошептал
он, делая попытку поцеловать ее. "Случилось, Женя", - вздохнула она,
отстраняясь. "Переспала, что ли, там с кем-нибудь?" - нарочито грубо, но
не без внутреннего волнения спросил он. "Да, Женечка, переспала, отда-
лась по любви, с тобой больше не буду", - сказала она насмешливо, и Ев-
гений Викторович почувствовал вдруг сильную горечь. Заставил себя не по-
казывать обиды, наоборот: "Вот и хорошо! Замуж выйдешь...". Она покачала
головой, внезапно обняла его, прижалась, поцеловала - он чувствовал, что
она дрожит. "Ты хороший, Женя, иди, иди... Я очень хочу сейчас, но не
тебя, иди..." И подталкивала его, обнимая и бормоча. У Демилле ком встал
в горле, он пересилил себя, выпрыгнул из постели, рывком натянул брюки и
сбежал в кухню курить. Успокаивался долго, думал о любви: что она такое?
Никогда не мог решить для себя этого вопроса.
Больше к этому разговору не возвращались, но жить стало трудно. Ложи-
лись спать в разное время: то Наталья задержится на кухне, стряпая
что-нибудь с повышенным тщанием, в то время как Евгений старался побыст-
рее заснуть, то он придет попозже и застанет ее уже спящей. Наталья
предприняла энергичные попытки поисков исчезнувшего дома через АПУ, до-
копалась до проектных чертежей, которые ей выдали не без помех; она по-
няла, что интерес к потерянному дому нежелателен. Ничего определенного
Наталье узнать не удалось, однако, роясь в рабочих чертежах, она наткну-
лась на примечательный и даже настораживающий факт: привязку типового
проекта осуществляла мастерская проектного института, где трудился Де-
милле. Более того, на рабочих чертежах Наталья обнаружила подпись Евге-
ния Викторовича!
Когда она сообщила ему об этом, Демилле пришел в сильнейшее волнение.
Нелепая мысль ударила в голову: плохо привязал, вот он и улетел! Как он
мог забыть о своем участии в привязке типового проекта! Объяснение было
простым: когда привязывали, улица называлась Илларионовской, а через па-
ру лет Демилле въехал с Ириной в новый дом по улице Кооперации, да так
ни разу и не поинтересовался, как она называлась раньше.
С трудом припомнил он ту работу - сколько их было, привязок! - и не
нашел в ней ничего необычного, но факт оставался фактом: привязку осу-
ществлял он, он же и потерпел крушение через много лет. Будто своими ру-
ками заложил мину замедленного действия, да и забыл о ней. И вот она
сработала! Запоздало коря себя, он валил в кучу все свои грехи, прежде
всего профессиональные, и, как бы желая выправиться, попросил у Натальи
снять копию плана с того типового проекта. Наталья принесла кальку, и
Евгений Викторович увидел на ней схематическое изображение той страшной
картины, которая открылась ему памятной апрельской ночью. Фундамент
собственного дома... Он горячо взялся за работу (тут уж горячо было поч-
ти буквально, точно в горячке - не соображая, зачем) и в течение нес-
кольких дней, почти не выходя из дому, выполнил эскизный проект Дворца
пионеров, используя сохранившийся фундамент улетевшего дома. Он рассудил
так: не пропадать же добру, все равно рано или поздно на этом месте
что-нибудь построят. Словно вину искупал... Не знал только, куда идти с
проектом. Да и вряд ли на пустующем месте построят именно Дворец пионе-
ров, это уж как горисполком решит. Но для себя дыру вроде бы залатал,
точно пломбу на больной зуб поставил. Так ему теперь и представлялся
Дворец пионеров на улице Кооперации, построенный по его проекту.
Однако все это не приблизило встречу с исчезнувшим домом. Наталья все
более нервничала, пока он трудился, стараясь не показывать вида, но все
же не выдержала и однажды попросила его прийти домой не ранее полуночи.
"Сходи в театр, Женя, я билет взяла". Демилле все понял, усмехнулся в
душе - смех и грех! - он почувствовал себя школьником, которого выпрова-
живает мать-одиночка на то время, когда к ней придет любовник. Тем не
менее, разыскав в душе последние капли юмора, договорился с Натальей об
условном знаке: если занавеска на окне будет задернута, когда он придет,
- значит, еще нельзя. С этим и пошел в театр.
Там он испытал приблизительно то же чувство, что на демонстрации.
Странно, когда оставался один, не чувствовал себя таким потерянным и ни-
кому не нужным, как в толпе, среди людей. С трудом, почти не вникая,
посмотрел комедию Пиранделло со странным названием "Человек, животное и
добродетель" - название заинтересовало его больше, чем комедия, и заста-
вило поразмыслить над всеми упомянутыми категориями; соседствовали с ним
какие-то курсанты, которые смеялись и неистово хлопали, чем привели Де-
милле в подавленное состояние. Не до театра было ему сейчас.
Он пошел домой пешком, не спеша, и все равно пришел рано. Занавеска
была задернута. "Тоже мне, конспиратор!" - подумал он, закуривая во дво-
ре и не зная, куда бы податься. В это время хлопнула дверь подъезда, где
жила Наталья, и оттуда вышел небольшого роста человек, по виду пожилой.
Тут же занавеска на окне отодвинулась. Демилле с интересом взглянул на
своего преемника. Это действительно был мужчина лет шестидесяти, если не
больше, морщинистый и печальный. Он выглядел задумчивым, будто что-то
нес в себе, боясь расплескать. Он мельком взглянул на Демилле, вдруг
приостановился, похлопал себя по карману плаща и вытащил сигареты. Ни
слова не говоря, он потянулся к Демилле за огоньком, улыбкой испросив
разрешение. Демилле зажег спичку. Мужчина затянулся, вежливо проговорил:
"Извините за беспокойство", - и скрылся в темной подворотне.
Демилле так и не понял - знал или не знал он о нем? догадался ли? за
какое беспокойство просил прощения? Он вошел в подъезд, отпер дверь сво-
им ключом. Настроение было - сквернее не придумаешь. Наталья плескалась
в ванной, что-то тихонько напевая. Он вдруг позавидовал ей и тому ста-
ричку, остро так позавидовал - любовник... А он в телеге пятое колесо.
Не раздеваясь, принялся собирать чемодан, довольно небрежно, уклады-
вая самое необходимое. Сумку оставил - не выходить же ночью с двумя наг-
руженными руками, за вора могут принять! В состоянии все той же апатии
написал Наталье записку: "Спасибо за все. Позвоню. Не волнуйся. Всего
хорошего!" - придавил записку ключом и вышел из квартиры с чемоданом,
щелкнув замком.
Глава 22
ПРАЗДНИК
Впервые в истории кооператива (и не только нашего, а и кооперативов
вообще) в первомайской демонстрации участвовала колонна жильцов дома - и
многие воздухоплаватели предпочли шагать в ней, игнорировав колонны сво-
их предприятий. Лишь кооператоры, облеченные служебной властью (завотде-
лом Вероятнов, начальник цеха Карапетян и еще несколько), были вынуждены
шествовать со своими организациями, прочие же, возглавляемые майором
Рыскалем и членами Правления, шли в небольшой, но сплоченной колонне
улетевшего дома.
Дворники Храбров и Соболевский несли транспарант с надписью: "Да
здравствует воздушный флот!" - вполне безобидно, но с подтекстом (Рыс-
каль возражал, но молодежь его уговорила), шли рука об руку Ментихины и
Вера Малинина, Клара Семеновна и Файнштейн, и кавторанг в отставке
Сутьин, и даже Серенков пожаловал, как всегда хмурый и неизвестно почему
кривящий рот. Шли и Ирина Михайловна с Егоркой и генералом Николаи. На
них бросали осторожные любопытствующие взгляды.
Шагали, пели, кричали "ура!"; на Марсовом поле, объединившись, подк-
репились бутербродами и лимонадом (кое-кто и вином, припрятанным за па-
зухою) и с песнями пошли через Кировский мост домой.
И уже праздничным вечером висел на стене штаба "Воздухоплаватель 1
2", в котором центральное место занимал рисунок первомайской демонстра-
ции в том же шаржированном духе.
Рыскаль посмотрел, улыбнулся, сдержанно похвалил... в душу прокралось
сомнение: что это они веселятся? все же демонстрация, дело серьезное!
Посоветовал шире привлекать актив дома к выпуску стенгазеты и наметил
ряд тем, требующих отражения: дежурства в подъездах, лифтовое хозяйство,
неразглашение. Дворники послушно кивали.
Окружавшие центральный рисунок печатные тексты, исполненные на разби-
той машинке "Москва", принадлежавшей Храброву, являли собою образцы
творчества обоих дворников. Рыскаль прочитал внимательно, но ничего не
понял. В просторном рассказе, называвшемся "Синдром черепахи", говори-
лось о каком-то человеке по фамилии Елбимов (фамилия майору резко не
понравилась), который потихоньку затягивался роговым веществом снизу,
как ноготь, пока не превращался в твердокожее существо в прозрачном пан-
цире, малоподвижное, с остекленевшим взглядом. Под конец рассказа его
неосторожно протыкали вилкой, и он вытекал из панциря, как студень, лишь
твердые стеклянные глаза остались в оболочке, закатившись почему-то в
пятку левой ноги. Игорь Сергеевич брезгливо поморщился, представив себе
эту картину, и перешел к стихам. Стихи были еще более непонятны, но
раздражения не вызывали. Что-то, как можно было догадаться, о любви, но
уж больно заумно.
- О жизни надо писать, ребята, - сказал Рыскаль.
Дворники понимающе переглянулись, однако снова кивнули. "Дураком счи-
тают", - горько подумалось Игорю Сергеевичу, но он удержался от дальней-
ших советов, решив поглядеть, как будут разворачиваться события дальше.
А на следующий день празднично одетые кооператоры снова потянулись в
школу - концерт был назначен на четыре часа.
Ирина Михайловна и на сей раз шла с генералом. Перед этим к ней забе-
жала Завадовская и вернула деньги на банкет, загодя уплаченные Григорием
Степановичем. Завадовская без обиняков объяснила Ирине, как велел Рыс-
каль: вам же лучше хотим, во избежание... и т. п. Ирина Михайловна почти
обрадовалась тому, что отказ исходит не от нее, а от начальства. По
правде сказать, она сама чувствовала себя неловко. Вроде бы наплевать на
чужие мнения, а вот ведь не наплевать! Что-то мешает. Но на концерт все
же взяла.
С одной стороны, Николаи ей уже чуть-чуть поднадоел своею учтивостью
и предупредительностью, а главное - постоянным оптимизмом. И это несмот-
ря на то, что Григорий Степанович уже давно висел на волоске; он пережил
два инфаркта, и в любую минуту мог наступить третий.
Ирина недоумевала: чего старик бодрится? хорошего в жизни гораздо
меньше в сравнении с плохим! Куда ни глянь - беды и горести, и беспрос-
ветный мрак впереди. А улыбка генерала, его звонкий, уверенный голос от-
вечали ей: это не совсем так, уважаемая Ирина Михайловна! посмотрите
вокруг внимательнее! ваши беды не стоят выеденного яйца! вы живы и, сла-
ва Богу, здоровы, чего же вам еще надо?
С другой стороны, Ирина уже привыкла к генералу. При ее-то консерва-
тивности! нелюдимости! Однако Николаи уже вписался в быт, стал не то
чтобы членом семьи, а вроде доброго домового. Как бы и нет его, а все же
есть. А может, не домовой, а Карлсон, который живет на крыше, правда,
без моторчика за спиной и кнопки на животе. Стоило Егорке распахнуть ок-
но, как генерал тут как тут! И рассказы, и стрельбы, и бумажные голубки,
и мыльные пузыри...
Теперь, торопясь на концерт с Егоркой и генералом, Ирина опасалась
лишь одного: как бы генерал не вышел на сцену с каким-нибудь номером ху-
дожественной самодеятельности. Мысль эта, сначала показавшаяся ей фан-
тастической, по мере приближения к школе становилась все более правдопо-
добной. Ирина не выдержала и спросила вроде бы в шутку:
- А сегодня вы не собираетесь выступать, Григорий Степанович?
- Ах, черт! - воскликнул Николаи. - Как же я не подумал! Можно было
фокусы показать. Знаете, Ирина Михайловна, я недурно показываю карточные
фокусы. Но колоду не захватил. Жаль!
Он вдруг рассмеялся и заглянул ей в глаза - поверила или нет? Ирина
смутилась.
Актовый зал встретил их возбужденной предпраздничной суетой - расса-
живались по рядам, занимали места соседям, переговаривались... По прохо-
ду промчалась Клара Семеновна с пышной прической, в драгоценностях, на
высоких каблуках... кто-то в углу настраивал гитару; провели, придержи-
вая за худенькие плечи, двух детей в молдавских национальных костюмах...
На сцене взъерошенный молодой человек пробовал микрофон, время от време-
ни над рядами разносился его хриплый, с потрескиваниями голос: "Раз,
два, три, проба, проба, проба..."
Вся обстановка и тревожное томительное ожидание напомнили Ирине Ми-
хайловне что-то давнее, из детства... вдруг она вспомнила: пионерский
сбор! Это ощущение родилось не у нее одной, многие истосковавшиеся по
коллективизму кооператоры с наслаждением обнаруживали в себе прочно за-
бытые, казалось, желания. Хотелось скандировать и рапортовать.
Потому, когда на сцене появилась Светозара Петровна с красным бантом
на лацкане костюма и подняла руку, обратив ее раскрытой ладонью к залу,
кооператоры разом смолкли.
- Внимание, товарищи! Торжественное собрание кооператива объявляю
открытым! - звонким приподнятым голосом возвестила Ментихина, и тут же
за сценой ударили в барабан и заиграли марш на баяне.
Открылась противоположная сцене дверь, и по проходу через весь зал
под звуки марша быстро и четко прошел майор Рыскаль в парадной форме.
Его сопровождали Светозар Петрович и Вера Малинина. В руках у Рыскаля
была тоненькая стопка почетных грамот.
Это напоминало вынос пионерского знамени дружины.
Кооператоры встали со своих мест и овацией в такт маршу сопроводили
майора к сцене.
В этот миг на сцене появился знакомый уже кооператорам транспарант
"Да здравствует воздушный флот!", который вынесли из-за кулис дворники.
Овация перешла в беспорядочные рукоплескания.
Рыскаль не без молодцеватости взбежал по ступенькам на сцену и занял
место рядом с Ментихиной. Старушка не могла скрыть счастливой улыбки.
Дожила-таки до торжества тех, правильных, идей! Рыскаль зачем-то пожал
ей руку, что не предусматривалось сценарием, и жестом усадил кооперато-
ров.
Речи, а тем более доклада, не планировалось. Тем не менее, оказавшись
лицом к лицу со внимающим залом, майор почувствовал ее необходимость.
Слова нашлись легко - и не казенные, а свои, от сердца, давно забытые,
оставшиеся там, в туманной дали пятидесятых.
И те из кооператоров, кто помнил иные, еще более туманные времена, и
сорокалетние, и молодежь, родившаяся после войны, сидя в этом обыкновен-
ном зале обыкновенной школы, украшенном обыкновенными плакатами,
чувствовали, что происходит нечто такое, чего уже давно ждали, о чем не-
осознанно грезили, страдая от разъедающих общество язв, когда на словах
человек человеку был "друг, товарищ и брат", а на деле оборачивался вол-
ком, когда... но что об этом говорить!
У тех, кто постарше, это смутно с чем-то ассоциировалось; молодые же
внимали с чувством, поскольку дух коллективизма, вспыхнувший в коопера-
тиве, благодаря беде и общей борьбе, был, что ни говори, весьма притяга-
телен.
И вот что удивительно - формы единения были те же, казенные: собра-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг