- Понимаю - сказал я. - А нынешние Прометеи?
- Юноша! - воскликнул Даров. Ваше счастье, что вы пишете сценарии об
исторических Прометеях. Вот и пишите о них, не жалейте красок. Дайте
зрителю понять, что это были за люди. А наш Прометей пусть потом высту-
пает. Пусть выступает. Вам-то что?
- В чем же тогда смысл передачи?
- Умный поймет, - загадочно сказал Даров и скрестил на одеяле руки.
- А дурак?
- Дурак тоже поймет, но по-другому, - засмеялся Даров.
Больной на соседней койке выполз из-под одеяла и оказался коротко
стриженным человеком с большими ушами. Он посмотрел на нас немигающим
взглядом и сказал:
- У нас один деятель тоже ушел с повышением. На двести сорок.
Даров засмеялся еще громче. Я вопросительно посмотрел на большеухого.
Он перехватил мой взгляд и просигналил мимикой, что понял весь наш под-
текст.
- Материальное стимулирование, - сказал он, потом расхохотался круп-
ным отрывистым хохотом и снова завернулся в одеяло, продолжая похохаты-
вать уже внутри. Я ничего не понял.
Даров внезапно прекратил смеяться и посмотрел на меня страдальчески.
- Вот, - сказал он. - А вы говорите!
Пришла медсестра и выгнала меня. Даров на прощанье подал мне руку и
еще раз напомнил, чтобы я не слезал с Тиши, иначе будет провал.
Пришлось познакомиться с Тишей. Я его себе уже немного представлял, и
Тиша оправдал мои ожидания. Это был верзила с двойным подбородком и бе-
лыми полуприкрытыми ресницами. Он был похож на сома. Глаза у него тоже
были белые, но это мне удалось установить не сразу. Тиша все время как
бы спал.
- Какую берем темку? - спросил он, не просыпаясь.
- Микробиология, - сказал я устало.
- Пусть, - прошептал Тиша и прекратил общение.
Я позвонил в институт микробиологии, и мне выдали следующего Проме-
тея. Он оказался женщиной. Это было для меня неожиданностью. И для глав-
ного редактора тоже. Как только Севро об этом узнал, он немедленно меня
вызвал.
- Петр Николаевич, не будет ли в данной ситуации элемента комизма?
-спросил Севро довольно витиевато.
- А что? - не понял я.
- Мы создаем образ, Прометей нашего века. И вдруг женщина... Я совсем
не против женщин, но часть телезрителей может воспринять женщину непра-
вильно.
- Как это можно воспринять женщину неправильно? - удивился я.
- Двусмыслица. Понимаете?.. Отдавание себя и тому подобные иносказа-
ния...
- Елки-палки! - не выдержал я. - Мы что, таких телезрителей тоже
должны принимать во внимание?
- Мы должны принимать во внимание всех, - скорбно сказал Севро.
- Антонину Васильевну выдвинул ученый совет, - сказал я.
- Ах вот как! - воскликнул Севро. - Это меняет дело. Тогда постарай-
тесь в сценарии тактично обойти вопрос об отдавании. Вы поняли?
Я все понял. Между прочим, с некоторых пор я уже тактично обходил
этот вопрос.
Профессора звали Антонина Васильевна Рязанцева. Представьте себе по-
жилую учительницу гимназии конца прошлого века. Очень подтянутую и ни-
когда не повышающую голоса. С первых же слов я понял, что у этой женщины
стальной характер. Особенно если учесть, что она вышла ко мне из своей
лаборатории, на дверях которой имелась табличка: "Лаборатория особо
опасных инфекций". Неудивительно, что меня туда не пустили.
- Ваша профессия? - спросила она, когда я изложил суть.
- Физик, - сказал я.
- Очень приятно. Значит, вы способны в какой-то степени вникнуть. У
меня только просьба. Не беспокойте меня по пустякам. Мы готовим от-
ветственный опыт.
В это время дверь особо опасных инфекций отворилась, и оттуда высуну-
лась симпатичная головка лаборантки.
- Антонина Васильевна, они опять расползаются! - плачущим голосом
сказала она.
- А вы им не давайте, - сказала Рязанцева.
- Да как же? Они прямо как бешеные!
- Извините, - сказала Рязанцева и ушла. А ко мне вышел ее заместитель
Павел Ильич Прямых. Кандидат биологических наук, участник трех междуна-
родных конгрессов. Так он представился.
Он мне многое рассказал про Рязанцеву. Упоминая ее имя, Павел Ильич
делал уважительную мину. Он сказал, что Рязанцева принадлежит к старой
школе микробиологов. Во главу угла она ставит эксперимент. И главное,
старается, чтобы ее работы использовались на практике. То есть в лечеб-
ной деятельности. Это мне показалось разумным.
Рязанцева два года провела в Африке, где много особо опасных инфек-
ций. Павел Ильич сказал с теплой улыбкой, что у нее такая страсть -
лезть со своими вакцинами в лапы чумы или оспы. Сам Прямых был теорети-
ком. Он изобретал способы борьбы с микробами на бумаге. При этом пользо-
вался математикой. Вообще, он был передовым ученым. С едва уловимым от-
тенком горечи Павел Ильич сообщил, что Рязанцева не верит в математику.
Она предпочитает опыты, опыты и опыты.
Тут из лаборатории снова вышла Антонина Васильевна.
- Ах, вы еще здесь? - сказала она.
Прямых едва заметно изогнулся в пояснице и устремил взгляд на Рязан-
цеву. Та поморщилась. Прямых доложил о нашей беседе и замолчал, ожидая
дальнейших указаний.
- А что мы будем показывать на экране? - спросил я.
- И в самом деле? - сказала Антонина Васильевна.
- Культуры, - предложил Прямых.
- А кстати, что показали ваши расчеты по культуре семнадцать-ка-эс?
-спросила Рязанцева, хитро улыбаясь.
Даже я заметил какой-то подвох в ее вопросе. А Прямых не заметил и
беспечно начал:
- Иммунологическая активность некоторых штаммов...
Рязанцева улыбнулась еще хитрее, бросив заговорщицкий взгляд на меня.
"Не такой уж она синий чулок", - подумал я. А Антонина Васильевна сдела-
ла рукой какой-то нетерпеливый итальянский жест и перебила своего замес-
тителя:
- Вы нам скажите, чтобы мы с молодым человеком поняли. Свинки должны
дохнуть или нет?
- Вероятность летального исхода ничтожна, - сказал Прямых. - Машина
дала две десятых процента.
- А вот они дохнут! - торжествующе сказала Рязанцева. - Дохнут и все
тут! И наплевать им на вероятность.
- Не должны, - пожал плечами Прямых.
- Пойдите и объясните это свинкам. Покажите им ваши перфокарты, -иро-
нически предложила Антонина Васильевна.
Прямых опустил глаза, бормоча что-то по-латыни.
- Впрочем, мы отвлеклись, - сказала Рязанцева. - Так что же мы можем
вам показать?
- Не мне, а телезрителям, - уточнил я.
- Вы думаете, что кто-нибудь будет это смотреть? - сказала Антонина
Васильевна. - Вы идеалист, молодой человек. По телевизору смотрят хок-
кей, кино и молодых людей на мотоциклах, которые стреляют по детским ша-
рикам. Как это называется?
- "А ну-ка, парни", - сказал я.
- Вот именно... А ну-ка, физики! А ну-ка, микробиологи! - рассмеялась
Рязанцева.
Антонина Васильевна, несомненно, обладала чувством юмора. От ее юмора
мне стало не по себе. Захотелось уйти далеко и надолго. Неприятно поче-
му-то было выглядеть в глазах Рязанцевой спекулянтом. А Павел Ильич
сдвинул брови, размышляя, и предложил показать африканские кадры. Как
выяснилось, Рязанцева сняла в Африке любительский учебный фильм. Там по-
казывалась массовая вакцинация.
- Так это же здорово! - обрадовался я.
- Вы думаете? - холодно сказала Рязанцева. - Ничего особенного. Оспа,
холера, легочная чума...
Ушел я от Рязанцевой страшно недовольный собой. В самом деле, ка-
кие-то славные люди честно делают свое дело, а потом прихожу я и начинаю
бить в барабан. Они вдруг оказываются Прометеями, а я их певцом. Кому
это нужно?
Я позвонил Морошкиной и сказал, что не буду делать эту передачу. И
вообще, не буду больше писать о Прометеях. Не могу и не хочу. Людмила
Сергеевна, как всегда, перепугалась, еще не поняв толком моих доводов.
На следующий день было назначено совещание у главного. Нужно было спа-
сать Прометеев. Ночь я провел очень плохо. Перед глазами маячили волоса-
тые микробы величиной с собаку. Попутно не давали покоя мысли о полной
бессмысленности моей деятельности для человечества. Я вдруг полюбил че-
ловечество и чувствовал себя обязанным сделать для него что-нибудь доб-
рое.
Самым добрым было отказаться от профанации науки.
С такой мыслью я и отправился в студию. В кабинете главного меня жда-
ли. Севро, Морошкина и Тиша встретили меня согласованным ледяным молча-
нием. Чувствовалось явное презрение к дезертиру от журналистики.
- Петр Николаевич, я надеюсь, вы пошутили? - спросил Севро.
- Нет, - сказал я тихо, но твердо.
- У нас с вами подписанный договор. Это официальный документ, - про-
должал пугать меня Севро.
- Я заплачу неустойку, - сказал я.
- Вы сделаете сценарий, - гипнотически проговорил главный.
- Петр Николаевич переутомился, - нежно сказала Морошкина.
Тиша открыл глаза и сказал, что он тоже переутомился с этими Промете-
ями.
- Отпустите меня, - попросил я жалобно. - Когда я мог, я делал. А те-
перь не могу. Морально и физически.
Внезапно на столе главного зазвонил телефон, Севро поднял трубку и
слушал десять секунд. Выражение его лица при этом менялось с безразлич-
ного на гневное.
- Прямых - это кто? - спросил он, зажав мембрану ладонью.
- Это заместитель Рязанцевой, - сказал я.
- Немедленно приезжайте, - сказал Севро в трубку. Потом он ее положил
и уставился на меня с чрезвычайной злостью.
- Этого только не хватало, - сказал Валентин Эдуардович.
Он ничего объяснять не стал, а спросить мы не решались. Севро заду-
мался, совершенно окаменев. Так мы просидели минут двадцать, пока не
пришел Прямых. Он ворвался в кабинет и горестно воскликнул:
- Что же теперь делать, товарищи?
- Объясните сначала товарищам, - сказал Валентин Эдуардович. - Они
еще ничего не знают.
И Прямых объяснил. Произошло ужасное несчастье. Антонина Васильевна
испытывала новый вид вакцины. Естественно, в лучших традициях микробио-
логии она испытывала его на себе. У вакцины оказался какой-то побочный
эффект. В результате Рязанцева попала в больницу. Ее положение было тя-
желым. В рассказе Павла Ильича сквозило почтительное осуждение поступка
Рязанцевой.
- Что вы предлагаете? - спросил Севро у Морошкиной, когда заместитель
кончил.
- Снять передачу, - сказала Люся.
- Проще снять вас, чем передачу, - сказал Севро.
- Вот что я подумал, товарищи, - вкрадчиво вступил Прямых. - Поступок
Антонины Васильевны, без сомнения, является примером беззаветного служе-
ния науке. Может быть, вы построите передачу на этом факте?
И Прямых начал у меня на глазах продавать самоотверженный поступок
своей руководительницы. Большое воспитательное значение... Пример для
молодежи... Подвиг ученого...
Самое главное, что он все говорил правильно. Это меня и завело. Важно
не что говорят, а кто говорит. И зачем.
- Я как ученик Антонины Васильевны могу сам рассказать о ней, -
скромно предложил Прямых.
- Расскажите! - крикнул я, уже не помня, где нахожусь. - Вам за это
хорошо заплатят! Покажите кадры, как она ездила в Африку! Вы-то небось
не ездили?
- У меня другая работа, - надменно сказал Прямых.
- И у меня другая работа!! - заорал я и выбежал из кабинета. За мной
погнались Морошкина с Тишей. На лестнице они меня поймали и принялись
уговаривать, чтобы я не горячился.
Первый раз со мной такое приключилось. Обычно я спокойно и несколько
иронически отношусь к действительности. Но если действительность откалы-
вает такие номера, я умываю руки.
Наверное, у меня завелись микробы совести.
Короче говоря, я ушел. Совсем. Морошкина не поленилась одеться и вый-
ти со мной на улицу. Она тоже была возбуждена и жаловалась на судьбу. На
углу мы расстались, У Людмилы Сергеевны, у бедной Люсеньки, в глазах по-
явились слезы. Привыкла она ко мне. Люся с обреченным видом пожала мою
руку и сказала на прощанье, чтобы я не думал о ней плохо.
А я и не думал оней плохо. Я плохо думал о себе. Правда, теперь поя-
вились предпосылки, чтобы думать о себе лучше.
Возвращение блудного сына
Когда я пришел домой, жена по глазам поняла, что с Прометеями покон-
чено. Доконали они меня и отомстили за легкомыслие. Орел улетел. Жена
подошла ко мне и поцеловала.
- Я давно хотела тебе сказать, чтобы ты с этим кончал, - сказала она.
- А чего же не сказала?
- Я думала, тебе нравится.
Я в последний раз засмеялся нервным и ожесточенным смехом, и мы стали
обсуждать планы на будущее. Разговор о побочном заработке больше не воз-
никал. Как-то само собою стало ясно, что здоровье дороже. А чистая со-
весть и подавно.
В положенный срок состоялась передача о микробах. Я к тому времени
уже настолько пришел в себя, что смог ее посмотреть. На экране я увидел
Павла Ильича Прямых в безукоризненном костюме. Он заливался соловьем о
подвиге Рязанцевой. При этом он не забывал подчеркнуть, что является ее
учеником. Вероятно, телезрители так и подумали, что Павел Ильич после
передачи пойдет испытывать на себе вакцину, Черта с два! Ничего такого
он не сделает.
Я посмотрел передачу и понял, что мне нужно сейчас же идти к Рязанце-
вой. Без этого визита я не мог считать свою деятельность в качестве жур-
налиста законченной. И я объясню, почему.
Бывают такие люди, перед которыми совестно. Они, к счастью, встреча-
ются не так часто. Иначе жизнь превратилась бы в сплошное мученье. Хо-
чется почему-то, чтобы они не думали о тебе плохо. Рязанцева должна была
знать, что я еще не совсем пропащий человек.
Я купил букет цветов и поехал домой к Антонине Васильевне. Она уже
выписалась из больницы и поправлялась дома. Почему-то я волновался.
- Вы? - удивилась Рязанцева, открыв дверь. - Я думала, что у вас хва-
тит совести больше не появляться.
- Антонина Васильевна... - пролепетал я.
- Зачем вы устроили это постыдное зрелище? Кто разрешил вам пустить
на экран этого подхалима? - наступала Рязанцева.
С трудом мне удалось заставить ее выслушать мою исповедь. Я начал с
самого начала, ничего не утаивая. Антонина Васильевна пригласила меня в
комнату и налила чаю. Жила она одна в маленькой квартирке. На стене ком-
наты висела большая фотография улыбающегося до ушей негритянского
мальчика. Как она объяснила, это был ее крестник. Его звали Антонина-Ва-
силий-Рязанцева.
Я рассказал Антонине Васильевне о своих злоключениях, и мне сразу
стало легко.
- Петя, у вас такая интересная наука, - с материнской лаской сказала
она и даже зажмурилась, такая у меня была интересная наука.
- Денег не всегда хватает, - сказал я. - Поэтому я и клюнул на удоч-
ку.
- Чудак вы человек! - сказала Рязанцева. - Послушайте меня, старуху.
Я сейчас вспоминаю свою бедную молодость с радостью. У меня было много
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг