ня пошла. Бился всю зиму. Пошла, родимая! Вчера растопил печь березовыми
полешками, угольку добавил и выскочил на крыльцо. Смотрю, а над трубой в
магнитной ловушке
- голубой шарик! Висит, стервец, как звездочка или планета, и потрес-
кивает чуток. Я чуть не заплакал от радости. Долго висел. Я снежок сле-
пил и запустил в него. Тут он и взорвался. Полное небо искр. Как салют в
честь Дня Победы. Напиши, как идут исследования. И приезжай летом отдох-
нуть. Разберемся с твоей анизотропией. До скорого свидания. Остаюсь твой
Василий Смирный".
И я тоже чуть не заплакал, представив себе, как чуть не заплакал Фо-
мич.
Пишу диссертацию
В конце концов мне все-таки пришлось писать диссертацию. А в диссер-
тации следовало указать, как это у меня получился такой удивительный для
науки результат. Я сел и написал честно. То есть по сути честно, а в
подробностях немного приукрашивал. Чтобы диссертацию интересно было чи-
тать.
Там все было по порядку. Как я получил от Фомича
письмо, как поехал в Петушки, как вернулся обратно и что из
этого вышло. В результате у меня получилась первая глава
диссертации. Я назвал ее "Введение в историю проблемы".
Шеф прочитал мое "Введение", как детектив, не отрываясь. Я никогда не
видел, чтобы он с таким интересом читал научные работы. При этом он хо-
хотал, вытирая лоб платком. Тем самым, о котором я уже упоминал.
Шеф прочитал, откинулся на стуле, и лицо его стало серьезным.
- Петя, что это такое? - спросил он, указывая на диссертацию.
- Диссертация. Первая глава, - сказал я. - Там же написано.
- Петя, вы когда-нибудь видели диссертации? - спросил шеф.
- Видел, - ответил я. - Они все скучные. А у меня нет.
- Еще бы! - закричал шеф. - Я и не подозревал, что у вас фантазия пя-
тилетнего ребенка. Где вы это все взяли? Подковы, плазма в печке... Это-
го же ничего не было!
- А Фомич был? - спросил я.
- Ну, Фомич был, - согласился шеф. - Но ведь плазму в печке он не по-
лучил! И вообще никаких особенных результатов не добился.
И тут я сказал, что это не главное. Для меня главное - это его отно-
шение к делу. Я сказал, что науку нужно делать с интересом. И с душой.
И, кроме того, чистыми руками.
Примерно так, как делает ее Фомич.
- Все это прекрасно, - заявил шеф. - Но это не диссертация. Ученые
будут смеяться.
- И пускай смеются! - сказал я. - Разве это плохо?
- Для диссертации плохо. Назовите это по-другому.
И я назвал это по-другому. А диссертации писать так и не стал, потому
что у меня, как выяснилось, нет способностей к диссертациям.
* Часть 6
Страсти по прометею *
Как все получилось
Не имею ни времени, ни желания объяснять, как все получилось с самого
начала. Для этого мне пришлось бы начинать с тех пор, как я себя помню.
А может быть, еще раньше. Об этом я, кстати, уже писал. Здесь я хочу
объяснить, как я влип в эту историю с Прометеями. Слава Богу, теперь все
уже кончилось. Можно осмыслить, если есть чем.
А все из-за стремления упрочить жизненное благосостояние! Деньги до
добра не доводят. Это мне бабушка говорила. В качестве примера она при-
водила какую-то денежную реформу. Может быть, еще дореволюционную. Ба-
бушка не хранила деньги в сберегательной кассе и в результате в один
прекрасный день извлекла из капронового чулка кучу бумажек, которые еще
вчера были рублями. А теперь ими можно было оклеивать стены чулана, что
она и сделала. Очень старая история. В то время ни сберегательных касс,
ни капроновых чулок не было. Я просто не знаю, что было взамен, поэтому
так и говорю.
Однако, ближе к делу. Когда у нас в семье появился второй ребенок, мы
с женой обрадовались. Она радовалась там, в родильном доме, а я на сво-
боде. Потом мы радовались вместе до моей зарплаты. А когда я принес
зарплату домой, жена мне в первый раз намекнула, что теперь нужно думать
о том, как зарабатывать больше. Нас уже, видите ли, четверо.
Ну, считать я умею. Я сел за стол и стал думать, чего я еще умею та-
кого, за что платят деньги. Только так, чтобы все законно. Разных махи-
наций я не люблю. Я, по-моему, честный.
- Ночным сторожем, - придумал я.
- Конечно, - сказала жена. - Когда в доме появился грудной ребенок,
он хочет сматываться на ночь. Очень на него похоже.
- Куда это ребенок хочет сматываться? - не понял я.
- Это ты ребенок, - сказала жена.
Я стал думать дальше. Идею давать уроки абитуриентам я отверг. Мне не
хотелось наводнять наши институты недоброкачественными студентами. Кроме
того, я один раз пробовал. Знаю, что из этого получается. Заработанные
таким путем деньги у меня лично нервных затрат не компенсировали.
Можно было попытаться переводить с какого-нибудь языка на свой. Если
это кому-нибудь нужно. Но для этого предстояло сначала выучить язык. И
чужой, и свой заодно тоже. Вы сами уже убедились, что со своим языком я
еле-еле справляюсь.
- В дворники тебя не возьмут, - сказала жена, следя за ходом моей
мысли.
- У тебя высшее образование.
- А что, туда только с аспирантурой берут? - обиделся я.
- Жалко, что оно у тебя есть, - продолжала жена. - Толку от него все
равно мало. Сейчас бы ты устроился слесарем, и мы бы горя не знали.
- Слесарь - это что? - поинтересовался я. - У станка, что ли? Кстати,
есть такой слесарный станок или нет?
- Кажется, нет, - вздохнула жена.
Я стал рассказывать ей для примера, какие еще существуют способы.
Один мой знакомый ездил каждое лето куда-то далеко строить. Он сколачи-
вал бригаду научных сотрудников, и они отправлялись в Сибирь. Или на Са-
халин. В общем, чем дальше, тем лучше. Там они строили разные штуки кол-
хозам. Будто бы они студенческий строительный отряд. Колхозам, как я по-
нял, было наплевать, кто они на самом деле. Лишь бы они построили клуб.
Или свинарник. Или детские ясли. Мой знакомый строил им эти самые ясли в
кратчайший возможный срок. Вкалывали они там, как негры, а зарабатывали
значительно больше. Три кандидата наук, один архитектор, чтобы свинарник
не завалился, и четверо на подхвате. Круглое катать, плоское таскать. Но
к ним было не устроиться, конкурс большой. Если бы я был бульдозеристом,
они бы взяли. Им бульдозериста как раз не хватало. Но я бульдозер знал
только внешне и немного принцип действия.
Другой мой знакомый стучал на барабане. Он состоял в эстрадном ан-
самбле. Этот ансамбль сохранился со студенческих лет. Все уже повзросле-
ли, опять же стали кандидатами, но все равно продолжали с увлечением мо-
таться по пригородам и играть на танцевальных вечерах. Им нужен был не
бульдозерист, а певец, чтобы умел петь. Певец из меня такой же, как
бульдозерист. Дальше можно не продолжать, все ясно.
Я вдруг с тоской осознал, что ничего не умею делать в этой жизни по-
лезного людям.
Да, чуть не забыл! Один вообще уникально подрабатывал. Он красил шпи-
ли. У нас много шпилей в городе, и платят, наверное, здорово. По специ-
альности он был микробиолог. Вдобавок, альпинист. Он залезал на шпиль и
красил его часами. А другой микробиолог подавал на веревочке краску в
ведре. Он получал меньше. Потом он упал - тот, что наверху работал.
Деньги до добра не доводят. Правильно бабушка говорила.
Жена выслушала печальную повесть про микробиолога и спросила:
- Может быть, тебя повысят на работе?
Я ей объяснил, что она плохо представляет себе механизм повышения в
нашем институте. Для того, чтобы повысили меня, нужно, чтобы сначала по-
высили ректора. Или чтобы с ним, не дай Бог, что-нибудь случилось. Тогда
на освободившееся место ректора назначается его заместитель. На место
заместителя назначается наш декан. И так далее, пока не дойдут до ассис-
тентов. Кого-то из них двинут в доценты, а меня сделают ассистентом. Это
напоминает игру в "пятнадцать". Строгая очередность номеров и терпение.
- Защищай диссертацию, - сказала жена.
Наконец-то она произнесла это слово! Я его, между прочим, с самого
начала ждал. Мне с этой диссертацией давно покоя не дают. А я ее принци-
пиально не защищаю, потому что науке от этого никакой пользы не будет, а
государству только вред. Оно будет вынуждено кормить еще одного кандида-
та. Их и так развелось, как сусликов. Давно пора произвести отлов и сор-
тировку.
Нет, я хотел зарабатывать деньги честно. Я уже об этом говорил. А тут
какие-то фокусы с этим званием... В самом деле, был я вчера младшим на-
учным сотрудником. А сегодня, допустим, защитил диссертацию. Так что же
- у меня в голове что-нибудь переключилось на повышенные обороты? Или я
сразу поумнел на пятьдесят процентов? Или аппетит у меня возрос?
За что, спрашивается, мне вдруг начинают платить как водителю автобу-
са первого класса?
И главное, платили бы, когда я работу делал. Пот проливал. Точечки на
график наносил. За рецензентами бегал. Так нет.
Деньги начинают платить, когда ты после защиты переходишь на отдых.
Теперь можно до пенсии стирать пыль с ушей, собирать марки, разводить
рыбок, играть на ксилофоне, ездить в капиталистические страны, спать на
ученом совете, меняться квартирами и лечить гастрит.
Зарплата будет идти аккуратно, как часы "Полет" на двадцати трех ру-
биновых камнях.
Жена наконец поняла, что попала в мое больное место.
- Пеленки мокрые, - сказала она. - Пойди постирай.
Я отправился в ванную с мокрыми тряпочками подмышкой, все еще бормоча
филиппики против кандидатов. В общем, ничего я в тот вечер не придумал.
Сплошные филиппики и ни одной разумной идеи.
Тогда я стал спрашивать народ на кафедре, нет ли где какой халтуры.
Мне все сочувствовали, предлагали денег взаймы, но я отказывался. Я ду-
мал о будущем, когда придется эти деньги отдавать своими руками. Эта
мысль вызывала повышенное уныние.
Дня через три меня вызвал заведующий кафедрой. Наш отец и благоде-
тель. Он весело посмотрел на меня и усадил мягким жестом.
- Петр Николаевич, - начал он осторожно, чтобы не ущемлять мое само-
любие.
- Я читал вашу статью в стенгазете относительно перспектив лазерной
техники. Дельно, увлекательно... У меня есть к вам предложение.
Я сразу успокоился. Предложение - это не втык. Это приятно.
- Один мой знакомый попросил меня подобрать кандидатуру молодого фи-
зика. Энергичного. С широким кругозором. С воображением...
"Да не тяните вы кота за хвост" - дерзко и уважительно подумал я. Ме-
ня очень заинтересовало, кому это нужен молодой физик с широким и энер-
гичным воображением? И зачем?
Как вскоре выяснилось, требовался специалист для консультаций. Некий
журналист со странной фамилией Симаковский-Грудзь намеревался осущест-
вить на студии телевидения цикл научно-популярных передач по физике. Од-
нако, насколько я понял, он в этом деле не очень петрил. Зато непринуж-
денно владел пером. А я непринужденно владел физикой. Получалось, что
вместе мы можем написать грамотный и увлекательный сценарий.
- Хорошо, - сказал я. - Я попробую.
- Попробуйте, попробуйте, - сказал завкафедрой, будто угощал меня
кексом собственного приготовления.
На следующий день мне позвонил Симаковский-Грудзь.
- Говорит Симаковский, - сказал он. - Мне Верлухина.
- Я Верлухин, - сказал я.
- Очень приятно, - сказал Грудзь. - Надо встретиться, старик.
- Давай, старик, встретимся, - согласился я. Я решил с самого начала
держаться на равных.
Мы встретились вечером у памятника Пушкину. Так почему-то захотелось
Симаковскому. Чтобы Симаковский меня узнал, я держал в руках журнал
"Иностранная литература".
Симаковский подошел вместе с каким-то стариком в берете. Старик на
ходу размахивал руками, задирал лицо к небу и что-то говорил Симаковско-
му. Сам Симаковский был небольшого роста человеком с желтым лицом и
аристократическими пальцами. Когда он улыбался, обнажалась уйма крупных,
как патроны, коричневых зубов.
- А вот и коллега, - сказал Грудзь, протягивая мне узкую ладошку. -
Юрий,
- сказал он. - Андрей Андреевич Даров, наш режиссер, - представил он
старика.
- Очень рад, - приветливо сказал старик, помахивая седыми бровями.
- Андрей Андреевич - автор идеи, - сказал Симаковский.
- Ну-с, с чего начнем, друзья мои? - приподнято спросил Даров.
- С идеи, - предложил я. - Я ничего про идею не знаю.
- В таком случае, простите. Может быть, я буду повторяться. Многое я
уже говорил Юрию Павловичу, - обратился Даров сначала к Симаковскому, а
потом ко мне. - Пойдемте прогуляемся.
И мы пошли прогуливаться, окружив Дарова с двух сторон вниманием. Да-
ров говорил, поворачиваясь то ко мне, то к Симаковскому, дергая руками,
а иногда на полном ходу останавливаясь, когда его поражала какая-нибудь
мысль. Мы с Симаковским по инерции проскакивали вперед, но тут же заме-
чали отсутствие старика и оборачивались. Даров стоял посреди улицы, хло-
пая себя ладонью по лбу, и повторял:
- Какой поворот! Какой замечательный поворот!
Он имел в виду поворот темы. И мы шли дальше, обсасывая идею. Даров
оказался чрезвычайно увлекающимся человеком. Слава Богу, что дело проис-
ходило летом. А то бы мы замерзли, наверное, насмерть, потому что гуляли
до полуночи. Даров незаметно перешел на стихи и читал нам Пушкина. Он
читал громко и выразительно. Симаковский воспитанно прикрывал рот, зе-
вая. Ему хотелось спать. Я трепетал, соприкоснувшись с миром творческих
работников.
В голове у меня скакали мысли о Прометее.
Профессионал пера
Несколько слов о Прометее. Я буду пересказывать своими словами миф,
который поведал нам Даров. Не думайте, что вы все знаете о Прометее. Я
тоже так думал, а зря. Прометей! Любимец богов!.. Никакой он не любимец.
Совсем даже наоборот.
Еще раз подтвердилось, что невежество не знает границ. Поэтому я и
расскажу миф о Прометее, чтобы не возникало потом путаницы.
Так вот. Прометей не был человеком. Он был титаном, а следовательно,
бессмертным. В свое время он оказал какие-то услуги Зевсу, а потом ото-
шел от политики и стал заниматься наукой. Люди в то время были совершен-
но дикие. Впрочем, как и сейчас. У них даже огня не было. Прометей очень
полюбил обыкновенных смертных. Таких, как я. Совершенно непонятно, за
что. Наверное, из сострадания.
Он выкрал у богов огонь и подарил его людям. Это первое. Возможно,
это сошло бы ему с рук, если бы он не пошел дальше. Но Прометей научил
людей ремеслам и наукам. Это второе. Ввел понятие медицины. Построил
первый корабль и дал людям искусство. Это, кажется, последнее.
Про искусство я не совсем четко представляю. Как он его дал? В какой,
так сказать, форме? Но это, к счастью, не важно.
Конечно, Прометей работал на пустом месте, поэтому успел так много
сделать. Кроме того, он имел кучу времени, поскольку был бессмертен. Но
в конце концов его деятельностью заинтересовался Зевс. Люди к тому вре-
мени немного обнаглели, получив столько знаний. Знания в этом смысле от-
рицательно сказываются на характере.
Зевс приказал прибить Прометея к скале. Его прибили. Умереть он физи-
чески не мог, а мучиться - сколько угодно. Он лежал на скале, и каждое
утро прилетал орел, который терзал ему печень. Продолжалось так я не
знаю сколько, но долго. Потом Прометея освободил Геракл, но это уже к
моей истории не относится.
В результате всего вышеизложенного Прометей стал собирательным типом.
А огонь Прометея стал символом служения людям.
Кстати, цикл наших передач так и должен был называться: "Огонь Проме-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг