- Ты что же, гад, - орет, - деньги взял, а бутылку не разлил?! Я тебе
сейчас рыло буду чистить!
Ну, на самом деле он не так изъяснялся. Тут дается литературный пере-
вод. Он изъяснялся красочнее.
Пока я вникал в суть конфликта, тот, что без бутылки, действительно
начал чистить рыло другому. Как и обещал. Публика образовала круг, а
один гражданин подошел ко мне и говорит:
- Вот вы, вместо того чтобы стоять здесь, как броненосец "Потемкин",
взяли бы и пресекли. Не то ваша повязка, - говорит, - еще больше покрас-
неет. От стыда.
И пошел себе, понес в кошелочке свинину.
Я не выдержал, пробил телевизором брешь в толпе и вошел в круг.
- Подержи друг, телевизор, - говорю тому, который рыло чистит. - Душа
горит, - говорю.
Когда душа горит, все понимают. Поэтому он нехотя, но телевизор взял.
Стоит. Тогда второй начинает отыгрываться. Начинает размахивать кулаками
перед чужим телевизором. Вот-вот повредит экран.
Тут, к счастью, из подъезда опять вывалился дядя Федя с фикусом и
торшером. Я быстренько сунул второму фикус, а себе взял торшер. Это по-
лучилось как раз вовремя, потому что вдали показался лейтенант. Тот, ко-
торый мне про нарушаемость толковал. Я поставил торшер на землю и мигом
повязал обоим друзьям красные повязки на рукава. И мы втроем встали под
фикусом, как на курорте.
Лейтенант нас похвалил:
- Молодцы, - говорит, - ребята! Культура и порядочек!
Однако только он отошел, с культурой и порядочком стало хуже. Мои но-
вые дружинники опять стали друг на друга наскакивать, пользуясь телеви-
зором и фикусом. Как сойдутся, так звон. И снова толкуют про рыло.
Мне это надоело, потому что однообразно как-никак, и я сказал:
- Когда дежурить-то будем?
Они изумленно посмотрели на свои повязки, и тот, что с бутылкой, го-
ворит:
- Как же мы забыли, что дежурство сегодня?
- А бутылка? - второй спрашивает.
- Придется опосля.
Опосля так опосля. Я спорить не стал. Погрузили мы дядю Федю и пошли
дежурить. Между прочим, задержали мою прежнюю дружину, которая опоздала.
Они на радостях пошли пиво пить и увлеклись. Мы втроем их пятерых доста-
вили в штаб. Пусть не опаздывают в следующий раз! Мои ребята так стара-
лись, что чуть-чуть свою бутылку не разбили. В общем, давно так не дежу-
рили, сказал лейтенант.
Старик
Глядя на нее, я понял, почему на Востоке так много поэтов. Она сидела
у окна, склонив голову набок, и грациозно вертела авторучку в маленьких
пальчиках. Она была молода. Она была прекрасна. Она поступала в инсти-
тут.
"Из Алма-Аты, - подумал я. - Или из Ташкента... Роза. Персик. Урюк...
Поставлю ей четверку".
Она встала и подошла ко мне с билетом и листком бумаги. Листок был
чист, как ее душа.
- Закон Бойля-Мариотта, - доброжелательно сказал я, заглянув в билет.
С легким шорохом она подняла ресницы, длинные, как лыжи. Я чуть не за-
дохнулся.
- Его открыл ученый Бойль-Мариотт, - пропела она на своем непостижи-
мом диалекте.
"Шаганэ ты моя, Шаганэ..." - вспомнилось мне.
- Я вас сильно прошу!.. Я хотела объясниться, - вдруг сказала она.
"Объясниться?" - вздрогнул я и поспешно сказал:
- Переходите ко второму вопросу. Микроскоп.
- Я хотела сказать, чтобы поставить тройку. Мне нельзя получать
меньше. Поставить тройку, и я поступлю, - горячо зашептала она, и в го-
лосе ее была настоящая страсть.
"Вот тебе и объясниться"! - подумал я и четко произнес:
- Микроскоп.
- Если я не поступлю, меня выдадут замуж. Насильно. У нас так делают
с молодыми девушками.
"Черт-те что! - подумал я. - Какие-то байские пережитки!"
- Может быть, вы ответите на другой билет? - предложил я.
- Зачем другой? Я не прошу пятерку. Неужели вам не жалко судьбы моло-
дой девушки? Меня уведут в дом к старику. Я боюсь его...
"К старику... - размышлял я. - Это меняет дело. В конце концов, если
вылетит после сессии, не моя вина".
- Ну что ж, по билету у меня вопросов больше нет, - сказал я, чтобы
все услышали.
- У нас никто не спрашивает согласия, - продолжала она. - Меня обру-
чили, когда я ходила в детский сад. Теперь он ждет. Разве это справедли-
во? Разве вы отдали бы свою дочь гадкому тридцатилетнему старику?
И тут я вспомнил, как ровно неделю назад меня поздравляли друзья. Они
говорили, что я совсем еще неплох, что приближаюсь к жизненному пику,
что выгляжу максимум на двадцать шесть. Я охотно верил, но на душе было
как-то неспокойно, потому что в тот день мне исполнилось тридцать.
Поставил я ей двойку. Вкатил два шара.
Пускай возвращается в Алма-Ату. Или в Ташкент, Самарканд и Бухару.
Пускай летит на крыльях любви.
Роза. Персик. Урюк.
Пускай скрасит последние годы жизни тому тридцатилетнему старцу. Фи-
зики она все равно не знает.
Первенец
Когда мы с женой ждали первенца, мы, конечно, были счастливы. Наше
счастье омрачалось лишь одним обстоятельством, а именно - полной неяс-
ностью относительно даты появления первенца. Естественно, мы знали, что
первенец обычно появляется примерно через девять месяцев. Согласитесь,
довольно скудная информация. Во-первых, неизвестно, откуда считать. А
во-вторых, очень расплывчатый срок. В этом вопросе налицо какая-то недо-
работка. Сказали бы ясно: в последний вторник девятого месяца, например.
Или в первое воскресенье десятого. Не было бы тогда такой трепки нервов.
Последний месяц мы жили, как на иголках. Особенно я. Первенец затаил-
ся и, по-видимому, готовил нам крупный сюрприз. Он выбирал наиболее не-
подходящий момент. Надо сказать, это ему полностью удалось.
Жена растолкала меня в три часа ночи и сказала:
- Кажется, началось!
- С чего ты взяла? - протирая глаза, спросил я.
- Периодические боли, - грамотно сказала жена. Она начиталась всякой
популярной литературы и теоретически была подготовлена отлично.
- Где? - спросил я.
- Где! Где! - рассердилась жена. - Вот он сейчас как родится! Будешь
знать. А ты в один трусах.
Это, действительно, был непорядок. Не годится встречать своего
собственного первенца в одних трусах. Поэтому я оделся и побежал звонить
по автомату в "Скорую помощь".
- "Скорая" слушает, - сказал сонный женский голос.
- У нас роды, - часто дыша, сообщил я.
- Почему вы так решили?
- Есть некоторые признаки, - уклончиво ответил я.
- Роды первые?
- Первые! Первые! - радостно закивал я.
- Позвоните утром. Нечего горячку пороть, - суровым голосом сказала
женщина и повесила трубку.
Я вернулся домой. Первенец еще не появился, но мог это сделать в лю-
бую минуту. Время от времени жене становилось плохо, а потом опять хоро-
шо. Это сбивало с толку.
- Может быть, у тебя аппендицит? - высказал я предположение.
Жена уничтожающе на меня посмотрела, и я побежал за такси. На стоянке
стояла машина, в которой спал шофер. Было неудобно его будить, но я раз-
будил. Шофер недовольно выслушал меня и сказал, что он уже однажды возил
кого-то в родильный дом. Знает, чем это пахнет. Я все-таки настаивал, и
мы в конце концов договорились. Машина подкатила к дому. Я побежал за
женой. Была тайная надежда, что на этот раз она уже родила и, таким об-
разом, все разрешилось само собою. Но было как раз наоборот. Жена
чувствовала себя превосходно. Она заявила, что боли прошли и она хочет
спать.
- А такси? - закричал я. - Человека разбудили!
Жена неохотно оделась, и мы вышли. Шофер снова спал. Проснувшись, он
посмотрел на мою жену скептически и сообщил, что при родах обычно так
весело не улыбаются. При родах, оказывается, принято орать. Жена сказа-
ла, что ей воспитание не позволяет орать ночью на улице. Шофер хмыкнул,
и мы поехали.
Родильные дома ночью, слава Богу, работают. Мы нашли один и постуча-
лись. Шофер сказал, что он подождет, потому что неизвестно, чем это кон-
чится. На стук вышла какая-то бабка в белом халате.
- И-и, милая! - замахала она руками на жену. - Езжай обратно. Через
недельку приедешь.
- Вы что, врач? - спросил я.
- Я, папаша, тридцать семь годков на этом месте, - сказала бабка.
Я смутился. Главным образом из-за того, что меня назвали папашей. Ка-
ковым я еще фактически не был.
Пришла откуда-то женщина-врач и тут же подтвердила бабкин диагноз.
Она даже не выслушала жену трубочкой. Трубочки у нее просто не было.
Обманутые в лучших чувствах, мы снова сели в такси. Шофер почему-то
смеялся. Видимо, от этого жене снова стало плохо. Она побелела и скрип-
нула зубами.
- Заворачивай назад! - крикнул я. - Есть у нас в городе приличный
роддом или нет?
Шофер тоже скрипнул зубами, но повернул. Мы нашли еще один родильный
дом. Там нас встретил молодой врач. Наверное, студент. Он положил руку
на живот моей жене и сказал:
- Вы сначала забеременейте, как следует, а потом приезжайте.
Мы поехали беременеть как следует. Я был очень зол на первенца за его
штучки. Все утро жена как ни в чем не бывало пела песни из кинофильмов.
И вообще она вела себя очень безответственно.
- Слушай, может, у тебя рассасывается? - спросил я.
Но первенец не собирался рассасываться. Более того, вечером жена ска-
зала, что нужно ехать опять.
- Ну, нет! Теперь меня не обманешь, - сказал я. - Подождем до утра.
И я ушел в кухню варить пельмени. Попутно я размышлял о непонятном
коварстве нашего первенца. Через пять минут я услышал крик. Кричала же-
на. Я прибежал в комнату, где уже находилась соседка тетя Маша.
- Какой же ты отец? Разве можно жену до такого доводить?! - наброси-
лась на меня тетя Маша.
- Я ее не доводил. Она сама хотела ребенка, - сказал я.
- Дурак! - сказала тетя Маша.
- Я побегу за машиной, - предложил я.
- Смотри, как бы не пришлось в машине принимать, - покачала головой
тетя Маша.
Вы никогда не принимали роды? И не принимайте, не советую. Если вас
попросят принять роды, отговоритесь как-нибудь. Придумайте себе самоот-
вод. Это занятие не для мужчин. Принимая роды, можно запросто свихнуться
от обилия свежих впечатлений.
Слава Богу, я не принимал. Не успел. Вернее, первенец не успел поя-
виться в машине. Он опоздал на несколько минут.
Наутро мне его показали в окошко. Это был очень маленький, очень
сморщенный и красный первенец. Такого первенца я даже не ожидал. Вдоба-
вок выяснилось, что он девочка.
- Теперь все понятно, - пробормотал я. - Мужчина не стал бы вести се-
бя так непоследовательно. Мужчина при любых обстоятельствах остается
мужчиной.
А что, разве не так?
Правый крайний
Мы играли в футбол с другой организацией. Все было честь честью - по-
ле и ворота с сеткой. В воротах стоял Михаил Михайлович, доцент. Он
только что из Парижа вернулся, с международного симпозиума. Как раз на
матч успел.
Стоппером был наш ученый секретарь. Я никогда не видел ученого секре-
таря в трусах. Оказалось, у него мускулатура.
Меня поставили на правый край в нападение. Ты, говорят, только не ме-
шайся. Как получишь мяч, беги по краю и подавай в центр. Там наши заби-
вать будут.
Только судья свистнул, подбегает ко мне лысый старичок из команды
противника. Левый защитник. Хочет меня опекать.
- Здравствуйте, - говорю. - Моя фамилия Верлухин. Будем знакомы.
- Трофимов, - говорит старичок и пытается шляпу приподнять. А шляпа у
него за воротами осталась.
- Как вы думаете, - спрашиваю, - кто захватит инициативу? Вы или мы?
- Вы! - говорит Трофимов. - Вы ее захватите. У меня только просьба.
Когда будете меня обыгрывать каскадом финтов, не очень брызгайтесь. У
меня насморк.
И показывает на лужу. Как раз на нашем краю лужа неправильной формы,
метров триста квадратных.
- Хорошо, - говорю я. - Буду выводить мяч из лужи. Вы меня поджидайте
в той точке. Там у нас будет единоборство.
- А вы не собираетесь в центр перемещаться, чтобы запутать защиту?
-спрашивает Трофимов.
- Нет, - отвечаю. - Мне и здесь хорошо.
Тут как раз мяч шлепается в лужу и плывет, подгоняемый ветром. Я его
аккуратно вывожу в назначенную точку. Трофимов весь напружинился, пере-
минается, собирается выполнять подкат.
Я протолкнул мяч вперед и побежал. Бегу, в ушах свистит. Еще раз мяч
толкнул и упустил за лицевую линию. Стою, дышу.
Через минуту прибегает Трофимов. Дышит. Смотрит на меня с восхищени-
ем.
- Что было? - спрашивает. - Корнер или офсайт?
- Технический брак, - говорю.
Трофимов обиделся. Стал утверждать, что у него брака не было, а был
недостаток скорости.
Отдышались мы и опять пошли на исходную позицию, к луже. Но тут судья
свистнул на перерыв.
После перерыва мы с Трофимовым встретились уже на другом краю. Пожали
друг другу руки как друзья-соперники.
- Вот здесь уж поиграем! - говорит он. - Сухо и ровно.
Посмотрел я на него, и такая меня жалость взяла! Цвет лица у него не-
важный. Наверняка печенью страдает. На щеках склеротические жилки. И
насморк еще, сам говорил.
Решил я его больше не обыгрывать, чтобы не добавлять ему неприятнос-
тей. Все равно инициатива в наших руках. Пускай будет видимость достой-
ного сопротивления.
Дают мне мяч, я иду на сближение, медленно поднимаю ногу, чтобы Тро-
фимов успел приловчиться, - и мяч уже в ауте.
Трофимов порозовел, трусит возле меня рысцой.
- Вы не огорчайтесь, - говорит, - это бывает.
Потом на нашем краю наступило затишье. Все стали играть у ворот
Мих-Миха. Жаль, что его не видели парижские коллеги. Он два раза упал на
мокрую землю. И вообще творил чудеса.
- Вы тут постойте, - говорит Трофимов, - а я пойду немного в атаку
подключусь. Извините.
И побежал вдаль. Я по его лысине слежу за событиями. Мяч навешивают
на штрафную, свалка, мяч выскакивает, свалка, ученый секретарь сражается
как лев, свалка, мяч навешивают...
Короче говоря, попадает он на лысину Трофимову, а оттуда в наши воро-
та. В верхний от вратаря нижний угол.
Начали с центра. Подбегает ко мне Трофимов, тихо светится, глаза
скромно опустил. На лысине отпечаток мяча.
Думает, что я его поздравлять буду!
- Что же вы, - говорю, - лысый черт, меня подводите! Нехорошо это.
Разве вас не устраивала боевая ничья?
Трофимов глазами сверкнул и говорит:
- Мы стремились только к победе!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг