Я посмотрел на нее со сдерживаемой ненавистью. Раз в школе проходили,
значит уже и не волнует?
- "Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит..." -
упрямо продолжал я.
- Ты что, охмурить меня хочешь? - спросила Тата деловито.
- Дура! - пропел я с верхней ветки. - Продукт эпохи.
- Как-как? - заинтересовалась Тата. Видимо, так ее еще не называли. Я
имею в виду - "продукт эпохи".
- Дитя века, - пояснил я, - бесчувственное дитя века.
- Старый чемодан, - сказала Тата и спрыгнула с дерева. - Чао!
И она исчезла в темноте. Господи, что за походка! В каждом движении
было столько презрения и чувства интеллектуального превосходства, что
мне стало страшно за себя. Когда она ушла, я прочитал стихотворение до
конца. Это чтобы успокоиться.
Потом я добрел в потемках до нашего сарая и завалился спать. Рядом
храпел дядя Федя. Внизу, подо мной, спал на тюфячке Лисоцкий. Спали и
амбалы, мирно светясь в темноте белыми пятками.
Русское поле
- Ну, что? - спросил утром Лисоцкий, заглядывая мне в глаза.
- Ничего, - мрачно сказал я. - Любви не было. Победила дружба,
- Слава Богу! - сказал Лисоцкий.
Мы съели первый свой завтрак, который соорудили Вера и Надя. Такая
каша цвета морской волны. Неизвестно, из чего. Но вкусная. И пошли в по-
ле.
Поле было близко. Мы бы никогда не догадались, что это поле. Нам это
объяснил управляющий. Мы думали, это джунгли. Трава была в человеческий
рост. В основном, с колючками.
- Там, внизу, посажен турнепс, - сказал управляющий. - Нужно дать ему
возможность вырасти, то есть выдернуть сорняки.
- А как он выглядит, турнепс? - спросил Яша.
- Сено-солома! Да вы увидите. Маленькие такие листочки у земли...
Дядя Федя нырнул в траву и несколько минут ползал там на четве-
реньках. Потом он вернулся. В руке у него был бледно-зеленый листок.
- Вот! - сказал дядя Федя. - Это турнепс.
И снова уполз сажать его обратно.
- На каждого одна грядка, сено-солома, - объявил управляющий. Это у
него такая присказка.
Мы стали выяснять насчет расценок. Расценки были удивительные. Пропо-
лоть все поле стоило что-то около пяти рублей. А поле простиралось в од-
ну сторону до горизонта, а в две другие чуть ближе.
- Занимайте грядки, - сказал я.
Все заняли грядки и управляющий ушел. Народ тут же организовал вече.
- Колючки колются, - сказала Тата.
- Плотют плохо, - сказал дядя Федя.
- Мы сено убирать приехали, а не полоть, - сказал Леша.
- Пошел бы дождь! - мечтательно произнесла Люба.
- Надо бы поработать, - неуверенно сказал я.
Губит меня эта проклятая неуверенность! Нет у меня в голосе металла,
необходимого руководителю. Люди это чувствуют и садятся на шею. И в дан-
ном случае все сразу же взгромоздились мне на шею. Они покинули грядки и
разлеглись в тени под деревом. А поле осталось лежать суровым укором ру-
ководителю.
- Жрать хотите? Надо полоть! - сказал я.
- Не! Жрать не хотим, - сказал дядя Федя. - У меня живот болит.
Не ожидал я этого от дяди Феди, потомственного крестьянина. Видно,
деятельность на нашей кафедре его испортила.
- Что, Петечка? - игриво спросила Тата. - Между двух огней оказался?
И вашим, и нашим?
Она сидела на траве в своих брючках из эластика, опираясь на руку. С
нее можно было делать рекламную фотографию: "Отдыхайте в Карелии!" Ос-
тальные просто напоминали лежбище котиков.
- Я тебе не Петечка! - заорал я, белея.
- Мужлан! - сказала Тата.
- Ах, так? - закричал я. - Допустим!
И я бросился на сорняки, как князь Игорь на половцев. Я крошил их,
выдергивал с корнем, бил промеж глаз, клал на лопатки, выбрасывал за ка-
наты ринга, кажется, даже кусал. Земля сыпалась с корней, сорняки ложи-
лись направо и налево. Хорошо, что поблизости не было моей мамы. Я так
ругался, что ей пришлось бы усомниться в правильности своего воспитания.
Ругань мне помогала.
Я углубился в поле, оставляя за собою ровную просеку. Назад я не ог-
лядывался и не разгибался. Колючки царапались зверски. Кое-где попадался
турнепс, но не слишком часто. Врагов было так много, что хотелось приме-
нить атомную бомбу.
Наконец я достиг горизонта и вышел на пригорок по другую сторону по-
ля. Поясница ныла, руки были исцарапаны до плеч, глаза слезились. Вот
так выглядят победители.
Я растянулся на пригорке и с удивлением заметил, что слева и справа
от моей просеки воюют наши люди. Просека незаметно растворялась в общей
широкой полосе. Первым меня догнал Леша. Он смахнул пот с бровей и рас-
тянулся рядом со мной.
- Обалдеть можно, - сказал Леша. Амбалы любят это слово.
Потом закончили грядки Наташа и Наташа-бис, затем Яша и другие. Пос-
ледними выползли на пригорок Тата с дядей Федей. Я не стал распростра-
няться относительно их трудовой победы, а снова кинулся в сорняки.
- Держите его, сено-солома! - закричал дядя Федя. - Этак нам на завт-
ра не останется!
Но я уже летел в обратном направлении, как торпедный катер. На этот
раз первым прийти не удалось. Меня опередил Леша. Я посмотрел на его
грядку. Она была чистой, точно вспахана трактором. Ни одной травинки.
- А где турнепс? - спросил я.
- Увлекся, - сказал Леша. - Выдернул все под горячую руку.
Я объяснил, что пользы от такой прополки мало. Леша согласился. Потом
я осмотрел остальные грядки. В основном, народ правильно разобрался, где
турнепс, а где сорняки. Только Яша вместо турнепся оставил какие-то цве-
точки. Но ему простительно. Он поэт, и ко всему подходит эстетически.
- Хорошие у тебя брюки, - сказала мне Тата. - Далеко видно.
Она имела в виду пятно белой масляной краски величиной с тарелку. Они
все ориентировались по нему. Ну, и черт с ними!
Лишь бы работали.
Тут пришел из конторы Лисоцкий. Он посмотрел на нашу работу и сказал:
- Не густо.
- Было густо, - сказал дядя Федя. - Пропололи уже.
Лисоцкий взялся за одну травинку и выдернул ее.
- Да... - сказал он глубокомысленно.
И мы пошли обедать.
Сначала искупались в озере, потом поели, потом поспали. Обеденный пе-
рерыв получился часа три. А потом пошли снова утюжить наше поле. Я уже
никого не уговаривал, а сразу бросался в заросли. Интересная все-таки
штука - личный пример! По-моему, дело тут в том, что у людей просыпается
совесть. Неудобно им смотреть, как один надрывается. Нужно иметь большое
мужество, чтобы послать работающего руководителя ко всем чертям. В нашем
отряде таких людей не оказалось.
Тата не переставала ехидничать по поводу моего рвения. Глазки ее зло
сверкали, но траву она дергала. И даже обставила дядю Федю. Он к концу
дня как-то сник и стал жаловаться на печень. Я знаю, откуда у него эти
замашки. Он работает в лаборатории, где у начальника больная печень. По-
этому дядя Федя заимствовал всю терминологию у него. А он сам, я думаю,
и не подозревает, где находится эта самая печень.
Как-то незаметно пропололи половину поля. И тут же испугались своего
энтузиазма. Энтузиазма теперь почему-то принято стыдиться. Никому не хо-
чется, чтобы на него показывали пальцем.
На поле посматривали с любовью. Говорили уже: наше поле... Моя гряд-
ка... Ходили друг к другу и тщательно проверяли качество. Я совсем не
руководил, стараясь только делать быстрее и лучше. Это не так просто в
моем возрасте. Я даже о времени забыл.
Тата пошепталась о чем-то с амбалами и подошла ко мне.
- Петя! - жалобно сказала она. - Может, хватит на сегодня? Завтра
сделаем больше.
Во какие разговоры начались! Я разогнулся и сказал:
- Конечно, хватит! Уже две нормы сделали. Я совсем офонарел.
Тоже словечко из словаря амбалов. Очень колоритное. Тата обрадова-
лась, что начальник, наконец, офонарел, запрыгала и закричала, размахи-
вая платком:
- Конец работы! Конец работы!
И мы потянулись к своему сараю. Устал я предельно. Но было как-то
приятно на душе. По дороге зашли в контору к девушкам. Тата вынесла мне
воды в ковшике. Я попил, как в кино, когда запыленные солдаты проходят
через деревню, а девушки дают им напиться. Струйки текли с краев ковшика
за рубашку. Я чувствовал себя мужчиной. А Тата, вероятно, женщиной. Но я
не знаю, не спрашивал.
В соседней с девушками комнате конторы сидел Лисоцкий. На голове у
него был носовой платок, завязанный по углам. Лисоцкий щелкал на счетах.
- Заработали рубль девяносто, - сказал он.
- Эх! Переработали на копейку! - сказал дядя Федя. Он все денежные
суммы переводит в стоимость "маленьких". Так ему почему-то легче.
Было только маленькое опасение, что кому-нибудь
Проработали мы таким манером три дня. Закончили поле, потом еще одно.
Там росла морковка. Надеюсь, что она выросла благополучно. Мы постара-
лись освободить ее от паразитов. А потом пошел дождь.
В дождь мы официально не работаем. Потому что сыро, и можно запросто
простудиться. Но едим. Вера и Надя не отходили от плиты. Дядя Федя к то-
му времени плюнул на сельскохозяйственные работы и попросился постоянным
рабочим на кухню. Лисоцкий ему разрешил. В помощь дяде Феде каждый день
назначался еще кто-нибудь. Они пилили дрова, таскали воду и рубили мясо.
Когда оно было. Еще они растапливали печь. Очень трудоемкое занятие.
Когда пошел дождь, народ сначала возликовал. Ликование продолжалось
до вечера. Мы опять сидели на нарах, пили сухое вино и пели песни. К ве-
черу песни кончились. А дождь нет.
На следующий день сухое вино в магазине тоже кончилось. Мы перешли на
мокрое вино. По какой-то иронии судьбы оно называлось "Солнцедар". То
есть, в переводе
- дар солнца. Ужасная жидкость. После нее во рту все слипается и ос-
тается вкус жженой резины.
В отряде начали проявляться симптомы загнивания.
- Петр Николаевич! - сказал Лисоцкий, придя из конторы в прорезинен-
ном плаще. - Я сейчас наблюдал, как Алексей в одних трусах валяется на
нарах у девушек. И кладет голову, простите, им на бедра. Что это означа-
ет?
- Это означает, - объяснил я, - что он сушит брюки у них на печке.
Кроме того, это означает, что бедра мягче подушки... А на чьи бедра,
кстати, он кладет голову?
- Этой... Как ее? Маленькой, черненькой... Наташе.
- Тате, что ли?
- Ну, да. Кажется, вы ее так называете.
- Кретин! - возмутился я. - Нашел бедра! Там что, Барабыкиной нету?
Вот где бедра.
- Петр Николаевич, - сказал Лисоцкий. - Я попросил бы вас не отзы-
ваться так об Инне Ивановне.
- Простите, - пробормотал я. - Я просто хотел сказать, что ее бедр
а...
- Я не хочу ничего слышать, - прошептал Лисоцкий. У него задергалась
щека, и он растворился в мутной пелене дождя.
Я схватил кусок полиэтилена, набросил его на голову и помчался к де-
вушкам. Там все происходило так, как описал Лисоцкий. Леша в плавках ле-
жал поперек нар от стены до стены. Голова его была на коленях у Таты.
Тата сидела задумчиво и от нечего делать заплетала Леше косички. Косички
получались длинные и тонкие. Леша лежал, прикрыв глаза, в состоянии,
близком к нирване.
Барабыкина сидела по-турецки и курила, смотря в стенку. Собака Кази-
мир спала на чьей-то подушке. Наташа-бис вязала. За столом Юра, Наташа и
Яша играли в карты. В дурачка.
В общем, притон.
- Тата, - сказал я. - Ты видела картину "Снятие с креста" Тициана?
Там композиция точно такая же, как у вас. Леша похож на Исуса, а ты на
Магдалину.
Видимо, Тата что-то слышала о Магдалине. Она стряхнула Лешу с колен и
сказала:
- В гробу я ее видела, твою Магдалину. В белых тапочках.
Для тех, кто не понимает, могу перевести. Смысл этой фразы таков:
знаем историю не хуже вашего, кто такая Магдалина и чем она занималась.
Только этим нас не смутишь, и вообще, не ваше собачье дело. Вы, Петр Ни-
колаевич, глубоко мне безразличны и не вызываете никакой симпатии. Може-
те проваливать, откуда пришли.
Вот так это будет на русском языке. Видите, как длинно.
Леша с Евангелием был плохо знаком. Поэтому он пока молчал. А я про-
должил разговор на том же языке.
- Быстро ты подклеилась, - сказал я.
Ну, это Леша прекрасно понял. Он сел и посмотрел на меня угрожающе.
Все-таки он плохо подбирает слова. Можно было бы уже что-нибудь сказать.
- Мальчики, - сказала Барабыкина. - Кончайте петушиться. Давайте
чем-нибудь займемся. Яша, почитай стихи! Только про любовь.
Яша оторвался от карт, томно взглянул на Барабыкину и нараспев произ-
нес:
- Ты меня не любишь, не жалеешь... Разве я немного не красив?
- Ты давай свое, - сказала Инна Ивановна.
Яша покраснел, но прочитал свое стихотворение, где сообщалось, как он
ушел ночью в зеленый туман, а девушка, стоя на углу, роняла слезы на
тротуар. Слезы свертывались в пыли шариками и бежали по тротуару вдогон-
ку за Яшей. Как мыши. По форме это тоже было красиво.
- Не бывает зеленого тумана, - наставительно произнесла Барабыкина.
Яша зевнул и сказал:
- Ничего вы не понимаете в поэзии.
- У нас Петя специалист по поэзии, - сказала Тата. - Он выучил сти-
хотворение Лермонтова. И пудрит мозги девушкам.
Я плюнул и растворился в мутной пелене дождя. Как Лисоцкий. Только
щека у меня еще не дергалась. Но задергается, я уже чувствовал. Интерес-
но знать, почему Тата так умеет действовать мне на нервы? Редко кому это
удается.
Я шел по мокрой тропинке, скользил и проклинал Тату. Еще я проклинал
себя, потому что надо быть выше этого. Нужно быть бесстрастным и не об-
ращать на эти штучки внимания. В гробу я видел эти штучки. Переводить не
буду, потому что в данном случае это непереводимо.
Я пришел в сарай, где спал в одиночестве Лисоцкий. Он хотел показать,
что стихия выше него. Я улегся рядом и заснул прескверным сном выброшен-
ного из жизни неудачника. Перед самым засыпанием я успел подумать о том,
как приятно, должно быть, лежать головой на коленке Таты и быть заплета-
емым в косички.
"Отрастить, что ли, волосы?" - подумал я уже во сне.
Много сена Снова наступила жара, и мы стали работать на сене. Сено
дают коровам зимой, чтобы они его ели. В сене много витаминов. Сено хра-
нят в таких больших стогах, которые называются скирдами. Все эти сведе-
ния сообщил нам управляющий.
Нас разбили на бригады по шесть человек и каждое утро развозили по
разным полям. В моей бригаде оказались амбалы, Тата и Барабыкина. Бара-
быкина сама напросилась. Интересно, зачем?
Каждой бригаде придавался дед из местных жителей. Дед был главным
специалистом по кладке скирды. Оказывается, это целая наука - класть
скирду. И высшего образования тут мало.
Вообще, заготовка сена - интересное дело. Вот как это делается, на
тот случай, если вам придется помогать какой-нибудь деревне.
Сначала косят траву. Это делает специальная машина, которая называет-
ся косилкой. Можно и вручную, косой. Трава лежит, разбросанная по всему
полю, пока не пожелтеет. Когда она пожелтеет, ее сгребают большим граб-
лями, которые тащит лошадь. На граблях сидит мальчик. Он время от време-
ни нажимает на рычаг, чтобы освободить грабли от сена. Еще он ругает ло-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг