Мой пыл, как всегда, охладил Чемогуров.
- Не думай, что ты герой, - сказал он, листая отчет. - По-настоящему
твоего в этом томе - только подпись и две-три идеи. Остальное -интерпре-
тация... А профессор был прав, - добавил он.
- В чем? - спросил я.
- В том, что взял тебя. Понимаешь, когда шли споры, кому всучить до-
говор, он потребовал отчеты о лабораторных работах всей вашей группы.
Твои отчеты были самыми аккуратными. Ты лучше всех рисовал кривые, да
еще цветной тушью... "Вот человек, который мне нужен!" - сказал тогда
Юрий Тимофеевич. И действительно
- на отчет приятно смотреть.
Нет, разве можно так плевать человеку в душу, я вас спрашиваю?
- Да ты не обижайся, - сказал Чемогуров. - Я тоже в тебе не ошибся.
Все-таки две-три идеи - это не так мало, как ты думаешь. Возможно, инже-
нером ты станешь.
Я стал оформлять командировку в Тбилиси. Оформление было довольно
хитрым, потому что студентам командировки не полагаются. Мне выписали
материальную помощь, чтобы я смог слетать туда и обратно. Юрий Тимофее-
вич вручил мне акты о приемке договора в нескольких экземплярах. Я дол-
жен был подписать их в Тбилиси и скрепить печатями.
Но прежде, чем я улетел, случилось одно событие. На первый взгляд,
незначительное. Мне позвонили из одного НИИ и предложили выступить с
докладом по моей теме. Я недоумевал, откуда они узнали.
Когда я туда пришел, меня встретил Николай Егорович. Мне оформили
пропуск, и Николай Егорович повел меня по территории. Это был огромный
завод вакуумных приборов. НИИ был при нем.
Сначала Николай Егорович провел меня в цех, где изготовлялись детали
приборов. Я своими глазами увидел лазерную сварку, над которой бился уже
несколько месяцев. Это зрелище мне очень понравилось. Везде была чисто-
та, микроскопы, микрометрические винты и так далее, а луч лазера выжигал
на поверхности металла маленькую точку.
Потом мы прошли в зал, где было человек пятнадцать народу.
Николай Егорович представил меня и дал слово. Я говорил полчаса, а
потом еще час отвечал на вопросы. Я был готов расцеловать этих, в об-
щем-то, довольно хмурых людей. Я первый раз почувствовал, что сделал ра-
боту, которая кому-то нужна. Но тут же выяснились и другие, менее прият-
ные вещи.
Во-первых, мой метод не годился для жестких режимов сварки. Были у
них там такие странные режимы. Во-вторых, погрешность вычислений в об-
ластях, близких к центру луча, была слишком велика. Я обещал подумать и
внести коррективы в метод.
- Ну что? - сказал Чемогуров на следующий день.
- Немножко раздолбали, - сказал я.
- Угу, - удовлетворенно сказал он. - И что же дальше?
- Есть идея. Можно внести поправку.
Чемогуров ничего не сказал, но мне показалось, что он доволен. Я взял
билет на самолет и полетел в Тбилиси, предвкушая новый триумф.
В объятиях заказчиков
С отлетом вышла маленькая заминка. Часов на восемь. Самолет, который
должен был доставить меня в Тбилиси, задержался. Я слонялся по аэропор-
ту, по десять раз подходя к киоскам "Союзпечати" и сувениров. Время от
времени я обращался в справочное бюро. Девушка в синей форме говорила:
"Ждите". Я ждал. Потом я нашел мягкое кресло и задремал. Когда я прос-
нулся, выяснилось, что самолет уже улетел. Меня стали пристраивать на
другой самолет. Это было скучно и неинтересно.
Самое главное, что в Тбилиси меня теперь не могли встретить. Они зна-
ли только тот рейс, который я пропустил. Его я сообщил накануне телег-
раммой. Мне уже так надоело вылетать, что было все равно.
Наконец меня посадили куда-то, и мы полетели. Лететь тоже было неин-
тересно. Под нами были только облака. Три часа я передвигался над ними
со скоростью восьмисот километров в час или что-то около того. Потом мы
сели. Никаких цветов, делегаций и приветственных речей. Я нашел автобус
и поехал в город.
В Тбилиси было еще тепло. Я вышел из автобуса и прочитал название
улицы. Улица называлась "Проспект Шота Руставели". Было уже около десяти
часов вечера. По проспекту двигались нарядные толпы. Все говорили
по-грузински. Я стоял с портфелем на тротуаре не в силах начать распро-
сы. Мне казалось, что меня просто не поймут.
У меня был записан лишь номер служебного телефона Меглишвили. Однако
сейчас он был бесполезен.
Я побрел по проспекту и набрел на гостиницу. Там я стал объяснять по-
ложение немолодой грузинке, администратору гостиницы. Я размахивал поче-
му-то актами о приемке договора и во всем обвинял "Аэрофлот".
- Вах! - сказала она. - Ну, что мне с тобой делать? Живи, конечно! До
завтра, - добавила она.
И я поселился до завтра в номере на двоих, удачно сочетавшим восточ-
ную экзотику с европейским комфортом. Экзотика состояла в чеканке, укра-
шавшей стену, и запахе шашлыка, доносившемся из ресторана снизу. Комфорт
заключался в телефонном аппарате и двух кроватях с подушками. Я рухнул
на одну из них, стараясь не обращать внимание на шашлычный дух.
Проснулся я от сильного храпа. Было уже светло. На соседней кровати
спал человек, с головой завернутый в одеяло. Я сел на кровати, и в тот
же момент храп прекратился. Потом из-под одеяла появилось лицо с усами.
Лицо уставилось на меня лучезарным взглядом и что-то сказало по-грузинс-
ки.
- С добрым утром! - сказал я.
Лицо подмигнуло мне, затем из-под одеяла высунулась волосатая рука и
принялась шарить под кроватью. Она извлекла оттуда бутылку коньяка и
поставила на тумбочку. Вопросительно взглянув на меня, лицо снова под-
мигнуло.
- Я из Ленинграда, - зачем-то сказал я.
- Цинандали, - сказал человек очень доброжелательно. Я не совсем по-
нял. То ли его фамилия была Цинандали, то ли он оттуда приехал. Он спус-
тил ноги на пол и протянул мне руку.
- Автандил, - сказал он. - Можно Авто.
- Петр, - сказал я. - Можно Петя.
Ноги у него были такими же волосатыми, как и руки. Вообще, он был
очень волосатый. На вид ему было лет сорок пять. Ни слова больше не го-
воря, Автандил босиком подошел к умывальнику и вымыл два стакана. Из од-
ного он предварительно вытряхнул зубную щетку. Поставив стаканы рядом с
коньяком, он заполнил их на две трети.
- Пей! - сказал он.
Я поднес стакан ко рту.
- Стой! - воскликнул он. Потом приподнял свой стакан, сделал им при-
ветственный взмах и сказал с сильным акцентом:
- Будем знакомы... Автандил. Можно Авто.
- Петр, - повторил и я. - Будем!
Мы выпили. Автандил снова полез под кровать и вытащил оттуда связку
коричневых колбасок на ниточке. Колбаски были сладкие. Внутри у них были
орешки на ниточке. Мы стали есть колбаски и разговаривать.
Вскоре мы уже сидели на кровати Авто в обнимку и пели:
- Тбилисо! Мзизда вардебис мхарео...
Причем, я пел по-грузински лучше, чем он. Он пел с акцентом. Потом
Авто спросил:
- Ты зачем здесь?
- И правда! - вспомнил я. - Надо позвонить.
Я набрал номер телефона и сказал не очень твердо:
- Будьте добры товарища Мегли... швили...
- Я у телефона, - ответил трубка.
- Говорит Верлухин. Я в Тбилиси...
- Где?! - крикнула трубка так пронзительно, что Авто покрутил голо-
вой. Я назвал гостиницу и номер. В трубке послышались прерывистые гудки.
Я не успел вернуться к Авто, как Меглишвили уже вбегал в номер, распахи-
вая на ходу объятия. Так быстро он мог доехать только на пожарной машине
или на "Скорой помощи". Он расцеловал меня, как родного, даже интенсив-
нее, а заодно расцеловал и Автандила. Автандил тут же полез за бутылкой.
Пол под его кроватью был выстлан бутылками коньяка. Это было очень удоб-
но. Выяснилось, что Меглишвили зовут Гия, и он тут же к нам присоединил-
ся.
Через некоторое время пришла горничная и стала меня выселять. Меглиш-
вили вышел с ней на пять минут. Вернувшись, он сказал:
- Неделю можешь жить! Год можешь жить! Сколько хочешь, можешь жить!
Никто не тронет.
Потом та же горничная внесла в номер поднос, на котором была гора
фруктов. Мы в это время с Гией плясали лезгинку, а Автандил очень умело
выбивал ладонями ритм на тумбочке.
Последнее, что я помню в этот день, это мои слова:
- Акты... Я привез акты...
- Акты-факты! - закричал Гия. - Акты-факты-контракты!
- Диверсанты... - не в рифму сказал Авто.
Когда я открыл глаза, уже снова было утро. Я лежал в своей постели
раздетый, а надо мной склонялись Гия и Авто. Лица у них были отеческие.
- Как голова? - поинтересовался Гия.
Голова, как ни странно, не болела. Я умылся, надел рубашку и галстук,
и мы поехали к Зурабу Ираклиевичу. Авто не поехал. Он сказал, что подож-
дет нас в номере.
Гия повез меня на своей "Волге". По дороге он рассказывал вчерашние
приключения. Оказывается, мы ужинали в ресторане гостиницы, где я пошел
в оркестр и исполнил несколько русских романсов под аккомпанемент. Гия
сказал, что мне жутко аплодировали.
- Какие романсы? - спросил я.
- "Выхожу один я на дорогу", "Гори, гори, моя звезда..."
- Понятно, - сказал я. Это был репертуар Гения.
Мы подъехали к институту. Это было очень высокое и узкое здание. Мой
пропуск уже дожидался в проходной. Меглишвили повел меня по лестнице, мы
куда-то повернули и очутились в приемной Зураба Ираклиевича. Приемная
была размером с баскетбольную площадку. В одном ее углу находился не-
большой бассейн с золотыми рыбками. Пол был устлан коврами. Гия что-то
сказал секретарше, и та исчезла за дверью, к которой была привинчена
табличка: "Директор Зураб Ираклиевич Харакадзе". Табличка была из брон-
зы. Секретарша появилась через пять секунд и жестом пригласила нас в ка-
бинет.
Зураб Ираклиевич сидел за столом. В руке у него была курительная
трубка. Он мне напомнил одного своего соотечественника, очень популярно-
го в свое время. В кабинете было все, что нужно для жизни. Цветной теле-
визор, бар, кресла, диваны, журнальный столик, книжный шкаф, натюрморты
на стенах и тому подобное.
Мы тепло поздоровались, и я вынул из портфеля три экземпляра отчета.
- Вот, - скромно сказал я. - Нам удалось кое-что сделать.
Зураб Ираклиевич взял отчет и взвесил его в руке. Потом он перелистал
его, выражая удивленное внимание. Мегшвили делал в это время то же са-
мое, пользуясь вторым экземпляром отчета. Зураб Ираклиевич нажал кнопку
и сказал в микрофон:
- Чхилая ко мне.
В кабинете возник Чхилая. Он почтительно взял отчет и стал рассматри-
вать кривые, цокая языком.
- Как ви оцениваете? - спросил Зураб Ираклиевич.
- Именно то, что нам нужно, - быстро сказал Чхилая.
- Ми тоже так думаем, - сказал Зураб Ираклиевич.
Он взял все три экземпляра, подошел к книжному шкафу, открыл его клю-
чом, поставил отчеты на полку и снова закрыл шкаф. По тому, как он это
делал, я понял, что отчеты никогда больше не покинут этого шкафа.
- Ви свободны, - сказал он Чхилая. Тот провалился.
Зураб Ираклиевич взял меня за локоть и повел по направлению к бару,
расспрашивая о Юрии Тимофеевиче, о его здоровье и прочем. Я стал расска-
зывать о свадьбе Милы. Это всех заинтересовало. Щелкнули автоматические
дверцы бара, засияли зеркальные стенки, заискрились вина и коньяки,
- Что будете пить? - спросил Зураб Ираклиевич.
- Замороженный дайкири, - сказал я, вспомнив один из романов Хемингу-
эя.
Зураб Ираклиевич слегка склонил голову, оценив во мне знатока. Мой
заказ не застал его врасплох. Двигаясь на редкость элегантно, он приго-
товил три дайкири, и мы уселись за столик, потягивая коктейли из солом-
ки. На столике лежали сигареты "Филип-Морис" в коричневой пачке. Разго-
вор шел о погоде, тбилисском "Динамо" и грузинских марках коньяка. Неко-
торые мы тут же дегустировали. Никто не заикнулся о моей работе. Будто
ее и не было.
- Да, чуть было не забыл! - сказал я. - Нужно оформить акты.
Я достал бланки. Зураб Ираклиевич изучил их и положил к себе на стол.
- Завтра вам передадут, - сказал он. - Ну, что же... Вам надо позна-
комиться с Тбилиси. Гия, чтобы все было... понимаешь?
Гия понимающе зажмурил глаза.
С этого момента я провел в Тбилиси еще тридцать восемь часов, как по-
том выяснилось. Вот что я запомнил.
Мы попрощались с Зурабом Ираклиевичем. Это я помню очень хорошо.
Дальше появились две девушки, сотрудницы Гии. Их звали Нана и Манана. Я
их все время путал. Откуда ни возьмись, опять возник Автандил. Он был
набит бутылками коньяка и деньгами. В тех карманах, где не было денег,
был коньяк и наоборот.
Помню почему-то церковь. Мы туда заходили. В какое время и зачем, не
помню. Еще помню театр оперы и балета. Автандил сидел в буфете, а мы с
Гией смотрели балет. Нана с Мананой куда-то исчезли. Зато сзади сидел
целый ряд девушек из медицинского училища. Я стал знакомиться. Они по
очереди называли свои имена:
- Элико, Темрико, Сулико...
Это звучало, как песня. Я запоминал. Знакомство вызвало оживление в
зале. Дальше мы вышли на проспект Руставели, и без всякого перехода Ав-
тандил упал на колени перед горничной в гостинице, приглашая ее на та-
нец. Ему хотелось, чтобы она обежала вокруг него легкими шагами.
Глаза Гии Меглишвили, которые и так располагались очень близко, сли-
лись в один блестящий веселый глаз. Гия стал симпатичным циклопом.
Один из этих бесконечных часов мы посвятили перестрелке в ресторане.
Автандил обстреливал соседний столик бутылками коньяка в геометрической
прогрессии. Соседи пытались бороться, но Автандил выиграл ввиду явного
преимущества.
- Зачем ты сюда приехал? - допытывался я у Автандила.
- А! - восклицал он, делая взмах рукой. - Я знаю, да?
Потом мы почему-то оказались на горе Мтацминда. Это такая знаменитая
гора, которая установлена прямо над городом. Обратно мы ехали на фунику-
лере, распевая песни. Собственно, пел весь фуникулер. От песен его очень
качало. Интересно, что туда мы не ехали на фуникулере. Как мы оказались
на горе, мне неясно и сейчас.
Последний аккорд гостеприимства был, вероятно, самым громким и ликую-
щим. К сожалению, я его не помню совсем. Я очнулся в самолете, на высоте
десяти тысяч метров. Передо мной стояла стюардесса, наблюдая за процес-
сом моего пробуждения. В руказ у меня был большой рог с отделкой из се-
ребра и на серебряной цепочке. В роге было еще много вина. Из нагрудного
кармана, наподобие платочка, торчали сложенные бумажки. Я развернул их и
убедился, что это подписанные акты о приемке договора.
Акты юридически удостоверяли, что я выполнил научную работу на двад-
цать тысяч рублей.
- Гражданин, - сказала стюардесса. - Пристегнитесь.
- Зачем? - спросил я.
- Идем на посадку.
Я допил вино из рога и пристегнулся. На роге я заметил серебряную
пластинку с гравировкой: "Другу Петру от друга Автандила с большой лю-
бовью. Чтоб жизнь твоя всегда была полна, как этот рог!"
Когда он успел это сделать?
Теперь, когда меня спрашивают, бывал ли я в Тбилиси, я всегда нереши-
тельно отвечаю: "Да как сказать..."
И действительно, как сказать?
Распределение
Я прилетел как раз во-время. Начиналось самое главное.
На кафедре вывесили листок с местами распределения. Места уже были
известны, благодаря моим стараниям. Несмотря на это, группа толпилась
возле листка и снова занималась обсуждением. Ходили самые невероятные
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг