сознавал, что насильственное религиозное спасение противоречит СВОБОДЕ во
Христе, Который не может спасать насильно, ибо Его надо избрать СЕРДЦЕМ,
родиться свыше, ПОЛЮБИТЬ итогом всей земной жизни. Поэтому Иосиф
использовал идеологию коммунизма, наиболее близкую христианству идею
государственного устройства. Виновен ли он в своём выборе - решит Суд. Во
всяком случае я утверждаю, что было бы куда хуже, если бы Иосиф употребил
для насильственного коллективного спасения православие. Или бы постепенно
"обуржуазился" или соблазнился "мировой революцией"...
Недозволенное священнику позволялось кесарю. Без воли Неба нет начальников
и "кому много дано, с того больше спросится". Кесарь обязан ограждать
вверенный ему народ "от Лукавого", от соблазнов враждебного Богу царства
Мамоны. Большинство народа, если взглянуть правде в глаза, дети
неразумные, а большинство верующих плохо себе представляют, во что верят.
Каждым отдельным "человеко-ребёнком" никто не занимается, за церковной
оградой он оказывается порой полностью во власти армии тьмы. "Имя им
легион".
Спасение народа - прямой долг кесаря, которого Творец будет судить "по
плодам" - по жатве Господней. Если человеко-ребёнок верит сердцем,
воцерковлён - прекрасно, остальных же надо провести, подобно Моисею, по
пустыне, оградить от хищников, расчистить, как закопчённую икону, до
"образа Божия"! Предоставить каждому богоугодную работу, "хлеб насущный",
по возможности "избавить от Лукавого". Христос - Путь, Истина и Жизнь, и
там, где человек стоит "на Пути", приносит добрые плоды - Спаситель
обязательно приходит. "Без Меня не можете творить ничесоже", то есть лишь
на Божьем дереве добрый плод. "По плодам их узнаете их"...
Задача кесаря - привести свой народ не к пропасти, а к Дому Отца, а там уж
пусть решает Отец... Или Сын, про Которого сказано: Я - Дверь.
Hо тут уже вопрос о методах. Имеет ли право кесарь защитить свой народ
"железным занавесом", стрельбой, репрессиями? Когда часто гибнут и
невинные под горячую руку... Помимо "воцерковлённых" в ведении Иосифа, в
его винограднике были и "привитые" и просто "дикие" сорта. Если считать не
по количеству посещающих храмы /истинно верующих определить невозможно, да
и не в вере дело, ибо если веришь, но не слушаешься Учения - сугубый грех/
- если отталкиваться от количества тёмных, задавленных унизительным бытом
и нуждой народных масс царской России, а также "эксплуататорских классов"
/выражаясь языком Иосифа/, вампиров /выражаясь нашим языком/, или пирующих
среди нищих Лазарей /на языке Евангелия/, - в ком за годы правления Иосифа
был расчищен Образ Божий и осуществлён Замысел? Таких найдётся немало,
овец, сбережённых от расхитителей. Может быть, даже в сравнении с царской
Россией, не говоря уже о России Эсэнговской, хотя Союз и считался
официально атеистическим государством. Причём здесь мы имеем дело не с
религиозностью внешней, фарисейской, а с исповеданием Пути, с глубоким
внутренним, хоть и чаще всего неосознанным служением Истине, отличающим
советского человека в двадцатые, тридцатые, сороковые, пятидесятые... Да и
потом, пока номенклатурные оборотни не распахнули ворота крепости Иосифа и
не ринулась во внутренность храма всякая нечисть.
* * *
И всё же Иоанна так и осталась для них чужой. Длинноволосые интеллигентные
молчуны с отстранённо-настороженной улыбкой, их подруги и девушки -
тоненькие и какие-то пришибленные, в длинных юбках и косынках, с
неизменным молитвенником в сумочке, иногда с чётками, мелькающими в тонких
пальцах, перешёптывающиеся и переглядывающиеся о чём-то лишь им ведомом -
они производили странное впечатление. Иоанну одновременно раздражала и
восхищала их замкнутость на себя, порой беспощадное к себе внимание с
неизбежным самобичеванием не только за поступки, но и за неподобающие
мысли, их стоическое умение выстаивать длиннющие службы, подолгу молиться
дома, выдерживать посты, не раздражаться в отношениях с детьми, которым
Иоанна давно бы надавала подзатыльников. Их бесстрастно-учтивое обращение
друг с другом, беспрекословное подчинение отцу Киприану, который требовал
иногда послушания в самых радикальных вопросах - вроде как бросить
престижную работу, имеющую весьма отдалённое отношение к атеизму,
продолжать жить с Драчуном и пьяницей мужем, не говоря уже о запрете
применять противозачаточные средства, пусть даже детей этих уже мал мала
меньше. Плакали, но подчинялись безропотно.
Иоанне во всём этом виделось воистину казарменное насилие над личностью,
настоящий террор, а Варя в ответ толковала ей, что наша воля испорчена,
греховна, равно как и желания наши, что наилучший выход для человека -
отречься от своей воли и позволить Господу вершить через духовного отца
твою судьбу. Ибо "сила Божия в немощи совершается" и "научи меня творити
Волю Твою"... Варя сказала, что нам часто не дано напрямую знать эту Волю
и что нам полезнее, мы иной раз даже ропщем, что не выполняются наши
просьбы и желания. Допустим, вы опаздываете на самолёт к больному ребёнку,
молитесь, чтобы успеть, но опаздываете и недовольны, а самолёт
разбивается... Разве мы можем предвидеть будущее? А священникам часто
открыто, они ближе к Небу.
С этим Иоанна была согласна. "Бойтесь ваших желаний, они иногда
осуществляются," - сказал кто-то мудрый.
И ещё Варя расскажет историю про одного дворянина, который решил бросить
греховную жизнь и уйти в монастырь. В монастыре он попросил у настоятеля
одинокую келью, кувшин воды и краюху хлеба в день. И чтоб его заперли.
Настоятель ответил, что рано тебе, брат, в затвор, этот подвиг для тебя не
по силам, твори лучше послушание со всеми братьями, корзины плети. Не
хочу, говорит, со всеми, хочу в затвор. Ну ладно, дали ему отдалённую
келью, хлеба, воды и заперли, - рассказывала Варя, - Стал он молиться.
День проходит, два, навалились на него помыслы, вспомнил о прежней своей
беззаботной жизни, пирах, женщинах, носятся перед глазами лакомые блюда,
напитки, красотки, - подвижник не сдаётся, молится прилежно, все видения
греховные отметает. Так проходит неделя, другая... Всё победил, исчезли
помыслы, бесы, наступила тишина. Желания греховные пропали, а внутри -
пустота кромешная! Выходит, кроме мерзости этой, суеты, низких помыслов и
бесов, ничего нет в его душе. Пуста душа, значит, вроде бы, и его самого
нет, одна пустота. "Скорлупка", как говаривала мадам Блаватская.
- Тут он как заорёт, - рассказывала Варя, - Отоприте! - орёт, выскочил из
кельи, трясётся, как безумный, плачет, пустоты своей ужаснулся. Так
наказал его Господь за гордость. Еле привели в чувство, посадили со всеми
корзины плести.
Стал он смиренно со слезами молить Господа наполнить эту отравную пустоту
светом. И тогда постепенно начал в нём восстанавливаться образ Божий,
который мы своей злой волей искажаем и уродуем. Так не разумнее ли этой
своей волей отречься от неё, воли? Добровольно предать себя в руки Творца?
И не мешать спасать...
Иоанна возразила, что священник - не Бог, он может и согрешить, и
ошибиться. Ну а Варя скажет, что даже если и ошибётся, то и спрос будет с
него, потому что твой духовник отвечает за тебя перед Небом.
- А как же свобода? - спросит Иоанна, - Или она действительно "осознанная
необходимость"?
- Осознанная необходимость творить Волю Божию. То, что в миру называют
"свободой" - всего лишь возможность творить собственную греховную волю.
Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская. Плен у собственных
страстей и похотей. Никакая это не свобода, а самое настоящее рабство.
Бремя страстей человеческих. Господь сказал: "Познайте Истину, и Истина
сделает вас свободными". Очисти полностью сосуд своей души от собственных
страстей, позволь Господу наполнить его Светом и познаешь подлинную
свободу. Потому что лишь Бог свободен...
Иоанна не уставала удивляться, что вот, есть в центре атеистического Союза
такой уникальный заповедник. Нет, не монастырь, а миряне, советские люди,
в основном, молодые. Учёные, студенты, художники, врачи, школьники,
которые самоотверженно борются со страстями (даже нарядное платье,
пирожное, косметика, всякое праздное зрелище считалось здесь грехом),
читают длинные молитвы, отстаивают долгие службы в храме, соблюдают все
посты, включая среду и пятницу (в среду Христос предан Иудой, в пятницу -
распят), неустанно хлопочут на клумбах и грядках, молча творя Иисусову
молитву, чтобы отсекать всякие праздные и дурные помыслы, твердо верят,
что после этого призрачного, злого, неправедного бытия, где "сатана правит
бал", наступит иное, прекрасное и вечное Царство Света.
"И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже, ни плача, ни
вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло".
"Побеждающий наследует всё, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном".
- "Побеждающий",.. - повторила Варя, - Мы здесь в наказание. Помнишь - "В
поте лица"... И рожать в муках. А потом болезни, потери близких, несчастья
кругом, старость, смерть... Какой уж тут пир! Если и пир, то во время
чумы. Мы здесь на войне за погибающие души. Думать иначе - просто хула на
Бога! - горячилась Варя, - Думать, что Господь призвал нас лишь для земной
жизни с её страданиями - кощунство, даже если мы сами в них виноваты. Ведь
Он знал изначально, что человек падёт, будет изгнан из рая на страдания и
смерть. Думать, что Господь сотворил человека лишь чтобы подвергнуть
наказанию - значит подозревать Творца в жестокости. Эта самая фраза
Достоевского о слезинке ребёнка... Да, никакой кратковременный земной рай
не может оправдать страданий предыдущих поколений. Только вечная жизнь в
Царстве. Это всё объясняет и оправдывает. Иисус указал нам путь. Он стал
человеком, прошёл через все страдания и воскрес. Он сказал: "Я есть Путь,
Истина и Жизнь". Почему? Чтобы мы шли Его путем. Он создал нас для
счастливой вечной жизни. Он даёт нам шанс - Себя, Свою Плоть и Кровь.
Земная жизнь - наш шанс. Единственный. "Претерпевший до конца -
спасётся"...
- Ты подумай, ведь если бы прилетели, ну, к примеру, инопланетяне и
сказали бы: "Вот вам, земляне, инструкция, правила жизни, закон великой
Любви и Единения, и если вы его исполните, смерть для вас станет лишь
переходом в наш мир, прекрасный и вечный. Наверное, почти все бы с
радостью согласились. Почему же мы не слушаемся Творца Вселенной, Который
искупил нас Своей Кровью? Разве это не безумие? Мы боимся потерять
ничтожные сомнительные удовольствия, мы хотим пировать здесь.
Земное счастье... Разве оно вообще возможно, даже в нравственном аспекте,
когда вокруг столько страданий? Истинно мудрые искали счастья там, где
повелел Творец. Гениальный Паскаль подсчитал и доказал, что если даже есть
один миллионный шанс Бытия Божия, безумие не поставить все на эту, говоря
условно, карту, ибо в случае существования Бога проигрыш, вечное
отторжение Света - бесконечно велик, абсолютно непропорционален тем
сомнительным удовольствиям, которые дают нарушения заповедей. А в случае
"ставки на Бога" бесконечно велик выигрыш, а проигрыш - всё тот же
сомнительный пир во время чумы, да отравленный к тому же периодическим
несварением желудка," - убеждала Варя.
Его души незримый мир
Престолов выше и порфир...
О, верь, ничем тот не подкупен,
Кому сей чудный мир доступен.
Кому Господь дозволил взгляд
В то сокровенное горнило,
Где первообразы кипят,
Трепещут творческие силы!
Вот оно. Царство Божие внутри нас, о Котором говорил Господь, - Это не за
гробом, это начинается здесь, сейчас!
Зачем не в то рождён я время,
Когда меж нами, во плоти,
Неся мучительное бремя,
Он шёл на жизненном пути!..
Твоим страданием страдать
И крест на плечи Твой принять
И на главу венец терновый!
Однако попытки Иоанны жить "как они" закончились полным фиаско.
Относительно легко дался лишь пост. Молитва не получалась, одолевали
посторонние мысли. Во время визитов в Москву она умудрялась каждый раз
повздорить то с редактором, то со свекровью, то в очереди. Хорошо хоть
Филипп уехал в Крым с приятелями! Долго боролась с собой Иоанна, но так и
не смогла себя заставить дать взаймы одному вечно бедствующему знакомому
на покупку кооператива, однако тут же вцепилась в американскую шубу из
опоссума, которую примеряли в гримёрной кинодамы, млея и поёживаясь от
цены. Презирая себя, Иоанна помчалась за деньгами, как тогда с люстрой,
прекрасно сознавая, что шуба ей абсолютно ни к чему, она всё время в
куртке и за рулём и вообще вряд ли когда-нибудь её оденет: оставлять в
театре, ресторане, даже в гостях на вешалке по нынешним временам опасно -
упрут, да и не ходит она никуда в последнее время. Не по очередям же в
ней, в самом деле, толкаться!
И всё же вцепилась. Как когда-то в люстру, как когда-то в Дениса.
Оплатила, отвезла домой, с наслаждением поглаживая торчащий из
специального, защищенного от моли пакета шелковистый мех, когда машина
останавливалась у светофора. Как же - моё! А дома запихнула пакет в шкаф,
полный таких же ненужных тряпок, чтобы навсегда о нём забыть.
Не врать тоже оказалось совершенно невозможно. Она обнаружила, что вся её
жизнь состоит из вранья. Она просто говорила не то, что есть, а то, что
надо говорить; знакомилась и поддерживала отношения с кем "надо" и эти
"надо" были сплошным враньём, настолько привычным, что и не замечалось.
А эти... Однажды в Лужине случился пожар, и кто-то сообщил, что вот,
погорельцы с детьми сидят на вещах и никто из соседей не желает их
приютить. Иоанна успела лишь возмутиться такому бессердечию, как одна из
"молчашек" (так их называла про себя Иоанна - ещё не монашки, но молчашки,
отвергающие всякие праздные разговоры), так вот, одна из "молчашек", жена
известного композитора, уже через полчаса храбро повезла всё семейство с
детишками, узлами, прокопчённое и зарёванное, в Москву (муж на даче,
квартира все равно пустует). "Мужа" Иоанна знала и содрогнулась,
представив, что ждёт бедную молчашку. И подумала со стыдом, что сама она
никуда не годится по сравнению с этой композиторшей, которую прежде
считала просто экзальтированной дамочкой. А дамочка, оказавшаяся
впоследствии скрипачкой, почти месяц держала оборону, пока не удалось
выхлопотать погорельцам жильё. Кормила и помогала деньгами, давая частные
уроки.
"Православие - вера очень строгая, - сказал отец Киприан, - Хватит ли у
вас решимости начать новую жизнь?"
Иоанна почти отчаялась; она, как тот монах из вариной истории,
обнаруживала в себе всё новые непреодолимые мерзости. Почему Ганя парил в
этом измерении легко, радостно и свободно, просто сбросив прежнюю жизнь,
как ветхую одежду, отдав всё, что имел, вплоть до таланта, который отныне
посвятил лишь Богу? Не такой "молчашкой", примерной женой, матерью,
смиренной прихожанкой с опущенными долу очами, иссушённой борьбой с
обыденностью и страстями, продирающейся к Небу по унылой житейской трясине
(так ей, по крайней мере, казалось) хотелось ей быть, а как Ганя - гореть
самозабвенно в том священном Огне...
Пост, молитва, уединение для него были не повинностью, а Божественным
топливом, которое сжигало всё лишнее, тяжёлое, земное, облегчало и
освобождало душу и тело в неудержимом стремлении к Небу. "Отдай плоть,
прими дух". "Ещё подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле,
которое нашедший человек утаил, и от радости о нём идёт и продаёт всё, что
имеет, и покупает поле то". / Мф. 13, 44/
- Ганя - сын, а мы - рабы, - говорила Варя, - Раб подчиняется воле
господина, сын - исполняет её легко и радостно, как свою собственную. Это
даётся лишь благодатью Святого Духа. Помнишь, в каком смятении пребывали
ученики Христа после распятия? Вспомни Фому Неверующего! А потом внезапно
сделался шум с неба, и сошли на них как бы огненные языки, и с тех пор они
исполнились Духа, стали смело проповедовать Евангелие и почти все приняли
мученическую смерть за Христа. А ведь они и раньше верили, видели чудеса,
которые творил Иисус! Они изменились. Это чудо - рождение свыше, о котором
говорил Господь в беседе с Никодимом. "Если кто не родится свыше, не может
увидеть Царствия Божия. Рождённое от плоти есть плоть, а рождённое от Духа
есть Дух. Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, так бывает с
рождённым от духа". Это - высшее состояние, дарованное Господом своим
избранным. Царство Божие уже при жизни. "Пророку" Пушкина открылись высшие
тайны. И Иоанну Дамаскину:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг