По глубине подготовки, в данном случае технической, мне кажется, Туполев
выше Ильюшина Культура Туполева выше, я думаю. Между ними было
соревнование. Ильюшин хотел, чтобы самолёты под руководством коммуниста
были не хуже, а может, и лучше, чем у беспартийного Туполева...
А были и такие случаи, как с Капицей. Мне пришлось его задержать в
Советском Союзе. Он хотел ехать в Англию, обратно, на один из
международных конгрессов, а мы ему предложили остаться в Советском Союзе.
Он без особого энтузиазма принял это. Но никогда по этому поводу не
выражал публично, по крайней мере, неудовольствия какого-нибудь.
- Мне рассказывали, что Иван Петрович Павлов тоже высказался против того,
чтобы Капица ехал заграницу.
- Я думаю.
- Павлов ему напомнил, против кого он будет работать в Англии - против
России! Хотя Павлов не любил коммунистов...
- Не любил, - согласился Молотов.
- А был патриотом России.
- Конечно... Он мне говорит, когда мы сидели с ним: "Я хорошо знаю деревню
и слежу, что выйдет из вашего эксперимента, - он экспериментом называл
коллективизацию. - Я знаю хорошо крестьянина, знаю, что он может стонать и
молчать, а вот вдруг он к старому захочет вернуться от ваших колхозов, что
вы будете делать?" /Молотов - Чуеву/.
"На кладбище мы пробыли с полчаса и поехали в дом на улице Грановского,
где помянули Полину Семёновну.
Мне выпало большое счастье, - сказал Молотов за столом перед гостями, что
она была моей женой. И красивая, и умная, а главное - настоящий большевик,
настоящий советский человек. Для неё жизнь сложилась нескладно из-за того,
что она была моей женой. Она пострадала в трудные времена, но всё понимала
и не только не ругала Сталина, а слушать не хотела, когда его ругают, ибо
тот, кто очерняет Сталина, будет со временем отброшен как чуждый нашей
партии и нашему народу элемент". /Молотов - Чуеву/.
* * *
Из-за всё-таки налетевших комаров она заснёт лишь под утро. И приснится ей
рыжая Альма, пропавшая в далёком детстве собака, которую повсюду
безуспешно искала и оплакивала Яна, и тогда, и потом в снах, находила на
несколько мгновений, прижимала счастливо к себе, дрожащую и повизгивающую
от восторга, и тут же просыпалась. Или приходил другой сон, оставалось
лишь ощущение тёплого трепещущего тельца и тоска по этому ощущению.
Но в нынешнем сне Альма по-хозяйски, как в детстве, проскользнёт в дверь,
возьмёт из миски кость и ляжет у порога. А на безмолвный вопрос Яны
стукнет хвостом, не отрываясь от кости, и тоже безмолвно скажет - Да, я
здесь живу, и жила всегда, с тех пор как ты меня искала, когда была
маленькой, и потом в снах, и вот теперь ты нашла меня, и отныне мы будем
вместе.
Сон был настолько реальным, что Яна, открыв глаза, глянет первым делом на
дверь, и не увидит, разумеется, никакой Альмы. Но тоски не будет, а
спокойная уверенность, что она где-то здесь, скорее всего в саду, или
возле ганиного домика, или убежала на дорогу по собачьим своим делам. И
стоит лишь позвать - солнечным бликом мелькнёт среди зелени её лисий хвост.
Яна стояла на балконе, чувствуя на щеке и руках едва ощутимое тепло
разгорающегося где-то за придорожными тополями солнца. И сад, и дом, и
вьющаяся каприфоль, и другие цветы там, внизу, тоже повернувшиеся к солнцу
в блаженно-трепетном предвкушении жаркого дня, - странно, всё здесь, как и
Альма, будто давным-давно ждало её.
Всё, кроме людей, разбредшихся по саду - в одиночку, по двое, группами - с
книгами, лопатами, тяпками, лейками. Каждый делал своё дело - рыхлил,
полол, поливал, читал на скамье, так же подставив щёку разгорающемуся
солнцу. Они отторгали её, хоть и улыбались, кивали, но как-то натянуто.
Впечатление это было ещё более ощутимым, чем вчера - впрочем, натянуто они
были и друг с другом - Яна ожидала увидеть некое восторженное
экзальтированное слияние в едином молитвенном порыве - ничего такого.
Никогда прежде не встречала Яна такого странного разобщения - даже за
прополкой на одной грядке - каждый сам по себе. Ни словечка, никакой
попытки сближения. Вот двое спорят на скамье, горячо, страстно, о чём-то
Иоанне непонятном. Выяснили, что к чему, и сразу же, совершенно потеряв
интерес друг к другу, разошлись. И даже утренним молитвам на веранде
внимали хоть и вместе, но всё равно каждый сам по себе...
Только дети были вместе - перешёптывались, перемигивались,
переталкивались, чтобы по окончании молитв с родительского разрешения
выкатиться единым ликующим клубком с веранды, через сад и сквозь забор.
- Ку-паа-ться!..
Яна последовала за ними. В заборе оказалась калитка, за калиткой -тропинка
между чужими заборами. Заборы кончились, начался лесок. Яна сняла туфли и,
роняя их то и дело, добежала по тропинке до круглого лесного озерца,
наполовину затянутого ряской и кувшинками. Там, где, видимо, помельче и
почище, плескалась малышня. Мальчик постарше зорко следил, чтобы никто не
утонул.
- Дальше коряги нельзя! Вера, ты знаешь, что такое послушание?
Иоанну мальчик приветствовал чем-то вроде поклона. Она узнала Егорку
Златова. Хотелось искупаться, но бельё её мало походило на купальник.
- Всё, живо выходим, и на солнышко вытираться! Скорей, я вам стрекозу
покажу.
Деликатно уводя детей, Егорка протянул ей полотенце:
- Возьмите, вернёте маме. Мы вас подождём, здесь местами очень глубоко.
- Идите, ничего со мной не случится, - улыбнулась Иоанна.
- Никогда так не говорите, это гордость. Всё во власти Божией.
От его неулыбчивого взгляда ей стадо не по себе. Ну и мальчик! Пока она
пыталась плавать, путаясь в водорослях, он вытирал детей, одевал, не глядя
в её сторону, и всё же - спиной, что ли? - почувствовал, что она выходит
из воды. И только тогда исчез вместе с детьми.
И у калитки он ждал её, чтобы закрыть изнутри на задвижку.
- Собаки забегают, грядки топчут, - пояснил он. Мама просит вас к завтраку.
- Благодарствую, - в тон ему сказала Яна.
Кувыркнулось сердце - на скамье поджидал её Ганя. Неужели она так никогда
и не привыкнет? Он спросил испуганно, когда она собирается уезжать, она
ответила, что никогда не собирается, вот только привезёт кое-что
необходимое и засядет писать с дядей Женей детектив. Ганя поначалу решил,
конечно, что она шутит, потом просиял:
- Вот и хорошо, привезёшь мне краски... Я молился, чтобы ты не уехала.
Какое у него лицо!.. Она опять подумала, что к счастью, видимо, невозможно
привыкнуть. Что его труднее, оказывается, выдержать, чем горе, что от него
тоже разрывается сердце, и всё время хочется плакать. И вообще умереть.
- Пожалуйста завтракать, - позвал снова Егорка.
Все уже сидели за столом на веранде. По лицам Вари, Глеба, и деда Иоанна
поняла, что разговор состоялся. Дед, видимо, плёл про детективное
соавторство, Глеб сверкал угольными своими глазищами. Варя оправдывалась,
что Яна ведь может и в машине своей поселиться, или где-то неподалёку,
очень даже запросто. Так или иначе, худшее, видимо, было позади. Прочли
молитву, съели по тарелке вермишели с томатным соусом "Южный" и свежей
зеленью, выпили кто чаю с вареньем, кто черный кофе с сахаром - на выбор.
Ели-пили молча, только когда обнаружилось, что дед пьёт кофе с вареньем,
Варя не выдержала.
- Нет, дядя, ты меня сегодня уморишь...
И напрасно он доказывал, что отдельно пьёт кофе и отдельно ест варенье, -
все не то чтобы смеялись, но оживились. И оттаявший Глеб сказал, что раз
на то пошло, он просит Иоанну ехать не сегодня, а завтра, после обеда,
чтобы доставить в Москву отца Киприана. На что та, разумеется, согласилась.
Новые ганины работы ей в тот день посмотреть так и не удастся -
успокоенный, что она никуда не исчезнет, он сразу же после завтрака
скрылся в мастерской, сказав ей: "Приходи"... Но она не стала мешать,
осталась на половине Глеба /флигель был разделён надвое/, что Глебу
понравилось. Было трогательно наблюдать, как он ревностно опекает Ганю,
считая, видимо, что сам Господь поручил ему ответственнейшую эту миссию.
Потом в отсутствии Гани он сам ей покажет его последние работы на
Евангельские сюжеты - "Вифлеемская звезда", "Зачем ты усомнился?" /Христос
подаёт руку тонущему Петру/, "Исцеление слепорождённого", - всё, кроме
"Преображения Господня", над которым Ганя работал все каникулы и никому не
показывал. Свет Фаворский. Тема преображения смертной плоти, победы Христа
над смертью.
Глеб попытается завести с ней профессиональный разговор о ганином
величайшем мастерстве и "новом слове" - она лишь отмахнётся, сказав, что
ничего в этом не смыслит, что она понимает вариных больных - ей тоже
хочется приложиться к руке Христа или краю одежды на Ганиных картинах и
заплакать.
Но это потом, а пока она не стала мешать Гане, - осталась в проходной
Глебовой половине среди икон, детских рисунков - тоже на духовные темы, и
самих детей, расположившихся с бумагой, цветными карандашами и красками за
длинным деревянным столом. Ей хотелось посмотреть, что они там с таким
увлечением рисуют, но она боялась Глеба и смиренно рассматривала иконы.
Потом Глеб велел вытащить стол в сад и там рисовать, чтобы не шуметь и не
мешать "отцу Игнатию". Сказано это было, разумеется, в её адрес. Яна
задержалась возле Егорки, который расчищал очень тёмную икону со сколами и
царапинами.
- Старинная?
- Да нет, начало девятнадцатого. Видите, складки на одежде, объёмность.
Вот эта - семнадцатый.
Яна выслушала небольшую лекцию, как распознавать возраст икон, что такое
"ковчег", и что краски по-настоящему следует приготавливать из различных
минералов - из малахита, ляпис-лазури и охры, что Господь даровал нам для
росписи храмов все цвета радуги - Егорка так и сказал про радугу.
- На кого он похож? - думала Яна. Тёмнорусые гладкие, на косой пробор,
волосы, по-детски нежный рот плотно сжат, напряжённый прищур тёмных, как у
Глеба, глаз - будто какая-то неведомая точка меж ним и собеседником
приковывает его внимание, будто с точкой этой, или сам с собой, ведет он
разговор, чуть оттопыренные уши...
- А это что? - спросила Иоанна про приколотый к стене детский рисунок.
За тонкой перегородкой скрипели под ганиными шагами половицы, что-то
упало, покатилось...
Это - "Жадность". Каждый рисовал свой самый большой грех. Видите, рюкзак
набит вещами, до Неба никак не добраться. Вот "Лень", "Непослушание"...
"Ложь" - чёрные птицы изо рта. "Лакомство"...
Человечек был изображён в фантике из-под конфеты "Ну-ка, отними!", будто в
гробу лежит.
- А конфеты разве нельзя?
- Просто нам это неполезно. Тело должно служить человеку, а не наоборот.
Лакомство - подчинение телу, это не хлеб. А наше тело смертное. Значит, ты
служишь смерти. Потому и гроб.
- Логично. А это - Царство Божие?
Её поразило, что дети рисовали Царствие таким же, как её сверстники
когда-то - Светлое Будущее. Прозрачные дворцы, яркие сказочные плоды на
деревьях, золотое с голубым небо... Люди с крыльями парят среди
разноцветных птиц и бабочек.
- Расскажи, - попросила Яна, - А ты как себе представляешь Царство Божие?
Егорка задумался, но тут ворвался Глеб и велел им идти болтать на улицу и
не мешать Гане. Сказано это было, безусловно, для Яны, но и Егорка стал
послушно вытирать руки. У Гани за перегородкой опять что-то упало.
В саду уже вовсю неистовствовало солнце, дети в густой тени под вишнями
старательно рисовали недельные свои грехи. И Иоанне не хотелось отходить
от домика, где она каждой клеткой блаженно чувствовала близкое Ганино
присутствие. Она села на скамью, куда ещё не пришло, но неотвратимо
приближалось солнце. Глеб покосился на неё, но промолчал.
"Это и есть Царствие Божие, - подумалось ей, - И ничего больше". Жаркий
день в Лужине, сине-золотое небо, Ганя за стеной рядом, дети рисуют свои
грехи под вишнями, грехи из прошлой жизни, ибо в новой уже ничего плохого
не будет...
- Я, кажется, знаю, - сказал Егорка, садясь рядом, - Насчёт Царствия. Это
как песенка
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я!..
Это прекрасный мир - всегда, и я - всегда. На земле так не бывает.
Иоанна печально кивнула:
- Ты вправду в это веришь, Егорка?
- Видите, дельфиниум? У него такое крошечное семечко, а смотрите, какой
вымахал куст... А семечко умерло, чтобы стать кустом. И очень красивым...
- Так ведь и куст умрёт...
- Да, потому что он во времени и пространстве. Время знаете что такое? Это
- болезнь вечности. А душа - из вечности. Вот я сам придумал
доказательство. Хотите?
- Ещё бы!
- Вот ваша душа, ваше "Я" появились на свет в определённом времени и
месте, от определённых родителей, раньше ничего такого не было. Могли вы
появиться от других родителей в другом времени и месте? Ваше "Я" - это
чудо или биохимия?
- Не понимаю, - с мальчиком-вундеркиндом Яна встретилась впервые.
- Ну, если бы Вы могли появиться от других родителей, значит, это не
сочетание молекул, ваша душа, а от чуда, от тайны.
- А если это, как ты говоришь, биохимия?
- Тогда тем более. Тогда, значит, была какая-то изначальная формула
появления вашей души на свет. Откуда она взялась, эта формула? А?
- А если одновременно?
- Одновременно? А вы положите одновременно в разные ёмкости разные
активные вещества - разве у вас получится одно и то же? А это не просто
молекулы, а душа! Значит, как ни крути, был замысел вашего появления на
свет. А замысел бессмертен. Вот Пушкин сочинил "Онегина", сколько актёров
умерло, которые его исполняли, а Онегин никогда не умрёт. И музыка не
умрёт, "Лунная соната", например...
- Но разве мы соответствуем Замыслу?
- Конечно нет, всё лишнее и плохое должно сгореть, это и есть ад. Апостол
Павел сказал, что мы спасёмся, будто из огня. Иначе нельзя - какое же
Царство, если в нём будет тьма? Представляете, вечная тьма? Вечное зло? Вы
знаете, почему Господь изгнал человека из рая?
- Вкусил запретный плод? - не слишком уверенно спросила Иоанна. Разговор
всё более увлекал её.
- Дело в том, что в раю человек был бессмертен и безгрешен, он был как
счастливый маленький ребёнок, который не знает, что есть зло. А вы сейчас
спросите меня, откуда в раю взялось зло, так?
- Ну, допустим, так.
- Бог не создавал зло. Зло - это просто - отсутствие Бога. Как тьма -
отсутствие света. Господь назвал себя Иегова, значит "Сущий". Только Он
по-настоящему есть, потому что Он всегда. Это Он сотворил время и
пространство, в котором мы живём. Мне кажется. Господь сотворил для нас
пространство и время, чтобы мы не оставались вечно злыми. Когда люди не
послушались Бога, и выбрали тьму, им нельзя было больше оставаться в раю,
потому что там есть Дерево жизни. И если бы они вкусили от него, то
остались бы вечно злыми, то есть вечно отлучёнными от Царства. И Бог
сотворил для нас временный мир, чтобы мы могли исправиться, сотворил из
ничего, из одной точки. Даже меньше точки, я читал - десять в минус
тридцать третьей степени меньше точки, представляете? Это было космическое
яйцо чудовищной плотности, и вдруг оно взорвалось, и полетели во все
стороны галактики, звёзды до расстояния в 13 миллиардов световых лет. А
потом всё это будет падать обратно и наступит конец света.
Постоянно задавать себе "вечные" вопросы и искать на них ответы было
любимым егоркиным занятием, если он не находил собеседника, то рассуждал
сам с собой. В его голове, в сердце, все время шла невидимая работа, но
этот странный мальчик совсем не был "не от мира сего", если надо было
что-то починить, разобраться, почему не качает насос, или почистить
дымоход или прибить гвоздь в труднодоступном месте, - всегда звали Егорку.
Он был физически крепким, сильным, дела все прокручивал играючи, между
прочим, но пока руки его делали, что-то внутри работало, он мог тут же
затеять разговор на высокие темы, что-то прибивая, обстругивая или
припаивая.
Но это потом, а покуда чадо Глеба и Вари поведало Иоанне, что все попытки
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг