пахнет Людочкиной "Пиковой дамой".
Тот их разговор. Сколько раз она будет потом снова и снова проигрывать его
в памяти, выискивая зловещий тайный смысл! Набирает ещё раз. Долгие гудки,
никого. Что случилось - он должен быть уже дома... Она собирается вешать
трубку.
- Да.
Короткое, отрывистое. Обычно Денисове "Да" протяжно-недовольное, будто
спросонья.
- Привет. Ты что, спал? Звоню, звоню...
- Да нет, в ванне отогреваюсь. С этой деревней... окоченел, как собака. А
у тебя?
- Нормально, стучу. Двумя пальцами. Деревню нашли?
- Вроде бы,.. - пауза. И вдруг, - Приезжай, Иоанна Аркадьевна.
- Когда?
- Сейчас. Садись в электричку и приезжай.
Снова пауза. Яна слышит в трубке его дыхание, представляет себе его лицо,
смутно белеющее на сгибе её руки, влажные после ванны волосы холодят
кожу... И будто взлетает на качелях, перехватывает дыхание. До Дениса
каких-то три часа.
- Послезавтра утром три материала сдавать. И летучка.
- Плевать. Приезжай!
Опять уносят её качели в комнату на Люсиновке, но тут же возвращают на
грешную землю. Она до боли сжимает в пальцах дырокол. Она цепляется за
этот дырокол, как Антей пяткой за землю.
- Не могу, нельзя.
- Ладно, я опять в ванну, холодно. - Тон не обиженный, не разочарованный,
просто никакой, - Ну, целую?
- Целую.
Короткие гудки. После разговора горький, как хинин, осадок. Яна с трудом
удерживается, чтобы снова не позвонить, но не вытаскивать же его вторично
из ванны! Она берёт себя в руки. С тем, что на древе их любви плоды, в
основном, горькие, она уже свыклась и примирилась.
В понедельник с утра она всё сдаст и после летучки уедет на задание. В
редакции появится к концу дня - только чтоб появиться. Краем уха слышит,
что куда-то пропал Лёнечка, что звонила его жена из Москвы разговаривала с
Жорой Пушко, который сказал, что остался вчера у знакомых в Коржах, где и
заночевал. Градов с Лёнечкой отправились на лыжах поглядеть ещё одну
деревню, Власове. Лёнечкина жена сказала, что ночевать он вообще не
пришёл, хотя они договаривались идти вместе в гости, она не дождалась и
пошла одна. Что если он налился, то должен был позвонить - он всегда
звонил или ночью, или, в крайнем случае, утром. Должна же быть в деревне
почта! Что сначала она злилась, а теперь волнуется, а у Градовых к
телефону никто не подходит.
Жора Пушко успокаивал её, сказав, что Лёнечка с Денисом наверняка
где-нибудь в загуле, что он сам от знакомой еле вырвался. Мол, не понимают
некоторые граждане, что после праздников должны следовать будни...
Значит, когда она звонила... Перед глазами возникла картина - пьяненький
Лёнечка с гитарой, фехтующие дамы на торшере, Роковая на коленях у её
Дениса...
Ещё какие-то бабы... Опять хинная горечь подкатит к горлу. Яна промолчит и
заставит себя переключиться на дела.
Вечером Лёнечкина жена дозвонится, наконец, до Дениса, который скажет, что
весь день сидел в монтажной, а о Лёнечке, слыхом не слыхал. Что, покинув
Коржи, они действительно собирались поглядеть Власово, но было уже около
трёх, на лыжах Лёнечка ходит плохо, он устал, замёрз и еле двигался, они
бы не успели до темноты, поэтому Денис побежал во Власове один, а Лёнечка
пошёл к станции.
Весь вечер и ночь с понедельника на вторник Лёнечкина жена будет
обзванивать приятелей, милиции и морги.
Его тело найдут во вторник, к вечеру. Коржинские мальчишки, заново
прокладывающие в лощине лыжню после бушевавшей двое суток метели. Лёнечка
будет сидеть, привалившись спиной к стволу корявой ели, занесённый по
самые плечи снегом и уже окаменевший. На затылочной части черепа будет
глубокая рана, и никаких следов борьбы. Судя по всему, удар был нанесён
сзади, неожиданно, после чего убийца надел на Лёнечку шапку и посадил под
дерево.
Кому понадобилось убивать безобидного Лёнечку в чужом лесу, за несколько
десятков километров от Москвы?
Ограбление, женщина? Но женщинами Лёнечка не интересовался, ценностей у
него при себе не было, а кошелёк с мелочью и железнодорожным билетом
туда-обратно лежал нетронутый в кармане куртки.
В среду вечером она, наконец-то, дозвонится до Дениса. Он скажет, что всё
это, конечно, ужасно, что только убийства ему не хватало, когда у него в
две смены монтажная, а тут милиция, следователь и хрен знает что, и вообще
он ни о чём таком не желает слышать и просит хотя бы её не касаться этой
темы.
Темы она больше не касалась, но разговор не клеился. Перед глазами маячил
занесённый снегом Лёнечка.
Четверг и пятницу, отпросившись у Хана, она безвылазно просидит дома за
машинкой. Дело будет продвигаться туго, будут лезть посторонние мысли, так
что, в конце концов, она отодвинет редакционные материалы и начнёт
сочинять историю про человека с лицом-театром, которого люди избрали
судьёй, потому что он умел разглядеть истинную суть каждого, стоящего
перед ним. И истина эта, доброта или злоба, жадность или бескорыстие,
хитрость или простодушие сразу же отражалась на его лице. Невозможно было
что-либо скрыть от этого судьи, каким бы запутанным ни казалось дело.
И вот однажды некто, причинивший людям много зла и горя, боясь
разоблачения, пришёл к судье с намерением убить его. Судья не хотел
умирать. Он поклялся, что впервые в жизни погрешит на суде против истины и
выгородит виновного. Он сдержал слово и представил дело так, что виновный
и его жертва как бы поменялись местами. Однако каждый раз, оказываясь по
воле судьи в роли жертвы, преступник испытывал её горе и страдания. А
судья смотрел на подсудимого, и на лице его отражалась истина.
Подсудимый был оправдан, но история на этом не кончилась. Яна пока не
знала, как её кончить. Не знала, что она так и останется неоконченной.
Назавтра в редакции ей выложат новости. В лощине, в двухстах сорока трёх
метрах найдены под снегом лёнечкины лыжи и палки, а неподалёку от корявой
ели ещё кое-что. Шарф Павлина! Ну этот, мессершмиттовский...
Нет, смешно было бы, конечно, думать, что Павлин убил Лёнечку. Лёнечку
вообще не убили. Установлено, что это несчастный случай - съезжая на лыжах
в лощину, Лёнечка упал, ударился затылком о торчащий из-под снега валун и,
видимо, потерял сознание. Тогда Павлин снял с него лыжи, обвязал под
мышками своим шарфом /установлено экспертизой/ и протащил Лёнечку по
лощине, по снегу, двести сорок три метра. А затем оставил под елью и
уехал. Случилось это около пяти, уже стемнело, к тому же погода была
ужасная - мороз, ледяной пронизывающий ветер, к вечеру ещё и пурга
разыгралась. Выдохся Павлин и стало ему не до Лёнечки - тут бы свою шкуру
спасти, самому добраться до станции. Ну, а далее везде.
Вот что расскажут ей в редакции. Беспощадно, не стесняясь в выражениях,
как человеку, никогда не имевшему и не могущему иметь ничего общего с этим
подонком в павлиньих перьях, который, спасая свою шкуру, бросил умирать
беспомощного товарища. Их беспощадность будет великодушием по отношению к
ней, она как бы разом отгородит, защитит её, заблудшую и прощёную, от
позора, именуемого Денисом Градовым, которого она, неопытная, доверчивая,
увлекающаяся, не сумела раскусить так же легко и сразу, как они.
"Ничего между вами не было и не могло быть. Видишь, мы совсем и думать
забыли. Забудь и ты..." Она будет молча сидеть на подлокотнике Людочкиного
кресла, медленно погружаясь в звенящую ватную дурноту. Нестерпимость этих
первых минут возмездия, их боль и стыд она воспримет как заслуженную кару.
Будут все муки ада, будет всё, кроме удивления - видимо, подсознательно
она всегда ждала катастрофы.
Крамольное её увлечение, кривая дорожка, на которую она ступила, зная, что
ни к чему хорошему она не приведет.
ПРЕДДВЕРИЕ
"Основной факт, определяющий нашу политику, состоит в том, что в своём
хозяйственном развитии наша страна вступила в новый период НЭПА, в новый
период новой экономической политики, в период прямой индустриализации...
Центр индустриализации, основа её состоит в развитии тяжёлой
промышленности /топливо, металл и т.п./, в развитии, в конце концов,
производства средств производства, в развитии своего собственного
машиностроения. Индустриализация имеет своей задачей не только то, чтобы
вести наше народное хозяйство в целом к увеличению в нем доли
промышленности, но она имеет ещё ту задачу, чтобы в этом развитии
обеспечить за нашей страной, окружённой капиталистическими государствами,
хозяйственную самостоятельность, уберечь её от превращения в придаток
мирового капитализма. /И. Сталин/
Дрянь пока что мало поредела,
Дела много - только поспевать.
Надо жизнь сначала переделать,
Переделав, - можно воспевать.
Я белому, руку, пожалуй, дам,
Пожму, не побрезговав ею.
Я лишь усмехнусь.
- А здорово вам намылили шею!
Укравшему хлеб не потребуешь нар.
Возможно простить и убийце.
Быть может, больной, сумасшедший угар
В душе у него клубится.
Но если скравши этот вот рубль
Ладонью ладонь мою тронет,
Я, руку помыв, кирпичом ототру
поганую кожу с ладони.
Не ваше счастье - счастье вдвоём!
С классом спайся чётко!
Коммуна: всё, что моё - твоё,
Кроме зубных щёток.
А в разных главках неуловимо
шофёры возят и возят мимо.
Не ухватишь - скользкие, -
не люди, а налимы.
. . .
"Заниматься любовью в виде спорта,
Не успев вписаться в комсомол".
. . .
В течение дня страну наводня
Потопом ненужной бумажности,
В машину живот уложит - и вот
на дачу стремится в важности.
. . .
В наших жилах кровь, а не водица.
Мы идём сквозь револьверный лай.
Чтобы, умирая, воплотиться
В пароходы, в строчки и в другие долгие дела.
СЛОВА АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:
Иосиф сел играть без козырей. Козыри прежние - "похоть плоти, похоть очей
и гордость житейская", правящие миром, как констатировал апостол Павел, -
не годились. О, эти старые проверенные козыри тьмы - у врагов их было в
избытке! Но Антивампирии были нужны самоотверженность, бескорыстие,
нравственная чистота, трудовой энтузиазм, готовность отдать жизнь за
революцию и "за други своя". Построить новое прекрасное здание из гнилых
кирпичей, влить молодое вино в старые мехи. Ильич перед смертью мечтал об
обществе святых, о Францисках Акцизских... У этих не было даже страха
Божия. Они крушили храмы, сбрасывали с куполов колокола, жгли иконы и
кусали руку священника, которую совсем недавно целовали смиренно...
- Да, - сказал Иосиф вслед за утопистами-мечтателями, - вот они, новые
люди - жертвенные, бескорыстные, чистые помыслами и влюблённые в дело
революции... Указал на тёмное, разрозненное злобное стадо и щёлкнул бичом.
И они поверили. Нет, не в Иосифа - никогда ни при каких обстоятельствах он
не объявлял себя богом. Они поверили в себя, в лучшее в себе.
Поверили в Образ Божий в себе, не сознавая этого. Потому что именно
состояние любви, милости и единения, которые их столь редко посещают,
когда коснётся сердца благодать Божия - и есть их подлинная сущность, а
грех - лукавая химерическая оболочка. Состояние греховной одури, сна.
Всё, что соответствует Замыслу - подлинная суть вещей. Каждый человек -
индивидуальность; неповторима и каждая нация, но они - составляющие части
единого по Замыслу Целого. Строго взаимосвязанного Богом.
Пусть они не смели не поверить, пусть щёлкал бич и они ворчали, прыгая
сквозь огненный обруч... Пусть дрессировка, страх, пропаганда - но они
слушались! Они строили плотины, города, дороги, заводы, не пухли от
богатства и чужой крови, как клопы... Не блудили, не требовали
суверенитета, разрушающего страну... Они стояли на Пути, не зная этого, и
были счастливы, ибо жили по-Божьи в атеистическом, но отнюдь не безбожном
государстве.
В коммуну душа потому влюблена,
Что коммуна, по-моему, огромная высота,
Что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина.
Заботливый отец запирает неразумных детей на ключ, заботливый хозяин
сажает неразумного пса на цепь для его же блага. Заботливый пастух
загоняет овец в надёжное укрытие, чтобы их не расхитили волки.
Что же касается так называемой демократии...
"Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по
большинству от Правды". /Исх. 23, 2/
Спаситель был отдан на распятие демократическим путём голосования.
Демократия - дать вампирам возможность свободно плодиться и жрать овец.
Красный террор - отстрел волков. Единственными оружиями Иосифа поначалу
были страх и послушание, порождённое страхом. Как они предательски,
по-вампирски себя вели, предавая других! Радуясь, что на сей раз опять "не
они"!
Ценных учёных посадили в золотую клетку, и они работали на Антивампирию.
Страх кесаря - не от хорошей жизни, но во спасение. Когда нет страха
Божия, который, как известно "Начало премудрости"...
- А как же дарованная Богом свобода?
Опять ты за своё, сын тьмы! На земле бывает лишь свобода от Бога. Свободу
в Боге на земле называют послушанием.
"К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к
угождению плоти"; /Гал. 5, 13/
Иосиф не сразу понял, кто в ответ на его детский бунт против злой
действительности, против Вампирии забрал железной рукой его разум, волю,
сердце. "Исполнись волею Моей..." Первая дерзкая попытка коллективного
спасения неверующих, попытка поставить многонациональный падший народ "на
Путь". Кесарь занялся Божьим, это была скорее религия, чем социология.
Небо, а не земля при всём прагматизме Иосифа.
Это был первый дерзкий опыт выращивания нового человека. Хомо Советикус.
"Оковы тяжкие падут, темницы рухнут..." Когда взошла "звезда пленительного
счастья" и "воспряла ото сна" Россия, когда "на обломках самовластья"
закончились кровавые разборки красных, белых и зелёных, пора переделов
собственности, идей и декретов, когда всплыла после бури грязная пена
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг