упоминать: о них скажут другие, и много, те, кто находит в этом смысл и
удовольствие.
Имант ошвартовался у подножия циклопической белой лестницы, ведущей к
замку, как дорога в небо. Бог знает, когда и кем все это строилось!
Впрочем, бог, может, и не знал, однако не проявлял к вопросу ни малейшего
интереса. Для него все это просто было. Я вспомнил, что все встречные до
сих пор в один голос с оттенком зависти называли Иманта счастливцем.
- Ты здесь живешь?
Он кивнул.
- Это моя Ларис-са.
Так и выговорил, веско, с двумя "с".
Мы поднялись, и оказались одни в просторных пустых комнатах, почти без
мебели. Изнутри обиталище Иманта казалось больше, чем снаружи, и не
поручусь, что здесь обошлось без волшебства. Тогда как весь замок мог
уместиться на ладони, по его залам можно было блуждать, играя в прятки с
эхом. Водяные блики дрожали на светло-серых гладких стенах, пылинки
танцевали в солнечных лучах, растворявших и поглощавших людей и предметы,
струившихся в высокие окна, обрамленные резными каменными решетками в
мавританском стиле. Босым ногам было так славно на прохладных плитах пола
после горячего дерева лодки и в особенности - после раскаленных
солнцепеком ступеней. Нигде ни одной книги, ни одного предмета обстановки
или декорации. Ларисса походила на внутренность чуть просвечивающей
морской раковины. Я невольно закрыл глаза и, ей-богу, мне показалось,
будто она отдаленно шумит и плещет вокруг меня. И только сейчас я понял,
как устал, за один день отмахав добрую половину года.
Мой бронзовый бог проницательно поглядел на меня и предложил:
- Отдыхай, сколько влезет. Скажешь сам, когда захочешь двинуться дальше.
В смысле, в Июль. Ешь, спи, купайся, а завтра, если захочешь, я отведу
тебя в город. Мне все равно нужно отдать эту горошинку ювелиру, - он вновь
подкинул в воздух розовый шарик. - Я хочу, чтобы ее вставили в ожерелье.
* * *
Как и обещал, на следующий день Имант повел меня в город. Ради этого он
не перетрудился: просто открыл заднюю калитку, и на нас обрушились его
краски, звуки и ароматы. Пустоту и безмолвие Лариссы мой хозяин явно
приберегал для себя. Первое - да и последующие - впечатление было такое,
будто здесь происходит панк-рок-хиппи фестиваль. Сначала меня, не при
Ирке будь сказано, поразила форма одежды местных модниц. И девушки.
Дружелюбные, как дельфины, и ласковые, как щенята. Самые скромные
щеголяли куском ткани, обернутым вокруг бедер и расписанным яркими
красками в причудливые круги и зигзаги. Многие были живописно облачены в
гирлянды цветов, скорее обрамлявшие, чем скрывавшие самое интимное, а на
любительницах экзотики и вовсе не было ничего, кроме экстравагантного
пляжного макияжа по всему телу. Из какого-то женского журнала Ирка
вычитала, будто бы в состав цинковых мазей, каковыми он наносится, входят
ультрафиолетовые фильтры, и при смывании на загорелой коже остается
причудливый светлый орнамент. Словом, на фоне всего этого пиршества плоти
даже бразильский карнавал показался бы скучным, как протестантский
псалтырь.
Никто - ну абсолютно никто - не занимался здесь производительным трудом,
и, хоть ты тресни, я никак не мог определить экономическую основу
существования этого балагана. Нет, попадались, конечно, трудоголики,
которым просто нравилось, скажем, ловить рыбу - благо она сама шла в сети,
лепить и расписывать фантазийными сюжетами горшки, добывать жемчуг или
строить лодки. Но все это делалось не на продажу, поскольку денег здесь не
было в принципе, и процветал натуральный обмен. Основу местного рациона,
как я уже заметил, составляли фрукты и рыба, и повсюду, куда бы я ни
оглянулся, царило приподнятое курортное настроение. Это был самый
многолюдный мир из тех, где мне до сих пор удалось побывать и, забегая
вперед, скажу: самый многолюдный из тех, где мне еще только предстояло
побывать.
Кто-то исполнял затейливую мелодию, выстукивая ее деревянными палочками
на бутылках, до разного уровня налитых водой. В первую же минуту меня
поразило, а потом радовало глаз и сердце обилие чистых простых цветов:
зеленого, оранжевого, желтого, красного. Солнце обрушивало наземь водопады
света, мир плескался в зелени, на пляжном песке гоняли футбольный мяч, у
каждого было то, что ему нужно для счастья, и над всем этим сумасшедшим
домом безмятежно и беззаботно, как Король-Солнце, царил плэйбойски
настроенный Июнь, шагавший впереди меня, насвистывая песенку и заложив
пальцы за ремешок шортов.
Всюду, где бы он ни проходил, его приветствовали возгласы, вокруг
собиралась толпа, иной раз его сопровождала целая процессия. Ему
предлагали цветы и фрукты. Девушки разворачивались к нему, как цветы к
солнцу. Ах, эти девушки Июня, тугие, как резиновые мячики, с цветком в
волосах, который всякий раз что-нибудь значит, с голубыми жилками на
бронзовых бедрах... Если бы эта человеческая общность вздумала поднять над
собой флаг, над их головами, без сомнения, взвилось бы дамское бикини. В
общем, этот рай был явно не для моралистов и старых дев.
- Неплохо бы глотнуть чего-нибудь освежающего, - произнес Имант. И боги,
оказывается, потеют. - Дим, как ты?
Он не успел закончить фразу, как перед самым его носом столкнулась синяя
банка "Пепси" и бутылочка "Кока-колы", с двух сторон протянутые двумя
смуглыми руками. Тишина оборвала все песни и шутки, которыми
сопровождалось шествие летнего короля. Девушки попятились. Население
разделилось на Синих и Красных. Насупились брови. Руки, словно невзначай,
легли на пояса, в складках саронгов обрисовались ножи. Бутылки, только что
поднесенные к устам, удобно перехватывались за горлышко. Миг - и вспыхнет
поножовщина. Имант мельком оглядел тот лагерь, и этот, протянул руку... и
взял яблоко. Мне достался апельсин. Момент разрешился чьим-то облегченным
смехом, и все продолжилось с точки прерывания.
Вот так оно здесь и было. Поймите меня правильно. Я простой
постсоветский, затюканный на работе интеллигент с отпуском в ноябре. Весь
год я мечтаю об отдыхе у моря, где-нибудь в черноморском пансионате, а
летом - о деньгах на этот самый отдых. Не судите меня строго. Я остался.
Не знаю, сколько прошло времени: неделя, или, может быть, месяц. Я не
считал. Дни были блаженны пустотой, а ночи - коротки. Мир благоухал. К
тому же, всегда находилась какая-нибудь девушка... В конце концов, мой
циничный медик говаривала, что склонна верить в мужскую верность не более,
чем в благородство ментов или бескорыстие учителей. Если мужчина
утверждает, что не может жить без какой-то определенной женщины, то это,
скорее всего, красивое поэтическое преувеличение. Оправдывался я, когда не
забывал это сделать, тем, что никогда не запоминал их имен.
Благословенна будь Норна, кем бы она ни была. Когда и где еще мне
представилась бы возможность почувствовать себя плэйбоем? Задумываясь
теперь, должен сказать, что эта часть моего приключения более всего
напоминала эльфийский бал в английской легенде: проходит, кажется, всего
одна ночь, глядь, а минули-то столетия. Нетинебудет, страна Питера Пэна,
где потерянные дети живут в свое удовольствие. Вот разве что повзрослели
лет на десять-пятнадцать и открыли для себя прелести свободной любви. Что
одновременно и испортило чудесную детскую сказку, и перевело ее в разряд
увлекательного чтива для считающих себя взрослыми подростков. Возможно,
имело бы смысл сравнить их с обитателями фармеровского Мира Реки, но на
самом деле здесь было больше разницы, чем сходства.
Вспоминаю, что Иманта в те времена я видел довольно редко. Бог
бездельников на каждый день выдумывал себе новое развлечение: то он опять
отправлялся ловить жемчуг, то выходил на охоту за Большой Рыбой, то
катался на крутой волне на доске для серфинга. Арканил и объезжал
мустангов, выступал в родео, играл во все пляжные виды спорта, ни в чем не
стремясь к первенству, ибо, как мне казалось, был начисто лишен
честолюбия. Своим бездельем он был занят по горло. Частенько, впрочем,
оказывалось, что его опять кто-то соблазнил. В этом отношении Имант
представлял из себя не субъект, а скорее объект, весьма, надо сказать,
благодарный и щедрый. Прекрасная часть человечества готова была буквально
носить его на руках, и я одновременно и подражал ему, и завидовал, и
прикалывался, ибо если о боге лучше всего говорит мир, сформированный его
личностной доминантой, то я полагал, что все о нем знаю.
Не представляю, насколько бы я на самом деле мог выпасть из процесса,
когда бы не сам Имант. Однажды я, сидя на прохладных камнях, прямо на
полу, в одном из просторных залов Лариссы, хватал ртом ее божественный
освежающий воздух. Бронзовый бог ворвался в двери и встал надо мной.
- Ты, однако, не торопишься двинуться дальше, - без обиняков заявил он.
Я изумленно воззрился на него, потом медленно поднялся. Я помнил,
разумеется, что он здесь хозяин, но не могу сказать, как мне стало обидно.
- Я так понимаю, ты меня гонишь?
Минуту мы топтались друг против друга, плечо к плечу, глаза в глаза,
иллюстрируя известную сценку из Тома Сойера, а потом он неожиданно
уступил. Присев на корточки, он посмотрел на меня снизу вверх. Серьезным
взглядом маленького мальчика он владел в совершенстве.
- Каждый из них, - он мотнул головой на город за плотно закрытой дверью,
- когда-то пришел сюда, как ты. Имея перед собой какую-то цель впереди.
Спроси сейчас любого, он только взглянет на тебя с недоумением. Сказать по
чести, Дим... я бы ни за что не остался.
- Почему ты хочешь, чтобы я ушел?
- Мне нужен предлог, чтобы проникнуть в июль, - честно ответил Имант. -
Меня там не слишком привечают. Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Идет?
Предположение о том, что бог тоже нуждается в помощи, сперва ошеломило
меня своей кажущейся нелепостью, равно как и предложенная схема "ты мне -
я тебе". Раньше мне удавалось передвигаться задаром. Но все же я понял,
что он победил. Он растолкал меня, быть может, уже в самый последний
момент, когда я начал забывать. Но более всего меня поразила мысль, что
если я сейчас же не сдвинусь с места, то могу никогда не увидеть лики
остального полугода.
- Уговорил, - сказал я ему. - Идем? Ключ... не забудешь?
- Да, Ключ...
Имант оторвался от меня, вроде бы бесцельно прошелся по комнате, нагнулся
и поднял с пола красивую витую раковину величиной с две ладони, с розовыми
шипами и перламутровым нутром. Встряхнул ее, поднес к уху, прислушался,
кивнул удовлетворенно.
- Ага, вот она. Сойдет.
В другой руке я заметил у него пресловутое жемчужное ожерелье, что
позволило мне сделать некоторые предположения относительно характера
следующего по очереди духа. И все же, надо сказать, я покидал этот бедлам
с некоторым сожалением.
7. Июльские грезы под дождем
На этот раз мы материализовались - пора, наконец, приставить к делу
слово, наилучшим образом иллюстрирующее способ моих передвижений - в
настолько неожиданном месте, что я временно потерял дар речи.
Мы очутились среди четырех бревенчатых стен, на тесной деревенской кухне,
где со всех сторон что-то пыхало, шипело, шкворчало и брызгалось
раскаленным маслом. Но тесно здесь было вовсе не потому, что ее так
неудачно расположил планировщик, или кто-то пожалел на нее леса. Прямо
перед нами стояла брюнетка баскетбольного роста и экзотической наружности.
Она стоила того, чтобы задержаться на минутку и описать ее, тем более, что
все равно преграждала нам выход.
Ее лицо было несколько более смуглым, чем обычно встречаются в средней
полосе России, а именно в этот регион нас занесло, судя по обстановке,
меблировке и виду из окна. Губы у нее были как спелые вишни, глаза - как
сентябрьские звезды, кожа - как смазанная жиром сковорода. Все ее восемь
пудов облекало ситцевое платье в веселый мелкий цветочек, натянутое
настолько туго, что мне становилось страшно, когда она шевелилась, а на
балконного размера груди трепетал до смешного крошечный золотой крестик,
выдававший то ли полную безграмотность дамы в вопросе веры, то ли
предрасположенность к ее римско-католической версии.
- Явился? - сказала она, обдавая нас антарктическим холодом. - Не ждали!
Поистине, я не знал ни что ей сказать, ни как проскользнуть мимо нее. Еще
один веский довод не покидать благословенный июнь. Потом сообразил, что
все сказанное относится не ко мне.
- Твоему негостеприимству, Афродита, - ответил ей Имант, одновременно
совершая какой-то очень сложный маневр плечом, в результате которого я
оказался вытолкнутым вперед, - нет ни малейшего оправдания. Цель моего
нынешнего визита сугубо деловая.
- Знаю я твои дела, король бездельников! - отмахнулась от него Афродита.
- К твоему сведению, я всего лишь сопровождаю своего гостя. Ты достаточно
сведуща в местных делах, чтобы понимать: в обход вас в Август дороги нет.
- Сам-то мог бы и не припираться, - буркнула Афродита, одаряя меня не
слишком ласковым взглядом, однако, смиряясь с моим присутствием,
соблаговолила все же спросить: - Молодой человек, кто теперь президент в
Гондурасе?
Я только рот разинул, и с большим трудом подбирая надлежащие обороты, на
каждом шагу извиняясь, объяснил, что не располагаю сведениями подобного
рода. Выражение ее лица при этом я мог истолковать единственным образом:
субъектам, столь далеким от политики, нечего болтаться туда-сюда по Высшим
сферам.
- Афродита, - вновь миролюбиво вмешался Имант, и я подавил судорогу
совершенно непристойного смеха, которая скручивала меня всякий раз, как он
произносил ее имя, - ты же видишь, мы с белым флагом и без оружия.
- Твое-то оружие всегда при тебе, охальник!
- Да, - высокомерно согласился Король-Июнь. - Я сражаюсь улыбкой. И
побеждаю!
С этими словами он движением профессионального регбиста поднырнул под
занесенную скалку и исчез в дверях. Афродите, если она не желала потерять
лица, оставалось только смириться и пропустить меня следом.
Оказывается, это был большой деревянный дом, похожий на те, что можно
увидеть в привилегированных дачных поселках вроде подмосковного
Переделкино или питерского Комарово. Довольно долго я никак не мог
определить источник легкого шороха, сопровождавшего нас повсюду во время
наших перемещений по комнатам, потом догадался, что это мелкий летний
дождь шелестит по шиферной крыше. Знаю я эти дожди. Нудная многодневная
ностальгическая морось, от которой огурцы покрываются мучнистой росой, а
земляника заболевает серой гнилью. Странные предпочтения у местного духа,
за которого я сперва, с перепугу, едва не принял Афродиту. Вряд ли даже
ради ее прекрасных глаз и необъятных форм Имант стал бы самолично добывать
жемчуг.
Я готов был ошибиться еще раз, когда в гостиной мы наткнулись на молодую
девушку, выразившую при виде моего спутника совсем иные чувства.
- Ну наконец! - воскликнула она, бросая веничек из перьев, которым
обметала пыль с фарфоровых статуэток. - Мы все тут уже позеленели и скоро
заквакаем.
Ага, сообразил я, это его Пятая колонна. У меня возникло и ширилось
подозрение, что Имант, помимо всего прочего, готовит соседскому месяцу
нечто вроде аннексии. Девушка, кажется, была вполне в его вкусе, такая же
оживленная, инициативная и хорошо сложенная, как его бронзовотелые
вакханки, с упругой свежей кожей, блестящими глазами и каштановыми косами,
такими длинными, что, по моим расчетам, она могла бы на них сидеть, не
особенно запрокидывая голову. Обыкновенно явления Иманта свету
сопровождались целыми стадами нимф вроде этой, однако именно с нею он был
особенно сдержан.
- Привет, Бируте, - сказал он ей. - Как у нее дела? Чем занимается?
Пухлые губки обиженно надулись.
- А что ей сделается? Целый день не то дрыхнет, не то мечтает под шум
дождя. Ей нравится!
- Вот, - Имант подтолкнул меня локтем, - знакомься. Это Дмитрий. Недавно
из Внутреннего Мира.
С его стороны это было самое настоящее свинство, ведь он совершенно
сознательно приносил меня в жертву. Впрочем, справедливости ради следует
отметить, что и в друзья мне он никогда не набивался. Условлено же было,
что он помогает мне до тех пор, покуда ему это выгодно. А кроме того,
по-моему, было бы абсолютно бесполезно взывать к этике такого, как Имант.
В мою сторону немедленно состроили брезгливую гримасу, я только плечами
пожал, и спустя минуту презрительного молчания Бируте наконец раскололась.
- Давно отдыхали в Юрмале?
- Девочка, - ответил я ей, - в Юрмале теперь отдыхают только аборигены,
потому что, чтобы туда попасть, нужно оформлять визу и загранпаспорт. И
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг