Внезапно нога не встретила опоры, и он поехал вниз. Ступенька была
невысока - метра три, но, встав и попробовав рукой камень, он
почувствовал, что назад пути уже нет. И он снова пошел вперед с упорством
обреченного. Невозможно было поверить, чтобы такой ручей мог пропилить в
скале эту дьявольскую щель.
Он уже не чувствовал, сколько прошло времени, когда ему показалось, что
тьма впереди как-то поблекла. Еще через несколько десятков шагов явно
забрезжил свет. Выход. Там солнце, небо и, кажется, река. Да, это река.
Последняя. За ней владения того, к кому он идет за помощью. Он подошел к
берегу и оценил силу реки. Вспомнились слова Зоар-хана:
"Если реку не перейти вброд, иди влево к востоку до озера; если она мала,
иди вправо. Переправляйся у озера, оттуда есть тропа".
Река была трудна для брода, и он понял, что слишком забирал к западу в
последние дни. Теперь Степан стал особенно осторожен. Вдоль реки шла
старинная тропа и, по словам сиахпуша*, одного из пленников рудника, были
даже крепости. На исходе второй ночи он наконец вышел к озеру. Весь его
южный берег был основанием гигантской горы, целиком от подножия до вершины
закутанной в снега. Ее холодное дыхание морозило щеки. Голубоватые льдины
плавали в спокойной воде озера. Не надеясь на свои уже раз отказавшие в
холодной воде ноги, Степан лег на льдину и, гребя руками, объехал устье
реки, где она сразу же уходила вниз водопадом. Он сошел на берег и
медленно сел на камень. Вот и все. Озеро как бы отгородило весь огромный
путь, пройденный им за последние тринадцать лет. Впереди была
неизвестность, а за ней путь вокруг света к родным берегам. Но радости не
было. Какая-то смутная тоска сидела в нем. Сегодня ему вообще было не по
себе. Почему-то болело под мышками...
Тропа показалась скоро. Это была давно нехоженая тропа. Но опытные глаза
Степана хорошо ориентировались в ее изгибах. На другой день удалось
подстрелить молодого орла, и снова у него была пища. Еще через два дня
тропу перегородил синий плоский камень. Это было, по-видимому, надгробье.
Незнакомая вязь покрывала полированную сторону. Степан достал карту.
Письмена совпадали.
На следующее утро он проснулся от сильной боли. Болело в паху и под
мышками. Холодный пот покрывал лицо и грудь. И все же он встал и, шатаясь,
побрел вперед. А что ему было делать? К полудню тропа исчезла, начинались
овринги. Ему говорили на руднике об этой последней опасности в пути. В
отвесные скалы кое-где были забиты прогнившие деревянные клинья, от клина
к клину, где подвязанные ссохшейся веткой, где просто свободно лежали
бревнышки. Иногда они опирались на выступы скал или на подложенные камни.
Степан чувствовал себя так плохо, что, боясь упасть, пополз по оврингам,
повернув лицо к прохладной, местами поросшей рыжим мхом скале.
К полудню появился последний ориентир - гигантский острый пик в окружении
трех меньших братьев. Оставалось верст пятнадцать. Слева от пика в начале
зеленого ущелья он увидит крепость. Там ждут его признательность,
удивление окружающих и покой. А покой был нужен сейчас. Каждое движение
отзывалось в голове и груди. Начало сводить спину. Внезапно один из кольев
затрещал. У Степана не хватило сил перескочить на следующее бревно, и он
пополз вместе с клонившимся бревном вперед, потом соскочил с него и упал,
тяжело ударившись грудью, на выступ скалы метрах в трех ниже овринга.
Бревно поехало дальше и, перекатившись через край уступа, скрылось в
пропасти. Звук упавшего бревна донесся через продолжительное время.
- Высоко, - безразлично подумал Степан.
К оврингу вела небольшая щель. Несмотря на слабость, он сможет проползти
по ней. Вот только полежать надо, отдышаться. Он распахнул рубаху, чтобы
немного освежиться, и увидел на груди и животе как бы идущие изнутри
светло-красные величиной с вишню пятна. Судорожно сдернув одежду, осмотрел
подмышки. Там тоже были пятна, они казались уже багровыми и чуть
выпуклыми. Картина мертвого поселения сурков на мгновение мелькнула перед
глазами и исчезла. Это был красный мор! От него подохли сурки, заразив и
его. Теперь он был обречен. Доползи он даже до крепости, первый же воин
или крестьянин убьет его. И он ничего не успеет сказать, не зная языка.
Беспощадный закон стран, где знают эту болезнь, требует немедленного
убийства любого чужеземца, даже посла, занесшего красный мор. Иначе
погибнет все государство, десятки и сотни тысяч людей.
Теперь можно было отдохнуть... Еще два-три дня, и его труп сам свалится
вниз от порыва ветра. С начала и до конца побега он был один в этом чужом
и суровом мире. И не было ни свидетелей, ни судей его подвигу и его вине.
Он не сдержал слова, данного во тьме пещеры. Своей неосторожностью обрек
на смерть три десятка людей. А ведь они всю жизнь будут ждать помощи...
Еле слышное цоканье копыт возникло из забытья. Далекие неясные тени
показались в ущелье. Вскоре они исчезли, и снова все стало тихо. Только
чуть слышно пел ветер в скалах, да еле видные в синеве продолжали свой
бесконечный брачный полет орлы. Туман снова пеленой покрыл глаза и
сознание. Потом зрение вернулось. Трое людей, держащиеся за хвосты
лошадей, стояли перед разрушенной частью овринга. Один из них, с черной
курчавой бородой, в белоснежной чалме и дорогой одежде, видимо кто-то из
местных военачальников, встал на колени, внимательно всматриваясь в лицо
лежащего Степана. Несколько секунд Степан колебался. Что делать?.. Надо
передать карту, но как велика опасность заразить встреченных страшной
болезнью, и кто эти люди? В чьи руки может попасть карта и судьба
пожизненных рабов рудника?
Глаза незнакомого военачальника были суровы, но благожелательны. Смуглое
лицо без признаков монгольской крови красиво и надменно. Решение пришло
неожиданно. Страх исчез вместе с болью в груди. Воин и руководитель воинов
не мог не понимать карт. Но понять карту - еще не значит понять смысл ее:
знак в месте тайного рудника. И все же это был последний шанс, последний и
для Степана, и для пославших его людей. Медленно - страшная болезнь уже
тронула мышцы рук - Степан начал расстегивать рубаху, добираясь до
спрятанного на груди мешочка с картой и рубином. Резкий, гортанный вскрик
наверху полоснул как удар плети. Вздрогнув, Степан глянул на овринг и
понял - конец. Искаженное страхом и гневом лицо военачальника и один из
его спутников, снимающий с плеча лук. Они заметили красную смерть,
запятнавшую его тело. Степан лихорадочно разворачивал карту, молча глядя
на натягивающуюся тетиву лука и поблескивающий вороненой сталью наконечник
тяжелой стрелы. Все решали доли секунды.
- Стой! - отчаянно крикнул Степан, расправив карту и и выставив ее вперед,
точно щитом заслоняясь от дрожавшей стрелы.
Глаза военачальника равнодушно скользнули по карте, лицо еще более
потемнело, отрывистые слова приказа как приговор глухо прозвучали в тишине.
- Зоар-хан! - крикнул Степан, прощаясь с теми, кто послал его, и видя
медленно разжимающиеся пальцы лучника.
Тонко свистнула стрела, оцарапав плечо. В последний миг неуловимо быстрое
движение рук старшего сбило прицел лучника.
- Зоар-хан?!
Столько надежды и боли было в крике военачальника, так стремительно встал
он на колени, чтобы быть ближе к карте, что Степан понял - этот человек
знал Зоар-хана. Отрывочные слова сверху приказывали, просили, умоляли.
Степан не понимал их, но чувствовал - человек спрашивает: где Зоар-хан,
что с ним, жив ли он?
- Здесь он, здесь, - твердил Степан, - показывая на знак в верхнем правом
углу карты, и слезы катились по его исхудавшим заросшим щекам.
Радость одержанной победы, огромное, ни с чем не сравнимое чувство
выполненного долга затмило недавний страх умереть не дойдя, предав тем
самым товарищей. Еще что-то спрашивал его человек с овринга, но Степан уже
плохо слышал, неумолимая черная стена забытья росла перед глазами. Собрав
последние силы, он показал жестами работу с лопатой и кандалы на руках
пленников рудника. Взволнованные голоса наверху затихали, как бы
отдаляясь, хотя Степан по-прежнему видел возбужденные лица почти рядом...
...Вечерние тени скрыли ущелье, когда сознание вернулось к Степану. Рядом
лежала расшитая золотом сумка с пищей и маленький бурдюк. Люди исчезли.
Овринг был пуст. И овринг был уже не тот. Около десятка саженей его было
разрушено. Выдернуты даже клинья из скал. Уходя, незнакомые люди надежно
обезопасили свой край от алой смерти. Без овринга этих скал не сможет
одолеть и полный сил охотник.
Глаза Степана равнодушно скользнули по гладким скалам. Он не осуждал
ушедших людей. Смертельная опасность, которую представлял он для живущего
в этих ущельях племени, делала их поступок единственно правильным. Никакая
благодарность со стороны военачальника к умирающему не могла пойти дальше
оставления продуктов и воды, которые, впрочем, и не понадобятся ему.
Постепенно боль в мышцах затихала, состояние мира и покоя овладевало
Степаном. С таким, наверное, чувством умирали на его невообразимо далекой
родине смертельно раненные на поле боя люди, глядя вслед уходящему с
победой войску.
Пройдет два-три дня, и топот копыт разбудит сонное ущелье. Отряд
вооруженных людей промчится другой горной тропой на выручку далеких
пленников. И лишь немногие посвященные окинут быстрым любопытным взором
дальнюю скалу у разрушенного овринга, приметив маленький, сливающийся с
ней неподвижный силуэт...
Тени гор стали лиловы. Туман забытья уже не отпускал лежащего Степана.
Белые лебеди, любимые и нежные птицы его родины, показались на гаснущем
небе. На большой высоте они неслись на юг. Внезапно темно-вишневые пятна
появились на белоснежном оперении вожака. Беспомощно взмахнув крыльями, он
исчез во тьме ущелья... Призрачные тени возникли из мрака, где скрылся
погибший лебедь. Отряд спешил на выручку тем, кто послал Степана. Не
оставляли следов бесшумные копыта, не свистел ветер в застывших,
разлохмаченных скоростью гривах, не гнулись шаткие бревнышки овринга под
тяжестью летящих коней. Безмолвными серыми птицами перелетел отряд
разрушенную часть овринга и исчез за поворотом...
Раскрылись дальние горизонты, расступились глубокие ущелья и грозные горы.
Весь путь, необозримый, пройденный Степаном, лежал перед ним как на ладони.
Летели искры из-под копыт, и тонули лошади в ледяной воде озера.
Высушенные беспощадным солнцем заоблачные пустыни изнуряли людей. Холодные
горные потоки, где катятся по дну камни, глухо стуча, как жернова, сбивали
с ног коней и уносили их вместе с людьми к водопадам, откуда нет возврата.
Островерхие шапки степных стрелков-лучников мелькали за дальними склонами
и падали, цепляясь за гривы, сбитые стрелами люди. А отряд шел все дальше
и дальше к долине черных смерчей, к голубым льдам и холодным скалам богом
проклятого ущелья...
Вот и черные смерчи остались позади. Отряд начал последний свой подъем по
голубым льдам перевала. Но все видели глаза лежащего на уступе Степана,
ибо все выше поднимался он над хребтами к синему небу...
Замирали обессиленные животные, и падали на колени люди, прикрывающие
руками глаза от ослепительного сияния солнца и снегов. Уже позади перевал.
Бесшумно, как призраки возмездия, появились спешенные воины на старой чуть
приметной тропке. Короткий вскрик часового, и чернота пещер поглотила
людей. Отчаянное сопротивление надсмотрщиков и охраны, сражавшейся без
всякой надежды на пощаду, сломлено. В едва мерцавшем свете факелов
пленники разбивали кандалы и волокли к выходу тела своих недавних палачей.
А в углу, держась за руки, стояли два похожих, как братья, человека.
Молча, словно лишившись дара речи от обретенного счастья, смотрели они в
глаза друг другу...
Рассеялся туман в глазах и мыслях Степана. Опять он был один на уступе,
только чужая сумка рядом напоминала о том, что тяжкий его труд не пропал
даром, те, кто послал его, могут надеяться на избавление.
Шли часы. Не слышно было стука копыт отряда, идущего по его зову на север.
А может, он уже прошел мимо, пока в забытьи вел его Степан обратно своим
путем.
В своей бурной и полной опасностей жизни Степан не раз думал о смерти. Как
любой разумный человек, он боялся ее, но давно уже сказал себе, что если
смерть станет неизбежной, то он встретит ее грудью и в последний миг
глянет ей в лицо. А сейчас он, больной и немощный, обречен ждать
бесславного, мучительного конца, подобно сурку у темного отверстия норы...
Прошло много времени, прежде чем он решился. Теперь, после встречи с
людьми, принявшими от него тайну карты, он имел право на это.
В последний раз Степан посмотрел на безмолвные горы и подернутые
предвечерней дымкой пройденные им дали. Потом выбросил уже ненужный лук и
крикнул в последний раз, как кричали когда-то вольные люди, созывая друзей
на Новгородское вече, оттолкнулся от скалы и бросился вниз. Падая, он
повернулся лицом к солнцу. Голубое небо с редкими облаками хлынуло в
глаза. Облака превратились в снег, густо покрывший Ивановскую площадь.
Веселые и вольные люди гуляли по ней от края до края. Широкая, мощная
песня понеслась над толпой. Шли стрельцы. И тут с неба, с колокольни Ивана
Великого, грянул первый удар колокола. Громовым раскатом отозвался он в
затылке и спине. Голубое небо разлетелось кроваво-красными брызгами. Потом
все померкло...
... Темнота постепенно превращалась в полумрак. Сначала смутно, потом все
явственнее проступали контуры окружающих предметов. До фантастичности
ясная картина далекого прошлого отступала в глубь сознания, становясь
ночной грезой.
Какова была подлинная судьба неведомого русского владельца старинной
карты? Сколько процентов истины в увиденном только что мною последнем
отрезке его жизни? Девяносто? Десять? Никто никогда не ответит на этот
вопрос...
Я подошел к окну. Поздний рассвет еще не пришел на смену осенней ночи.
Мокрый холодный туман стлался по едва освещенной фонарями улице...
На суше и на море. М., "Мысль", 1964. С 105 - 127
---------------------
* Летосчисдение, принятое в России до реформы Петра I - в 1700 году. 7133
год соответствует 1625 году нашей эры.
* Древнее название Китая.
* Хорезмское море (озеро) - старое название Аральского моря - Прим. ред.
* Сиахпуши - одно из древних племен Памира.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг