воспоминаний из памяти "объектов"...
Тогда чего он ждет, мой Игорь Всеволодович, и на что надеется?..
- Следующая остановка - горбольница!
Оказывается, мне уже пора выходить. Хорошо, что я не впал в дрему, как вот
этот молодой человек на боковом сиденье, иначе проехал бы свою остановку...
А юноша крепко заснул. И, между прочим, на голове у него - наушники, от
которых тянется шнур к плееру, притороченному к поясу на манер пистолетной
кобуры. Голова бьется при каждом толчке о стекло, но он не чувствует этого.
Тоже, наверное, не выспался, бедняга. Или... Неужели он не просто спит?!
- Эй, парень, проснись! Ты случайно не выходишь сейчас?
На мои толчки в плечо не реагирует. Голова безвольно мотается по стеклу,
как у мертвеца, и глаза по-прежнему плотно закрыты. Пассажиры равнодушно
взирают на мои попытки разбудить спящего. Тетка с хозяйственной сумкой,
улыбаясь, высказывает предположение о том, почему юноша не выспался ночью -
разумеется, любовные похождения...
Мгновенно покрывшись холодной испариной, я легонько бью меломана по щекам,
приговаривая:
- Проснись, парень, проснись же! Что с тобой? Где-то на заднем плане моего
сознания крутится:
"Доигрался, теоретик несчастный? Пока ты занимаешься умственным онанизмом,
они так и будут засыпать вокруг тебя, и помешать этому ты не в силах!"
Удваиваю свои усилия. Окружающие начинают с упреком коситься в мою
сторону. Уже другая тетка, более интеллигентного вида, слабо протестует:
- Мужчина, ну что вы к нему привязались? Спит и пусть себе спит до
конечной! Ну, подумаешь, выпил лишнюю бутылку пива, с кем не бывает?
Щупаю у парня пульс. Сердце работает, как часы. Впрочем, для меня это не
показатель того, что все нормально...
Снова бью парня по щеке, но уже сильнее, чем прежде.
Внезапно глаза, его распахиваются, он одурело трясет головой, явно ничего
не соображая после глубокого сна, а потом, когда сознание его проясняется
настолько, чтобы определить, кто столь бесцеремонно вернул его к яви, любитель
поп-музыки вскакивает и выкрикивает мне в лицо:
- Ты что, дядя? Спятил, что ли?
Я чувствую внезапную слабость во всем теле.
- Извини, - примирительно говорю я парню. - Я думал, что тебе плохо...
- В следующий раз, - цедит он, покраснев, мне в лицо, - думай только
тогда, когда будешь сидеть на унитазе, понял?
И, рухнув обратно на сиденье, отворачивается к окну.
У меня нет ни сил, ни желания, чтобы осадить наглеца.
Трамвай замедляет ход, и я пробираюсь к выходу, избегая встречаться со
взглядами пассажиров, которые, несомненно, полагают, что у меня не все дома...
* * *
За время моего отсутствия в больнице произошли кое-какие изменения.
К счастью, они заключаются не в поступлении новых Спящих.
Просто Солодкого и Скобаря перевели из реанимации под наблюдение
невропатологов. Похоже, что реаниматоры, следуя по проторенной дорожке, отныне
решили не терять время и силы на странных коматозников.
Так что теперь все пятеро вместе, в одном помещении.
Однако, войдя в палату, убеждаюсь, что занято лишь четыре койки. А где же
пятый? Неужели кто-то из моих подопечных все-таки проснулся, а меня забыли или
не захотели предупредить об этом?..
Так. Круглов здесь, это ясно хотя бы по тому, что рядом с его койкой
сидит, ссутулившись, как усталый ворон, его отец.
Обмениваюсь с ним приветствиями. Бывший майор подавлен и немногословен.
Трудновато ему сейчас. И в больницу он забежал лишь на несколько минут. Сегодня
ему предстоит хоронить сестру.
- Послушайте, доктор, - говорит он мне, явно не припоминая моих
имени-отчества и фамилии. - Как обстоит дело с Олегом?
- В каком смысле? - осторожно уточняю я.
- Да все в том же! - сердится он. - Он когда-нибудь проснется или нет? И
вообще, лечите вы его или как?
Стараясь выбирать обтекаемые выражения, объясняю, что срок пробуждения
Олега, как и других пострадавших, по-прежнему остается неопределенным. Что это
может случиться в любой момент. И что врачи делают все возможное. И так
далее...
- Но он все-таки проснется? - хмуро спрашивает Круглов-старший.
- Мы все надеемся на это.
Особенно я и мой шеф, но об этом моему собеседнику знать необязательно.
Помолчав, Круглов разражается гневной тирадой, из которой следует, что
лично он ждать больше не намерен. И что, едва разделается с делами, связанными
с погребением Анны Павловны, как тут же заберет сына отсюда. Даже если для
этого придется применить силу. Правда, из его уст эта угроза звучит в иной,
более конкретной, хотя и нецензурной, формулировке.
- Вы знаете, я не уверен, что это самый лучший выход, - сообщаю ему я. -
Чтобы с мальчиком было все в порядке, ему нужен особый уход. И он должен
находиться под постоянным наблюдением специалистов.
- Я готов дать любую расписку, - бурчит сердито Круглов, не глядя на меня.
- В конце концов, вы не имеете права!.. Как отец я вправе решать, где ему
находиться: тут, в этом вонючем боксе, или дома!
Пожимаю плечами:
- Поймите, это от меня не зависит, Константин Павлович. Идите к
заведующему, пусть он принимает решение...
Видимо, пора настроить Завьялова в духе непреклонного отказа всем
поползновениям родственников забирать Спящих из больницы. Мне это невыгодно. Да
и сомнительно, что родные стены им помогут...
А ведь отсутствует не кто иной, как Быкова.
В ответ на мой вопрос Круглов нехотя поясняет, что когда он пришел,
девушки в палате уже не было.
Черт знает что! Не больница, а художественная самодеятельность в колхозном
клубе!..
Разыскиваю Шагивалеева, который в это время проводит утренний обход.
Он сообщает, что девушку накануне вечером вновь поместили в реанимацию.
- Зачем? Состояние ухудшилось?
- Да нет, - качает головой Ринат. - Просто у реаниматоров возникла одна
идея, как следует выводить человека из подобной комы, и они решили
попробовать...
Так-так. Вот мы и дожили до великого момента. Еще немного - и тела Спящих
отдадут в местное медучилище в качестве наглядных пособий. А там, глядишь, и
недалек тот час, когда кому-нибудь придет в голову гениальная идея вскрыть их
череп, чтобы исследовать мозг. Причем без наркоза - зачем напрасно расходовать
анестезирующие средства!..
- Вы что, с ума посходили? - не сдержавшись, шиплю я. - Да кто вам дал
право?!
- Ну, чего ты шумишь, Лен? - грубовато останавливает меня Шагивалеев. - С
точки зрения закона мы ничего не нарушаем. В конце концов, и родственники
Быковой дали письменное согласие...
Перед моим мысленным взором возникает лицо сестры Юли, поблескивающее
золотой оправой очков.
Все ясно. Моя попытка воззвать к совести этой холеной сволочи дала прямо
противоположные результаты. "В поликлинику вас надо сдать, на опыты", как
говаривал почтальон Печкин в известном "мультике". Похоже, Аллочкой Быковой
руководили те же побуждения, когда она давала письменную индульгенцию
реаниматорам-экспериментаторам.
Наверное, вслух я выразился не столь литературно, как следовало ожидать от
сотрудника Академии наук, судя по побледневшему лицу Шагивалеева и невольно
съежившейся свите женщин в белых халатах вокруг него.
Но реакция этих людей на мои слова меня сейчас не интересует.
Несусь на всех парах в реанимацию, прыгая на лестницах через три ступеньки
и чудом не сшибая с ног попадающихся навстречу людей. Дежурная по реанимации
пытается меня остановить, бормоча, что посторонним вход в операционную вообще
воспрещен, а сейчас - в особенности, поскольку там сейчас проводится сложнейшая
операция. Не собираюсь ничего доказывать церберше в белом халате, а просто
отталкиваю ее и под истошные крики устремляюсь по коридору, в который выходят
двери операционных с матовыми стеклами.
За одной из дверей слышатся приглушенные голоса. Влетаю внутрь и вижу, что
не ошибся.
Вовремя я подоспел.
Потому что "сложнейшая операция" на самом деле оказывается изощренной
медицинской пыткой.
Над телом Быковой, распростертым на операционном столе-каталке под
беспощадным светом бестеневых ламп, склонились две фигуры в зеленых
комбинезонах и дезинфекторских масках. В глаза бросается то, что руки и ноги
студентки зажаты специальными захватами, напоминающими наручники. Как в фильмах
про маньяков-садистов... Правда, крови нигде не видно, но меня это не
успокаивает, поскольку на экране осциллографа, регистрирующего работу сердца и
мозговую активность пациентки, тянется сплошная линия.
Остановка сердца - это ясно даже дилетанту.
- Что вы делаете? - вырывается возглас из моего горла.
Люди в масках с досадой оборачиваются ко мне.
- Как вы сюда попали? Кто вас пустил? - спрашивает один из них. В его
руках - пластины дефибриллятора-разрядника, назначение которого известно
любому, кто смотрел хотя бы один фильм про врачей. - Немедленно выйдите из
операционной, вы мешаете нам работать!
Прикрыв глаза, считаю мысленно до десяти. Потом, стараясь не поддаваться
эмоциям, медленно говорю:
- Если вы сейчас же не прекратите эти варварские эксперименты, я для
начала добьюсь, чтобы вас уволили. А если больная умрет - чтобы вас судили за
преднамеренное убийство!
- А, так это ж ученый муж из Москвы, - сообщает своему напарнику второй
тип, вооруженный устрашающего вида шприцем. - Испугался, наверное, что лишится
материала для своей диссертации!..
Дверь позади меня с грохотом распахивается, и в операционную врываются два
огромных силуэта в желтых костюмах и шапочках того же цвета. Санитары, явно
намеревающиеся исполнить по совместительству функцию вышибал.
С детства не люблю, когда меня хотят схватить и тащить.
Поэтому, когда санитары устремляются ко мне, я приступаю к активному
сопротивлению. Короткий удар локтем под ребра одному, который тянет ко мне свои
огромные лапищи, и когда он сгибается, хватая ртом воздух, - удар ногой с
разворота в район крестцового отдела позвоночника. Второй, пытавшийся облапить
меня сзади, получает удар каблуком по колену и отлетает в угол после броска с
подсечкой.
Сжав кулаки, приближаюсь к операционному столу, и изверги в масках с
испугом пятятся от меня. Разумная тактика. Когда я зол, то не терплю, когда мне
перечат или сопротивляются.
Зловещая линия на экране тянется сплошной белой чертой.
Неужели поздно?!
- Выводите ее! - сквозь зубы командую я людям в зеленых одеяниях. - Вы
что, не видите, что она уходит?!
- Клиническая смерть длится всего четыре минуты, - пытается возразить
обладатель шприца. - Может быть, подождем еще немного?..
- Я сказал - выводите! - уже в полный голос рычу я и подкрепляю свои слова
соответствующими жестами и мимикой. - Убью!..
Врачи послушно возвращаются на свои места, и человек со шприцем делает
Быковой укол. Длинная игла вонзается в грудную клетку. В то место, где у всех
нормальных людей находится сердце.
Тело, лежащее на столе, вздрагивает, но не от боли - от сильного толчка.
Так реагировало бы бревно на удар топором.
Горизонтальная линия на мониторе продолжает тянуться в бесконечность, как
схематическая траектория звездолета, пронзающего пучины дальнего космоса.
- Ни фига себе! - по-детски удивляется один из силуэтов врачей. - Первый
раз вижу, чтобы стимулятор Крединга не действовал!..
В дело вступает реаниматор, вооруженный пластинами дефибриллятора.
- Заряд! - командует он. - Руки!..
И прижимает пластины к груди Юли. Короткий сухой треск. Отвратительный
запах паленой плоти. Девичье тело, кажущееся по-детски беззащитным из-за
выпирающих ребер, сотрясается, но проклятая линия упрямо продолжает зачеркивать
жизнь. Линия смерти-не зря ее так называют медики...
Еще несколько попыток оживить Спящую, с постепенным увеличением мощности
разряда, проходят безуспешно.
Я стою неподвижно, как будто меня превратили в статую. Ничего не чувствую.
Все тело свела судорога, и мыслей никаких в голове нет, кроме одной: "Нет! Она
не должна умереть, не должна!"...
Чтобы не видеть проклятую белую линию на экране, прикрываю глаза. В этот
момент до меня доносится чей-то вскрик:
- Есть пульс!
Действительно, сердце возобновило свою работу. Линия уже не прямая, как
прежде. На ней появляются периодические всплески.
Реаниматоры суетятся, бросая друг другу отрывистые фразы, которые звучат
для меня тарабарщиной. Специальная терминология, черт бы ее побрал.
Наконец электронный самописец начинает бойко вырисовывать зигзаги, похожие
на очертания сильнопересеченной местности, и один из врачей отшвыривает
пластины в сторону, а потом, устало отирая пот со лба, сообщает мне:
- Все в порядке, она в норме.
- Если не считать того, что по-прежнему спит, - добавляет второй.
Ноги у меня вдруг становятся ватными, и я без сил бреду прочь из
операционной, кажущейся мне камерой пыток. На слова сил уже не остается.
Санитары все еще слабо ворочаются на полу, пытаясь подняться, когда я прохожу
между ними.
Уже на выходе из здания меня догоняет один из реаниматоров, на ходу сдирая
с себя марлевую маску и резиновые перчатки.
- Послушайте, не надо принимать нас за садистов, - просит он, пытаясь
заглянуть мне в лицо. - Мы же не хотели убивать ее!.. Мы просто хотели
проверить, как она будет реагировать на наступление клинической смерти. Это
обычная практика применительно к летаргикам. И, между прочим, описана в
специальной литературе...
- И кому же пришла в голову эта блестящая идея? - не поворачивая головы,
осведомляюсь я. Реаниматор опускает голову.
- Все было согласовано, - мямлит он. - Да и Завьялов на недавнем
консилиуме разрешил испробовать все методы...
Этого и следовало ожидать. Школьному руководителю не хочется расписываться
в бессилии. И тогда в ход идет все - лишь бы отрапортовать потом: все меры были
приняты, и не наша вина, что результат оказался неадекватным ожиданиям.
Кто не рискует, тот не выигрывает. Только я почему-то привык полагать, что
рисковать следует своей собственной жизнью, а не чужой. Но в мире всегда
находятся те, кто считает иначе.
Теперь до меня окончательно доходит суть того, что собирались сделать с
Быковой. У нее вызвали искусственную остановку сердца, надеясь, что при этом ее
дремлющий мозг не выдержит и среагирует на опасность смерти.
Только он почему-то так и не среагировал.
Что ж, по крайней мере, эти любители радикальных методов излечения
наглядно доказали, что Спячка, по сути, равносильна смерти заживо.
И это дает основания для сомнений в успешном исходе моей миссии. Потому
что теперь кажется невероятным, что когда-нибудь Спящие проснутся.
* * *
Вернувшись в палату Спящих, обнаруживаю, что госпожа Фортуна сегодня явно
благосклонна ко мне. Потому что в помещении нет посторонних. Отец Круглова,
очевидно, убыл по своим похоронным делам, а родственники остальных моих
подопечных - если они у них есть и если они не такие, как сестра Быковой, -
видимо, появятся ближе к вечеру.
Значит, сейчас самый удобный момент, чтобы реализовать одну задумку.
Осторожно выглядываю в коридор. Ни Шагивалеева, ни медсестер, ни, слава
богу, Ножина в окрестностях не видно и не слышно.
Тем не менее на всякий случай вставляю в ручку двери изнутри ножку стула.
Теперь, если кто-то и попытается вломиться сюда в неподходящий момент, мне
придется выдумывать какое-нибудь правдоподобное объяснение. Например, что таким
образом пытался абстрагироваться от шума в коридоре, мешающего каждому
настоящему ученому мыслить.
Потом достаю из кармана заранее заготовленный набор микродатчиков. Типа
шпионских "жучков", обычно применяемых для подслушивания, но у нас они имеют
несколько иное предназначение. Датчики оснащены магнитными присосками и
способны осуществлять дистанционный съем информации с любых приборных устройств
и трансляцию ее на достаточно большое расстояние. Во всяком случае, в пределах
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг