человек - Судя по тому, что мы наконец-то встретились, Земле угрожает
конец света, - бормочу я. - Надеюсь, у вас нет никаких претензий по поводу
нарушения вашего права на уединение?
- А что толку? - хмыкает Лик, щедро наливая себе в фужер, на мой взгляд
более годящийся для коктейлей, чем для крепких напитков, жидкость, о цене
которой свидетельствует ее благородный сине-лиловый оттенок. - Разве имеет
смысл жаловаться на хардера? И кому, собственно, жаловаться? В Ассамблею
Федерации, которая всё больше попадает в зависимость от вашего Щита? Или в
общественные организации правозащитников, которые способны лишь поднять
лай в средствах массовой информации, а как доходит до реальных дел - сразу
в кусты?..
Собственно, он прав. Жаловаться на хардера действительно не имеет
смысла.
Во всяком случае, в те инстанции, которые имеются у человечества. Мой
собеседник не ведает одного: самая суровая и объективная инстанция для
хардера - это Щит, и именно туда и следует обжаловать наши действия...
- Поэтому не стоит терять время, - продолжает Шерманов, располагаясь на
диванчике напротив меня с фужером в руке. - Я устал за сегодняшний день. И
еще я устал от твоей назойливости, хардер... Задавай свои дурацкие вопросы
и отчаливай, чтобы я смог немного отдохнуть.
Что ж, насчет отдыха он попал в точку, потому что я устал от него не
меньше...
- Самый главный вопрос, который волнует меня в данный момент, звучит
так:
почему же все-таки мы с вами встретились? - говорю я, стараясь не
обращать внимания на то, что его до блеска вычищенные ботинки, которые он
водрузил на журнальный столик, маячат у меня под носом.
И повторяю тот монолог, который уже репетировал перед "фантомом"
Шерманова.
Лик обнажает в ухмылке свои ровные, безупречные зубы.
- Рано или поздно это должно было произойти, - философски изрекает он и
делает глоток содержимого фужера. - Я же говорю, что своей назойливостью
ты меня достал - дальше некуда!..
Меня осеняет:
- А, может быть, причина в том, что ваш чудо-приборчик перестал
действовать? И теперь будущее стало для вас таким же неизвестным, каким
является для всех нормальных людей?
Улыбка сползает с его лица, как кожа со змеи во время весенней линьки:
- Ну ты, блюститель порядка, - грубо говорит он, и для моей заскорузлой
хардерской души приятно видеть его утратившим контроль над собой, а значит
- проявившим свою слабость. - Говори да не заговаривайся!.. Какой еще
приборчик?
Что ты несешь?..
Что ж, не я первый начал воевать в открытую, так пусть пеняет на себя.
Все равно ясно, что добровольного и чистосердечного признания от него не
добиться.
Я произношу Формулу Принуждения, которая применяется лишь в
исключительных случаях. Нетрудно понять, почему: она дает мне законное
основание в случае неповиновения любого из окружающих применить по нему
оружие.
Потом достаю свой "зевс" и требую:
- Встать! Содержимое карманов, все личные вещи, которые вы имеете при
себе, - на стол!
Шерманов вовсе не испуган. Скорее, раздосадован. Вместо того, чтобы
предъявить свои карманы к досмотру, он тяжело и протяжно вздыхает,
допивает жидкость из фужера залпом, ставит фужер на столик, а уже в
следующую секунду в его руке оказывается большой круглый медальон, который
до этого болтался у него на груди.
Лик сжимает медальон двумя пальцами, и только в этот момент до меня
наконец доходит сущность этой безделушки.
В голове моей молниеносно возникает этакое комп-меню, состоящее всего
из двух пунктов: "Стрелять? Или не стрелять?" - но выбрать нужную опцию я
не успеваю.
Что-то ослепительно и беззвучно сверкает мне в лицо, и я впервые
испытываю ни с чем не сравнимые ощущения смерти от близкого взрыва. Не
самая худшая смерть, надо сказать, потому что твой мозг даже не успевает
воспринять боль от оторванных конечностей и лица, превращенного в кровавое
крошево.
Только что ты был - и вот тебя уже нет, ты распылен на молекулы и
атомы, и сознание твое выключается так мгновенно, словно кто-то невидимый
щелкнул в темноте рубильником, который подает жизненную энергию в твое
тело...
Однако, тьма, в которую я упал, умерев, немного погодя наливается
светом, и я вновь обретаю способность дышать, видеть и думать. Я оживаю в
тот момент, когда рука Шерманова, сидящего напротив меня, еще только
тянется к "медальону"
на его груди, и теперь-то я знаю, что мне нужно делать.
Отбросив столик в сторону одним движением ноги, я прыгаю из своего
кресла на Шерманова и, перехватив левой рукой его кисть, срываю правой с
него "медальон" вместе с цепочкой. Хлипкий диванчик при этом
переворачивается, не выдержав нашей тяжести, и мы оказываемся на полу, где
некоторое время барахтаемся, как два больших младенца, затеявших
бессмысленную возню.
Я поднимаюсь на ноги первым и взвешиваю на ладони "медальон". Он весит
намного больше, чем следует ожидать от предмета его размеров.
Экс-интерпретатор вскакивает с воплями, из которых явствует, что именно
он думает о всех хардерах вообще и обо мне лично. Не обращая внимания на
эти крики, я спокойно говорю:
- Между прочим, вы не проклинать, а благодарить должны меня, Шерманов.
- Это еще почему?
- Потому что, если бы вы попытались включить "регр", то привели бы в
действие взрывное устройство, спрятанное в вашем "медальончике". Мощность
его не очень большая, но ее хватило бы, чтобы превратить нас обоих в
кровавые ошметки...
И как это вас сразу не удивило, что второй прибор оказался тяжелее, чем
первый?
Лик с вызовом вскидывает подбородок:
- А откуда вам известно, что это второй?.. - начинает он, но тут же
осекается. Да-а-а, конспиратор из него никудышный. Теперь понятно, почему
ему так долго не давали встретиться со мной.
Я позволяю себе усмехнуться - первый раз за время нашего разговора.
Все-таки приятно говорить о взрыве и о своей гибели в сослагательном
наклонении.
- У меня непомерно развита интуиция, - скромно признаюсь я, - и иногда
она нашептывает мне удивительные вещи. Например, тот факт, что вам
удавалось каким-то чудом избегать встреч со мной, позволил мне сделать
вывод, что либо речь идет о случайных совпадениях, либо вы каким-то
образом способны предвидеть будущее. Поскольку в совпадения и случайности
я не верю с детства, то, с учетом моих знаний о так называемых "реграх",
мне оставалось предположить, что являетесь счастливым обладателем этого
прибора. Впрочем, как и сотни других людей, но речь сейчас не о них... И
вот сегодня, когда я был уже готов признать, что зашел в тупик, передо
мной, как ангел с небес, внезапно появляетесь вы собственной персоной. Я
правильно предположил, что ваш прибор отказал... допускаю даже, что у него
просто села батарейка... Тем не менее, вы только что все-таки попытались
воспользоваться им. Следовательно, не далее, как сегодня, вы имели встречу
с тем, кто вручил вам первый регр - это было, если не ошибаюсь, полгода
назад? - чтобы обменять вышедший из строя прибор на работоспособный.
Задействовав всё своё воображение, я могу предположить, что при этом вы
выразили намерение встретиться с надоевшим вам хардером, дабы отвязаться
от него раз и навсегда. Однако, это вовсе не входило в планы ваших
партнеров, и они снабдили вас не регром, а миниатюрной бомбочкой в
медальоне, чтобы убрать и вас, и меня...
- Вы врете! - протестует Шерманов, глядя, как завороженный, на
медальон, который я раскачиваю на длинной цепочке наподобие маятника. - Вы
всё это выдумали, черт бы вас побрал!.. С какой стати кому-то пытаться
меня прикончить?
Тот факт, что он стал ко мне обращаться на "вы", даже при прочих
непарламентских выражениях не может не радовать. Остается надеяться, что
это только первый этап в наших взаимоотношениях с этим красавчиком.
- Хорошо, - говорю я. - Я могу вернуть вам эту штуковину, но при одном
условии: включите её тогда, когда я уйду. Потому что я не собираюсь
взлетать на воздух, даже если вы составите мне компанию!..
И протягиваю "медальон" Шерманову. Красавчик машинально берет "прибор",
но как-то неохотно, и в глазах его я читаю страх. Похоже, что мои слова
понемногу начинают доходить до этого типа.
А потом он взрывается - к счастью, на этот раз не в буквальном, а в
переносном смысле - и я вовремя перехватываю его руку, в которой зажата
миниатюрная смерть, иначе еще немного - и он швырнул бы "медальон" в
открытое окно (в этом старом отеле, окна по старинке настоящие, с
открывающимися рамами)...
- Сволочи! Вот сволочи!.. Решили меня подставить, значит? - ревет он
перехваченным голосом. - Чтобы я отдал богу душу на пару с хардером? Чтобы
всё было шито-крыто, концы в воду?!.. Вот вам, суки! - И он делает
непристойный жест, который выглядит тем более нелепо, потому что не имеет
конкретного адресата.
- Возьмите себя в руки, Шерманов, - говорю я. - Вон, хлебните своего
успокоительного. - И киваю в направлении бара-холодильника, уставленного
разноцветными и разнокалиберными сосудами.
Шерманов следует моему совету и, опустошив еще один полный фужер,
действительно восстанавливает былую уверенность в себе.
- Вы правильно всё расписали, хардер, - говорит он, подходя к окну и
задумчиво глядя вниз с высоты сорок восьмого этажа. - Если не считать
кое-каких деталей...
- Например? - спрашиваю я, чтобы хоть немного подбодрить его.
- Ну, да, у меня действительно был "регр". Только он вовсе не отказывал
и до сегодняшнего дня действовал, как надо... Однако, скорее всего, эти
гады мне подменили его сегодня. Они действительно вышли на меня, но не по
моей просьбе, а по своей инициативе... Я тоже сначала удивился: вроде бы
срок действия моего "регра" еще не истек, так что рано предлагать новый.
Но потом всё встало на свои место, когда они сказали, что я могу больше не
избегать встреч с вами, а, наоборот, должны постараться встретиться, но,
естественно, не чтобы ответить правду на ваши вопросы, а чтобы всё
отрицать и валять дурака...
Он отхлебывает из фужера и, пользуясь этой паузой, я спрашиваю:
- Значит, это они неделю назад велели вам держаться от меня подальше?
- Это и дураку понятно, - ехидно ответствует он, поворачиваясь ко мне.
- Они сказали, почему вы должны избегать встреч со мной?
- Да вообще-то они меня не принуждали, - опускает голову Шерманов. - Но
прозрачно намекнули, что способны лишить меня удовольствия пользоваться
"регром"
в любой момент... Лично я так понимаю, что они стремились сохранить в
тайне существование подобных штучек.
- Правильно понимаете, - соглашаюсь я. - Ну а дальше?
- А что - дальше? - задиристо вскидывает голову он. - Да, я
действительно водил вас за нос. С "регром" это было нетрудно...
- Он что - действительно помогает предвидеть будущее? - интересуюсь я.
- Раз уж ваши благодетели предусмотрительно запустили вас на встречу со
мной без этого прибора, то опишите хотя бы, как он действует.
- Откуда я знаю, как?.. - огрызается Лик. - Я вам что - ученый или
технарь?.. Да если хотите знать, я даже не знаю, что там у него внутри, у
этого адского прибора!.. Они меня сразу предупредили, что при попытке
вскрытия корпуса начинка самовоспламеняется и выгорает в два счета!.. И
никакое будущее он не предсказывает, тут вы опять маху дали, хардер...
Скорее, наоборот, он...
Шерманов внезапно осекается, и причиной этого является, видимо,
выражение моего лица. Я не могу наблюдать себя со стороны, но вид мой,
наверное, в этот момент поистине страшен.
А у вас хватило бы хладнокровия наблюдать, как в спину человека, с
которым вы беседуете, целится из какой-то огнестрельной штуковины тип,
сидящий в кабине двухместного аэра рядом с пилотом? А аэр этот, как
огромное летающее насекомое, висит беззвучно и неподвижно в воздухе прямо
напротив окна номера, в котором происходит беседа.
Я что-то кричу Шерманову и даже прыгаю к окну, в надежде поймать своим
лбом или грудью одну из тех пуль, которые предназначены красавчику, чтобы
при повторении данного эпизода попытаться предотвратить это бессмысленное
убийство.
Но я не успеваю к окну, а люди в аэре, видимо, прекрасно осведомлены о
том, что хардера нельзя убивать.
За окном звучит серия свистящих смачных шлепков, напоминающих шлепанье
ладонью по чьей-то мокрой спине, и Лик, в груди которого мгновенно
возникают бурые фонтанчики, падает лицом вниз, так и не успев вытащить
одну руку из брючного кармана, а потом аэр резко взмывает вверх, и лишь
потом, словно ставя точку в этом эпизоде, с подоконника падает на пол,
разбиваясь на мелкие осколки, красивый фужер на длинной ножке...
Я пытаюсь повернуть своего недавнего собеседника лицом вверх, хоть и
вижу, что это бесполезно, потому что он явно убит наповал меткой рукой
профессионала, но мне почему-то очень надо заглянуть напоследок в его
угасающие карие глаза, хотя руки мои скользят в теплой и липкой жидкости,
и перевернуть Шерманова на спину у меня получается лишь с третьей попытки.
Труп глядит на меня укоризненно застывшим взглядом, а я могу лишь
стиснуть зубы покрепче. Ни на что иное я в эти секунды все равно не
способен.
Глава 4. Хардер Портур (Х+20)
С нашей первой встречи с хардером Шермом прошло почти три года, но он
ничуть не изменился. Во всяком случае, в отношении бильярда. С ним
по-прежнему бессмысленно играть. Это все равно, что пытаться обставить
комп в крестики-нолики или в тесте на сравнительную скорость реакции.
Стоит Шерму взять в руки кий и, снисходительно приговаривая: "Что-то вы
сегодня, дружище, не в форме", бросить цепкий взгляд серых глаз на
зелено-суконное поле, по которому в кажущемся беспорядке раскатились
разноцветные шары - и можно не тратить время зря, а либо расставлять шары
для новой бессмысленной партии, либо прощаться со своим партнером и
уходить восвояси.
И, тем не менее, в течение этих трех лет я регулярно, чуть ли не по
расписанию, встречаюсь с ним, чтобы проиграть с "сухим" счетом три-четыре
партии. Иногда я и сам спрашиваю себя, что привлекает меня больше
-машинная безошибочность ударов моего противника или его рассуждения вслух
на отвлеченные темы - и всякий раз не могу ответить на этот вопрос.
Возможно, и то, и другое. А может быть, и нечто третье, что лишь витает в
воздухе...
Я не знаю, над какими проблемами он работает. Сам Шерм никогда не
рассказывает мне о своей работе. Впрочем, моей деятельностью он тоже не
интересуется. Среди хардеров, особенно первоуровневых, не принято делиться
друг с другом опытом. И не потому, что мы равнодушны друг к другу. Скорее,
у нас считается нетактичным указывать другим, какие промахи и ошибки они
допустили и как бы им следовало поступить. Во всяком случае, лично мной
руководят именно эти соображения...
Мы никогда не договариваемся об очередной встрече с моим постоянным
партнером, потому что деятельность хардера, работающего в автономном
режиме, невозможно распланировать и рассчитать заранее. Однако почему-то в
большинстве случаев так получается, что, когда я появляюсь в Клубе, Шерм
уже обретается в бильярдной, маясь от отсутствия жеалющих сыграть с ним.
Кроме меня, никто больше не желает противостоять гению бильярда, и,
возможно, что мое стремление сражаться с ним на зеленом сукне вызвано
излишней чуткостью к человеку, обиженному невниманием со стороны коллег.
Но сегодня, когда я, решив, что давненько не держал в руках кий,
появляюсь в Клубе, Шерма здесь нет. Я это ощущаю сразу, едва переступив
порог, хотя из бильярдной доносятся ожесточенный стук сталкивающихся шаров
и громкие возгласы игроков. Во мне словно срабатывает какое-то шестое
чувство.
Делать нечего, на нет и суда нет - и я, не спеша и не чувствуя вкуса,
обедаю в столовой, а потом какое-то время слоняюсь по почти пустым
коридорам и залам, не зная, чем заняться...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг