Началось это на вечеринке у одного из сослуживцев Рольщикова. Вообще-то
он всегда стремился избегать подобных мероприятий - во-первых, потому что
не пил, а во-вторых, потому что боялся стать объектом для насмешек со
стороны подвыпивших собутыльников. Однако на сей раз он был вынужден,
скрепя сердце, согласиться, потому что сослуживец, отмечавший не то свой
день рождения, не то повышение по службе, кратко, но выразительно
пригрозил: "Не придешь - обижусь!"... Застолье было чисто служебным - то
есть, собрались сразу после работы в помещении конструкторского бюро.
"Скатерть-самобранка" была накрыта на сдвинутых вереницей кульманах,
переведенных в горизонтально-походное положение. Все шло в традиционной
последовательности: собрались мужички - выпили; выпив, пожалели, что среди
них нет представительниц прекрасного пола, а поскольку на одном этаже с
проектировщиками располагалось чертежно-машинописное бюро, где этого
самого прекрасного пола было навалом, то туда были засланы гонцы; в
результате вскоре за столом из кульманов оказались женщины и девицы, и все
стали пить за "прекрасных дам" стоя и до дна... Кто-то притащил и врубил
на полную мощность старенький кассетник, народ полез дрыгаться и топтаться
в обнимку... Нет, до оргии дело не дошло, и Рольщиков вовсе не упился до
состояния главного героя рязановской "Иронии судьбы". Он всё порывался
незаметно исчезнуть, но эти попытки вовремя пресекали бдительные
сослуживцы. Потом удерживать зануду всем надоело, и тогда его решили
отпустить восвояси не просто так, а озадачив общественно-полезным
поручением. Поручение состояло в том, чтобы, ввиду зимних сумерек,
проводить до дома не то чертежницу, не то машинистку по имени Муза.
Деваться Рольщикову было некуда - не отказываться же без уважительной
причины...
а в качестве уважительных причин, кроме головной боли и спазмов в
желудке, ничего больше в голову не приходило... И, мысленно проклиная этот
день, Рольщиков потащился провожать машинистку с поэтичным именем на
другой конец города.
Нет-нет, ничего амурного между ними во время этих провожаний не
стряслось... ни жарких признаний типа "ты именно тот (та), кого я искал
(ждала) всю жизнь!", ни прощальных лобызаний в подворотне, ни заходов "на
огонек и на чашечку кофе"...
Рольщиков благополучно доставил чертежницу-машинистку по назначению и
без каких-либо приключений (хотя на обратном пути по причине позднего
времени ему и пришлось пережить массу отрицательных эмоций) прибыл в свою
девятиметровую конуру в заводском общежитии для семейных.
Однако вскоре выяснилось, что горизонты не столь уж безоблачны.
Буквально на следующий день Рольщиков установил, что по поводу его и Музы
в коллективе ходят чудовищные слухи. Дальше - больше... Оказалось, что за
Музой давно безуспешно ухаживает один из местных криминальных авторитетов,
уже совершивший немало ходок на зону. Соперника терпеть он не собирался и
с пугающей простотой, подкараулив как-то Рольщикова у проходной, признался
ему в ходе частной беседы, что любому, кого он еще хоть раз застукает
наедине с девушкой его мечты, планирует чикнуть ножичком по горлышку, а
затем с камнем на шее пустить рыбам на корм в близлежащее водохранилище.
Помертвевший инженер заверил авторитета, что ничего с Музой у него не было
и не будет, но тут вдруг выяснилось, что Муза буквально сама виснет ему на
шею. Она отлавливала его в обеденный перерыв в столовой, поджидала у
проходной после работы, звонила в общежитие и просила вахтершу позвать его
к телефону... даже отправляла по почте письма с весьма прозрачными
намеками... В случае неблагосклонного отношения к ней со стороны
Рольщикова девушка угрожала, ни много, ни мало, отравиться нембуталом.
Рольщиков перестал осознавать, что вокруг него происходит. Он ел, дышал,
ходил и работал как во сне, а во сне его преследовали душераздирающие
видения предстоящего личного апокалипсиса... Занятый своими переживаниями,
он стал работать спустя рукава и вскоре угодил в "черный список"
заводского начальства. Его лишили квартальной премии и пригрозили уволить
по несоответствию. В довершение всего прочего заводские особисты на основе
дошедшей до них в виде слухов информации вплотную занялись Рольщиковым и
откопали в его родне троюродного дядю, который еще в годы перестройки
дезертировал из Союза куда-то за границу и канул там... по мнению
чекистов, в объятия коварных спецслужб.
В довесок к многочисленным неприятностям Рольщикову все отчетливее
стала светить перспектива быть разоблаченным шпионом, подло внедрившийся
на закрытый объект с целью вредительства в особо крупных размерах.
Немудрено, что, с учетом вышеперечисленных обстоятельств, предложение
представителя Ассоциации представилось Рольщикову чудодейственной панацеей
от всех бед сразу. Потому что таким способом можно было исчезнуть, сбежать
в недосягаемый для всех скрытых и явных врагов мир. Да, и перемещение во
времени, и работа на своих новых хозяев тоже представляли собой немалый
риск, но по сравнению с грозящими катастрофами они выглядели менее
реальными.
Впервые в своей жизни Рольщиков решил рискнуть по-крупному и согласился
стать тайным агентом.
Однако, прибыв в мир туманного грядущего, он понял, что никогда не
сможет выполнить полученное им задание. Отныне страх стал сопутствовать
ему постоянно.
Это был страх разоблачения со стороны людей того времени, в котором он
оказался.
Рольщикову постоянно чудилось, что за ним следят. В каждом встречном он
видел переодетого полицейского, который вот-вот арестует его. И поэтому он
так ни разу и не вышел на связь с Ассоциацией. Он понимал, что предает
тех, кто послал его на это задание, и что предатели обычно плохо кончают,
но ничего не мог с собой поделать. С самого детства Рольщиков привык
бояться больше всего той опасности, которая угрожала ему в данный момент.
В данном случае угроза раскрытия его шпионской сущности была, как ему
казалось, намного более реальной, чем мифическое возмездие со стороны
Ассоциации.
Так прошло почти полтора года. За это время Рольщиков сменил фамилию,
внешность, перебрался в пригород Агломерации, постепенно обжился в новом
мире, устроился на работу.
Никто не являлся по его душу, и он постепенно стал успокаиваться.
Переборов прирожденную робость, он даже решил обзавестись семьей,
женившись на скромной официантке из кафе, где по выходным любил обедать.
Не то чтобы он любил свою избранницу - скорее, инстинктивно стремился с
помощью женитьбы еще больше раствориться в обществе, став таким, как все...
В тот день Рольщиков договорился с женой, которую звали Риммой, о
встрече возле супермаркета на центральной площади Ферровиария, как
назывался в этом времени бывший город Железнодорожный. Надо было сделать
кое-какие, очень важные для их молодоженской жизни покупки. С работы ему
удалось уйти за час до назначенного срока, и он решил провести это время в
сквере-солярии, под искусственным солнечным светом прозрачного, почти
невидимого, купола.
Снаружи сегодня было пасмурно, задувал порывистый ветер: видно,
барахлила установка микроклимата. А в сквере было хорошо. Рабочий день еще
был в самом разгаре, и влюбленные парочки еще не успели оккупировать все
мягкие скамейки, лишь в центре сквера возились в песочнице малыши в
панамках и трусиках, за которыми надзирали мамаши и нянечки, да грелись
под солнцем вечно мерзнущие старики-пенсионеры.
Рольщиков выбрал скамейку ближе к краю солярия с таким расчетом, чтобы
ему была видна площадка перед входом в супермаркет, куда то и дело
подъезжали турбокары, и, откупорив большой пакет с ореховыми чипсами,
приготовился приятно провести время.
Тут-то и взял его на абордаж широкоплечий мужчина среднего роста в
темных очках и дешевом походно-спортивно-рабочем костюме, какой обычно
носят лишь уборщики улиц да безработные. Впрочем, ни на того, ни на
другого незнакомец не был похож.
Он опустился почти вплотную рядом с Рольщиковым на скамейку, не спросив
разрешения и неестественно обхватив свой подтянутый живот руками
крест-накрест, и Рольщиков тут же ощутил, как в бок ему уперлось что-то
жесткое.
Когда несостоявшийся референт догадался, что его опасения сбылись и что
в бок ему упирается не что иное, как ствол оружия, то испугался так, что
пакет с чипсами чуть не вывалился из его вмиг ослабевших рук, а в животе -
как уже у другого чеховского героя - что-то явственно оборвалось.
Однако, как у бегуна или лыжника находятся силы для так называемого
"второго дыхания", так и у Рольщикова неожиданно нашлась решимость сделать
всё, что только можно, лишь бы избежать предстоящей гибели. Больше всего
он сейчас боялся, что незнакомец молча и не глядя на него нажмет на
спусковой крючок, чтобы разнести Рольщикову бок, а потом так же
хладнокровно покинет скамью, на которой будет корчиться в предсмертных
судорогах окровавленный Рольщиков.
Задачей номер один сейчас было вступить с незнакомцем в беседу,
попытаться любой ценой выяснить, кто это: грабитель, полицейский или
посланник Ассоциации...
отдать ему все наличные деньги и пообещать еще... рассказать о себе:
может быть, он сумеет понять его?.. а там видно будет... да и Римма должна
будет к этому времени подойти. Только бы он не выстрелил сейчас, подумал
Рольщиков. Только бы не нажал на спусковой крючок!..
- По... подождите, - просипел перехваченным голосом он. - Не
стреляйте!.. Я вам отдам все!.. Хотите деньги? У меня с собой много
денег!..
Он полез во внутренний карман пиджака, но незнакомец был начеку, и
давление твердого предмета в бок усилилось настолько, что стало
болезненным, и Рольщиков невольно охнул.
- Не шевелись, - сказал человек в темных очках, почти не разжимая рта.
- А то еще стрельну ненароком... пистолетик у меня с глушителем, так
что... отряд не заметит потери бойца... Слышал в детстве такую песенку?
Рольщиков попытался что-то сказать, но губы не слушались его. Цитата из
песни убедила его в том, что человек в черных очках покушается вовсе не на
его, Рольщикова, кошелек, а на нечто более дорогое ему - на жизнь...
- И вообще, - сказал Ставров (это был именно он). - Не стоит предлагать
незнакомым людям деньги, это их унижает. Я что, по-твоему, похож на нищего?
- Н-нет, - выдавил трясущимися синими губами Рольщиков.
- А на кого я похож? - осведомился Ставров. - Да ты не роняй
пакетик-то, не роняй... Вкусно, наверное?
Невооруженной рукой он взял с колен Рольщикова несколько чипсовых
хлопьев, выпавших из перевернувшегося пакета, и метко закинул их себе в
рот.
- Так я слушаю тебя, - вопросительно покосился Георгий на соседа по
скамье. - Чего застыл, как будто кол проглотил? Сам понимаешь, что я не
случайно к тебе подсел...
Здесь он лукавил: как раз-таки решение засветиться перед Рольщиковым
пришло к нему абсолютно спонтанно, после того, как Георгий в течение битых
тридцати с лишним минут имел возможность убедиться, что этот тип никуда не
спешит и, возможно, просидит в солнечном оазисе до самого вечера. Ему-то
что, он может сидеть тут хоть до опупения, подумал Ставров, ведь за ним
никто не гонится и он явно не собирается возвращаться в свое время в
объятия родителей и сослуживцев... Конечно, приводить приговор в
исполнение в таком людном месте - это не вяжется с обычной киллерской
тактикой, когда нет ни подготовленных путей отхода, ни машины за углом с
заведенным двигателем, ни даже пистолета с глушителем... Ладно, прорвемся,
решил он.
Конечно, в идеале надо было бы стрелять сразу, не дав этому любителю
загорать на солнцепеке времени опомниться и выкинуть какой-нибудь фортель,
но Ставрова разбирало любопытство.
Перед заброской сюда Мадин прочел ему краткую лекцию об индивидуальных
особенностях тех людей, которых он, Георгий Ставров, должен был найти и
убрать.
Когда речь зашла о Рольщикове, Мадин, усмехнувшись, сказал: "А вот
этого ликвидировать будет труднее всего" - и не пожелал пускаться в
разъяснения.
Ставров невольно представлял себе Рольщикова этаким
негодяем-суперменом, победа над которым - если удастся одолеть его - будет
почетна и приятна. Однако, увидев, что речь идет о тщедушном, то и дело
тревожно озирающемся и невзрачном парне, поневоле заинтересовался: что же
в нем имеется такого, что может помешать Ставрову исполнить приказ
Ассоциации? Действительно ли этот субчик боится смерти до умопомрачения
или только притворяется трусом?
- В-вы... вы из п-полиции? - предположил наконец Рольщиков. Зубы у него
стучали, как у алкоголика перед первой рюмкой спиртного после долгого
воздержания.
Ставров решил хитро промолчать и сделать двусмысленную мину: мол,
понимай, как знаешь. Однако Рольщиков истолковал его молчание как
подтверждение своей версии.
- Вы знаете, - продолжал он, то и дело косясь на невозмутимо жевавшего
его чипсы Ставрова, - я ни в чем не повинен перед законом!.. Ни в чем,
понимаете? Я никому не причинил никакого вреда, поверьте!.. Может быть, вы
хотите знать, в чем заключалось мое задание? Я все вам скажу, все... без
утайки!.. Но я и пальцем не шевельнул, чтобы что-то сделать с целью его
выполнения!..
- Ну допустим, - хмыкнул Ставров. - А почему ты сразу не явился с
повинной... в полицию?
- Но... но ведь я не сделал ничего такого... - Рольщиков растерянно
развел руками. - А вы знаете, - вдруг оживился он, - вы задали хороший
вопрос.
Действительно, как же я сразу-то не сообразил? Просто-напросто явиться
к вам и все рассказать!.. Нет. - Он опять поник. - Почему-то эта мысль мне
не приходила в голову...
Ставров знал, почему... Во время одного из инструкторских занятий ему
самому пришло в голову: а что, если кто-нибудь из "расстрельного списка"
обратился куда следует и теперь противник использует его в качестве живой
приманки? Или, скажем, вовсе не предательство имеет место быть в отдельных
случаях, а контригра спецслужб двадцать первого века, сумевших "расколоть"
агентов Ассоциации?.. Но Мадин напрочь отверг эту возможность. "Но
почему?", не отставал от него Ставров, и тогда Мадин поведал, что перед
заброской в будущее все "рефы" проходили спецобработку. С помощью гипноза
им внушали строгий запрет на попытки поведать о своей тайной миссии
каким-либо официальным органам или средствам массовой информации...
Рольщиков опять принялся ныть, что у него есть кое-какие сведения об
агентурной сети Ассоциации в этом времени, что эта сеть опутала весь мир и
что руководит ею некий Резидент, которого никто из "рефов" в глаза не
видел, но который, несомненно, существует, а сам он, Рольщиков -
исключительно честный и порядочный гражданин, который оступился однажды,
но теперь намерен всячески исправить свою ошибку...
Ставров сначала слушал своего визави с любопытством, но потом ему
надоела эта игра.
- Послушай, дружище, - сказал он с тайным злорадством, - по-моему, ты
опять принимаешь меня за кого-то другого. Я подсел к тебе вовсе не для
того, чтобы вручить тебе орден за стремление исправиться, а для того,
чтобы привести в исполнение приговор.
- Какой еще при... п-приговор? В-вы шутите? - Рольщиков подскочил на
месте, начиная вновь заикаться.
- Меня послали те же самые люди, которые послали и тебя, - сказал
Ставров. - Они очень не любят предателей. Признаться - я тоже... Поэтому
вскоре ты умрешь, Рольщиков.
- Но... но за что? - едва не вскочив со скамейки, воскликнул с дрожью в
голосе несостоявшийся "реф". Мамаши и пенсионеры повернули головы в их
сторону.
- Еще одно такое дергание - и получишь пулю прямо в аппендикс, -
предостерег Ставров своего соседа, ткнув его пистолетом. - За что,
говоришь? Думаешь, если ты не передал ни крупинки информации в Ассоциацию,
то не причинил никому особого вреда? "Толку от него - как от козла молока,
- процитировал он Высоцкого, - но вреда-то тоже никакого" - так, что ли?..
Знаешь, до того, как прийти к тебе, я уже отправил на тот свет несколько
таких, как ты, предателей. Но никто из них не был таким мерзким!.. Да,
одни предавали своих современников из ненависти, другие - из научного
любопытства, третьи - из искреннего стремления сделать мир лучше, но
только ты совершил предательство из трусости!.. Ты наплевал на всех своих
родных и друзей, ты наплевал на тех, кто тебя выкормил, вырастил и
обеспечил работой! Наверное, ты хорошо устроился в этом мире - твари
твоего сорта всегда хорошо устраиваются в любых мирах - но теперь твоему
благополучному существованию пришел конец!..
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг