стемнело - часы на летнее время еще не переводили. Майор вышел в коридор и
прошел по своим владениям.
Людей здесь осталось немного. Дежурный, три бойца с автоматами,
исполнявшие функции телохранителей Звягинцева, дежурная смена в количестве
пяти человек во главе с прапорщиком Гершиковым, да дежурный надзиратель
камер для арестованных и задержанных старший сержант Голубничий. Палыч,
водитель "Волги" - не в счет, он к милиции отношение только своей формой
имеет, и то лишь два раза в год - когда надевает ее на День Победы и на
День милиции...
Что ж, тянуть время нет смысла, а то скоро подчиненные удивляться
будут, по какой причине начальник задерживается на службе, если в районе
всё спокойно, ЧП никаких нет, отчетов и проверок в ближайшее время не
предвидится. Пора побеседовать с гражданином Климовым, причем желательно -
без свидетелей, и не в своем кабинете, а прямо в камере... А наутро
Голубничий обнаружит, что задержанный гражданин Климов предпочел по
каким-то, известным лишь ему причинам покончить жизнь самоубийством. Дело,
конечно, грязненькое, но ничего не поделаешь - в данном случае заниматься
этим придется тебе самому, Владимир Анатольевич, больше-то никого под
рукой нет...
Звягинцев спустился в подвал, где располагались камеры. На табурете за
столиком у двери-решетки, отделявшей подвал от лестницы, ведущей в
отделение, старший сержант Голубничий увлеченно решал кроссворд в газете
"Московский комсомолец".
Увидев Звягинцева, он вскочил и, отдав честь, начал было рапортовать о
том, что все в порядке, но майор небрежно махнул рукой в знак того, что
продолжать не надо.
- Как сам, Сережа? - заботливо поинтересовался он у надзирателя.
Тот махнул рукой:
- Да нормально, товарищ майор... Зуб вот только, сволочь, на ночь глядя
разнылся, а я из дома никаких таблеток не захватил... У вас, случайно,
анальгинчика не найдется? А то, боюсь, не выдержу я всю ночь с больным
зубом дежурить!..
Это было удачным совпадением, потому что майор уже собирался выдумать
какой-нибудь предлог, чтобы отослать Голубничего из подвала - хотя бы на
несколько минут.
- Ты знаешь, - тем временем сказал он сержанту, - я, как назло, сегодня
сам последнюю таблетку из своих запасов принял... Башка с утра
разламывалась, давление, что ли, подскочило...
- Магнитная буря, - авторитетно заявил сержант. - У меня теща второй
день уже страдает...
- Соболезную.
- Что вы, товарищ майор, ей, наоборот, такие страдания только на
пользу!.. Сразу тише воды, ниже травы становится! - Он вдруг скривился,
схватившись за щеку. - Уй, проклятый, как простреливает!..
- Да не мучайся ты, - великодушно предложил майор. - Какие проблемы?..
Сходи в аптеку, купи там какой-нибудь "эффералган упса", а утром -
прямиком с дежурства отправляйся к зубному. Зубы - это такое дело,
запускать ни в коем случае нельзя... Иди, иди, я разрешаю. А я пока
посмотрю, как себя чувствуют наши кролики в клетках. Ну что ты, не
доверяешь мне, что ли?
Голубничий мялся, колеблясь. В принципе, оставление поста надзирателя
было грубым нарушением инструкции, но никакого криминала в данном случае
видно не было. Наконец, сержант широко улыбнулся и протянул майору связку
ключей от камер.
- Ладно, - сказал он, - я мигом обернусь... Одна нога здесь, другая -
там!
И побежал вверх по лестнице.
Давай, давай, подумал насмешливо Звягинцев. Твое "мигом" минут
пятнадцать займет, не меньше. Для начала ты будешь спрашивать анальгин у
всех, кто тебе попадется в отделении, но, как всегда, дежурная смена
окажется непредусмотрительной в отношении медикаментов, аптечка у
дежурного вот уже год как не пополняется - кстати, пора уже вставить
фитиля начальнику штаба за это - так что сам Бог велел тебе, Сергей,
мчаться в аптеку, а та, что за углом, уже закрылась, а ближайшая дежурная
аптека находится за два квартала отсюда, так что, даже если ты устроишь
себе пробежку до нее - в чем я сильно сомневаюсь, учитывая твои вес и
лень, - то вернешься ты через четверть часа, не раньше...
Этого времени мне вполне хватит.
Он выбрал в связке нужный ключ и открыл шестую камеру, предварительно
поглядев в глазок. Мебели в камере не было. Спальное место представляло
собой бетонное возвышение вдоль стены напротив двери. В свете тусклой
лампочки было видно, что на нем, скрючившись в три погибели и укрывшись с
головой курткой, спит человек.
Войдя, Звягинцев тщательно прикрыл за собой дверь, чтобы обеспечить
звукоизоляцию, и с садистским удовольствием рявкнул:
- Задержанный, па-одъем!..
* * *
Георгий Ставров вовсе не спал. Ложе, на котором он скорчился, вовсе не
располагало ко сну. Поэтому, когда в замочной скважине заскрежетал
проворачиваемый ключ, он приготовился к тому, чтобы продолжать изображать
из себя ничего не понимающего спросонья, до конца еще не протрезвевшего и
физически не очень развитого человека.
- Задержанный, подъем! - гаркнули над головой.
Это был не кто иной, как начальник отделения майор Звягинцев, и, увидев
его, Ставров испытал мгновенное удовлетворение: всегда приятно, когда всё
идет так, как ты задумывал.
Стянув с себя куртку, которой он укрывался с головой, жмурясь от света
и неразборчиво канюча себе под нос нечто вроде: "Ну что такое, начальник,
почему вы не даете поспать несчастному человеку?", Георгий сел на жесткой
лежанке, спустив ноги на пол. По лицу Звягинцева было заметно, что он
совершенно забыл к этому времени про то, что его жизнь подвергается
постоянной опасности, а если и помнил об этом, то уж никак не считал
заключенного из камеры номер шесть своим опасным противником.
- Вставать надо, сволочь, когда с тобой разговаривает офицер милиции! -
беззлобно сказал Звягинцев и ударил Ставрова по лицу.
Удар был не очень сильным, но болезненным. При иных обстоятельствах
Георгий успел бы среагировать и избежать его, но сейчас это было ему
противопоказано.
Размазывая кровь по лицу и плаксиво приговаривая: "Ну чего ты,
начальник, ну чего ты дерешься?", Ставров как бы с трудом поднялся с
лежака и встал, стараясь держаться расслабленно. "Как мешок с говном", как
говорит в таких случаях Ольга.
- Значит, ты знаешь Эльфа? - не то спросил, не то констатировал
Звягинцев.
Такой уверенный в себе - аж противно!.. Уже не молодой, но и не старый.
Мордастый, да и накаченный как полагается, чтобы сдавать проверку по
"физо"
только с оценкой "отлично". Стоит по школе - одна нога впереди, другая,
развернутая под углом в сорок пять градусов, сзади, полусогнута, чтобы
обеспечить мах. Волосатые кулачищи наготове повторить удар, и нет сомнения:
переборщит майор, не рассчитает замах и силу хука - и запросто убить
может. Тем более, такую макаронину, как задержанный хулиган и алкоголик
Климов...
Теперь - максимум ужаса и удивления на физиономии, чтобы даже дураку
сразу стало ясно, что врешь ты, как первоклассник.
- Что вы, начальник!.. Какой такой Эльф? И понятия не имею, о чем вы...
Ой-ой-ой, только не бейте!..
Это - реакция на вторую зуботычину со стороны майора. Сейчас следует
рухнуть на пол, как бы будучи сбитым ударом, и начать ползать, цепляясь за
ноги Звягинцева.
Противно, конечно, но надо играть свою роль до самой последней минуты,
чтобы майор ничего не заподозрил.
Интересно, будет он меня еще допрашивать насчет Эльфа или в его
распоряжении времени маловато?
Звягинцев, словно читая мысли Ставрова, пнул его в грудь, чтобы
освободить свои ноги от цепких рук пресмыкающегося перед ним задержанного
и достал из кармана брюк нож. Нажал кнопку в рукоятке - тут же выскочило
матово блестящее лезвие.
Разумеется, Ставров не поверил в то, что майор настолько глуп, чтобы
прирезать его, как барана, но, тем не менее, положение обязывало Георгия
заорать благим матом:
- Ты что, нача-альник, офонарел?.. Ты не имеешь права, поял? За что ты
меня хочешь замочить, мент проклятый? Я сейчас охрану позову, поял?
Звягинцев ощерился одним углом рта.
- Можешь орать, сколько твоей поганой душе угодно, - сказал он. - Тебя
все равно никто не услышит. - ("Вот он и подтвердил, что надзиратель на
своем посту отсутствует. Значит, действительно собирается убрать меня, но,
конечно же, так, чтобы потом никто не заподозрил неестественность моей
смерти"). - Снимай рубаху!
- З-зачем? - начиная заикаться, с огромным ужасом в широко распахнутых
глазах спросил Ставров.
- Снимай, я сказал!.. Или ножичком тебя пощекотать?
Звягинцев сделал вид, будто собирается кольнуть Ставрова ножом под
ребра.
Георгий на четвереньках отскочил к лежаку и, преувеличенно дрожа и то и
дело шмыгая носом, принялся снимать рубашку. Он уже знал, что задумал его
противник.
Рубаха была сделана из плотной байковой ткани. Достаточно порвать ее на
длинные лоскуты, чтобы изготовить некое подобие веревки. А затем - один
конец на шею, а другой, уже после удушения, закрепить на решетке, которая
закрывает крошечное оконце под потолком камеры - дотянуться до него можно,
встав на цыпочки на бетонные нары...
- Быстрее! - скомандовал Звягинцев и угрожающе повел ножом в сторону
Ставрова. - Что ты возишься, как сонная муха?
А ведь он прав, время надо экономить, а не то вот-вот вернется дежурный
по камерам, ведь не навсегда же майор его отослал куда-то!..
- Ну ладно, - сказал он своим естественным голосом, переставая
расстегивать пуговицы на рубашке и поднимаясь на ноги. - Пора заканчивать
эту комедию, майор Звягинцев!
Челюсть у начальника отделения отвалилась вниз, но не более, чем на
несколько секунд.
- Что-о-о? - протянул Звягинцев. - Что ты сказал, гнида?
- Моя фамилия - Ставров, - сказал Георгий. - Я работаю в отделе по
особо тяжким преступлениям управления ФСБ по городу Москве... Мое
пребывание в этой камере является частью операции, с целью ликвидации той
шайки по сбыту наркотиков, которой вы имеете честь руководить!.. Вчера мы
обработали Эльфа, и он нам всё про вас выложил...
Больше Ставров ничего сказать не успел, потому что майор приступил к
делу.
Естественно, ему было уже не до того, чтобы пытаться изобразить
самоубийство узника шестой камеры. Надо было как можно скорее убрать
"эфэсбешника", а потом пуститься в бега и исчезнуть, затеряться на
просторах нашей бескрайней Родины!..
Поэтому Звягинцев применил то, что у него было под рукой, а точнее - в
руке. Тот самый ножичек, которым он хотел вначале лишь попугать Ставрова
да надрезать ткань рубахи для последующего разрыва на лоскуты.
Майор шагнул вперед и отработал прием "Атака безоружного противника с
помощью ножа". При этом нож он держал вполне грамотно - возле своего
правого бедра, острием вперед, большой палец лежит сверху, со стороны
тупой части клинка.
Только профессионалы знают: чтобы убить человека, совсем не обязательно
полосовать ему горло, пронзать насквозь сердце или разрезать живот.
Достаточно, например, рассечь косым ударом лезвия лучевую артерию,
проходящую всего на глубине нескольких миллиметров по внутренней стороне
запястья, - и противник примерно через полминуты грохнется в обморок, а
еще через пару минут скончается от большой потери крови. Тем же грозит и
глубокий порез локтевого и коленного сгибов либо внутренней стороны
подмышечной части руки. Во всяком случае, удовольствие, которое испытает
раненый, будет ниже среднего...
И, прыгнув вперед, Звягинцев целился достать ножом не живот или горло
Ставрову, а его руки, и не кончиком лезвия, а всей режущей частью. Но
Георгий ловко увернулся и блокировал опасную руку. Мгновенно захватив
кисть, он вывернул ее наружу и одновременно ударил майора ногой в живот.
Тот согнулся, но не упал, а только оперся на одно колено. Ударом по руке
Звягинцева сверху Ставров сломал своему противнику локтевой сустав, и
майор взвыл от дикой боли. Но в ту же секунду его левая рука скользнула
под китель и вновь вынырнула, уже сжимая пистолет. Пришлось лишить майора
нездоровой тяги к стрельбе, выбив ногой пистолет.
После этого Ставров приподнял Звягинцева, прислонил его к стене и
обрушил на него серию коротких, но мощных ударов, самый последний из
которых он произвел ногой в грудь, ломая грудную клетку майора. Всё это
произошло так быстро, что его противник застыл, словно вбитый ударами в
стену, а затем качнулся всей своей расплющенной, окровавленной массой
вперед и рухнул лицом на бетонный пол. При этом он даже не попытался
выставить руки вперед, чтобы смягчить падение. Он уже не чувствовал боли.
Еще до того, как упасть, майор Звягинцев был уже мертв:
видимо, обломок ребра повредил его сердце.
Ставров наклонился над трупом и вытащил из кармана связку ключей.
Оружие его не интересовало - сейчас оно вряд ли поможет ему, а вот потом
может стать неопровержимой уликой против него.
Выскользнув из камеры, Ставров прислушался. Наверху все было тихо. В
тесном пространстве, куда выходили двери камер, никого не было. Наверху,
на посту дежурного надзирателя, - тоже. Георгий поднялся по лестнице
наверх и, отперев дверь-решетку, выскользнул в коридор первого этажа. И
тут же, почти нос к носу, столкнулся с одним из бойцов дежурной смены,
который зачем-то околачивался под древним стендом под названием "Жизнь
нашего отделения", где красовались выцветшие, от руки написанные заметки и
мутные, неразборчивые фотографии. Увидев Ставрова, милиционер что-то
крикнул через плечо вглубь коридора и тут же проявил свою врожденную
тупость, потому что умные люди никогда не станут хватать своего противника
не только за горло, но и за другие части тела, ведь от любого захвата
можно, при наличии умения, освободиться легко и быстро.
Боец сжимал шею Георгия так старательно, что в глазах Ставрова
помутилось.
Волей-неволей пришлось для начала нанести удар коленом в пах
милиционеру, чтобы его перестало привлекать горло Ставрова. Потом Георгий
ударил костяшками согнутых под углом указательных пальцев по вискам своего
противника, и тот с коротким вскриком рухнул ему под ноги.
Из-за угла коридора, между тем, уже спешила к месту схватки целая толпа
вооруженных людей, если судить по тому шуму, который доносился до Ставрова:
топот множества ног, бряцание оружия, неразборчивые возгласы. У Георгия
было два выхода: либо вниз, обратно в подвал, либо ломать решетку,
закрывающую окно в конце коридора. И третий выход - отстреливаться до
последнего патрона из автомата поверженного милиционера. Ставров взял его
и привычным движением передернул затвор. Патрон вошел в ствол, и его-то
Ставров и выпустил над головой первого, кто показался из-за поворота. Тот,
словно сломавшись в поясе, упал, а остальные отпрянули назад, под укрытие
выступа стены. Выбив оконное стекло и стреляя короткими очередями вдоль
коридора, Ставров принялся сбивать решетку с окна прикладом автомата.
Наконец, решетка загремела вниз, и Ставров выпрыгнул наружу.
Оказавшись на грязном снегу, он в недоумении огляделся. Окно выходило в
тупиковый закоулок. Отправляясь буйствовать к метро, Георгий
предусмотрительно поставил свои "Жигули" именно в этот тупичок. Дверца с
водительской стороны открывалась от сильного рывка, а ключи зажигания были
спрятаны под сиденьем машины, в комке промасленной ветоши. Всё это было
призвано обеспечить бегство Ставрова из-под носа у милиционеров в случае
погони.
Но сейчас Георгий вновь и вновь обводил взглядом переулок, где не было
никакой машины. Не только настоящей, но даже игрушечной... Угнали? Или
гаишники отбуксировали на свою стоянку?.. Какая разница!.. Главное -
теперь не на чем удирать!..
Ставров кинулся к тому месту, где переулок соединялся с улицей, но
из-за угла здания выскочил человек и присел на полусогнутых ногах. В
сведенных вместе руках у него был длинноствольный пистолет, и дуло его
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг