Артур пожал плечами и направился вверх по склону, напрямик,
пренебрегая вырубленными в твердом стекле ступеньками. Альберт поспешил за
ним. Мэджик-бук, лежащий в большом кармане на спине его мешковатого
жилета, раскачивался, и Зако, который предпочел лестницу, казалось, что
книга вот-вот перетянет и маленький маг покатится с холма вниз, на камни.
Однако Альберт, поскользнувшись на середине склона, вцепился в локоть
старшего, и Артур без усилий вытащил его наверх. К часовне.
***
Их везде строили из этого стекла, черного, блестящего, очень
твердого. Поговаривали, что часовни эти - дело рук магов или даже
храмовников: ну кому еще под силу обрабатывать спекшийся камень, который
не берут ни кирки, ни молоты? А часовня в Козлодуе - самая первая - была
сложена и вовсе из небольших аккуратных кирпичиков. Не без мажьей помощи
сплавленных друг с другом так, что не брали эти стены ни огонь, ни сталь.
А взрывать никто не пробовал, справедливо опасаясь лишний раз тревожить
плохое место.
Черные полупрозрачные стены мягко светились, словно внутри и в самом
деле кто-то зажег лампу, несмотря на то что светлый день стоял на дворе.
Зако-то знал, в чем тут дело, и внезапно пожалел о том, что предложил
Артуру зайти в часовню. Незачем. Нечего ему делать тут, в святом месте,
этому... "Скверна" - всплыло откуда-то из памяти поповское слово. Да,
скверна. Грязь. Оскорбление памяти Миротворца, надругательство над всем,
что дорого. Было дорого когда-то и оставалось дорогим сейчас. Пока еще
оставалось.
Узкие двухстворчатые двери были украшены резьбой. На одной створке
воин, держащий высокий щит, над непокрытой головой колечко нимба. Ангел с
поднятым мечом и расправленными крыльями - на другой. Нимб отсутствует,
зато под мышкой толстенная книга.
Артур остановился, разглядывая фигуры.
- Зеленое дерево, - отметил Альберт, - не пожалели денег. Ну ты чего
встал?
Не дожидаясь ответа, он проскользнул мимо брата, толкнул двери:
- Ух ты! Артур... оно светится.
"... И кровь, просачиваясь сквозь сомкнутые ладони, - услышал Зако
далекий, тихий голос Галеша, - капала на горячую землю. А там, куда упали
капли, вспыхивал неугасимый огонь..."
Наверное, так оно и было сто лет назад, в третий день апреля, года
сто тридцать третьего от Дня Гнева, когда Братья на вершине этого холма,
после боя с чудовищами, готовые к бою с человеком, смешали кровь по
языческому обряду. А сейчас в центре часовни, в земляном круге, не
закрытом гладкими плитами пола, горели словно бы маленькие лампадки. Они
уже сто лет горели. Когда-то Зако приезжал сюда с благоговением и
гордостью, зная, что в его жилах течет та же кровь, что неугасимым светом
пылала в часовне. Сейчас он не верил. И не хотел верить. И рад был бы
выпустить вообще всю кровь из своего тела, занятого сейчас демоницей Тори,
лишь бы ничего не связывало его с Братьями.
- Плохо-то как, - прошептал Артур.
Он смотрел в глаза вырезанного на стене святого, сурового и строгого,
с худым лицом и яростно пылающими глазами. Резчики, судя по всему чуждые
суеверий, не пожалели золота на волосы, дивной чистоты и величины сапфиры
вставили в глазницы, щедро украсили серебром и латы, и щит, и угрожающе
поднятый огромный топор.
- А это, значит, я, - с приятным изумлением заметил Альберт,
разглядывая вторую фигуру. - Братец, ты погляди, настоящий жемчуг! Черный!
Столько даже у нас с тобой никогда не было. И крылья серебряные... Артур?
- Сожги это!
- Что? Зачем?
- Ты можешь?
- Конечно, но...
- Братик... пожалуйста.
- Да я не против. - Альберт пожал плечами. - Я только хочу сказать,
мне твоя помощь понадобится.
***
Сюда приходили со всех концов Единой Земли, приходили и приезжали:
поклониться святыне, попросить защиты от чудовищ и от демонов. Попы
намозолили языки, объясняя, что нельзя молиться несуществующему святому,
грозили анафемой любому, кто заглянет в Козлодуй. А уж сколько раз
пытались сжечь часовню, сломать, сровнять с землей. Но что с ней сделаешь?
Стоит себе маленькая, черная, и сияние золотое от нее исходит.
Народ исхитрился: в Козлодуй ехать нельзя, так они по всем княжествам
кумирен понаставили. И все равно находятся такие, кого ничем не напугать.
Едут и сюда, в плохое место - в святое место? - особенно жители окраин.
Там ежегодно в каждой деревне отряжают паломников. Говорят, помогает.
И вот святой защитник, донельзя похожий сейчас на безжалостного
воина, вырезанного на дверях и на стене часовни, молится, закрыв глаза,
склонив золотоволосую голову. А ангел его сидит рядышком прямо на земле,
раскрыв магическую книгу, стучит пальцами по кнопкам. И черный камень,
который не брали ни сталь, ни огонь, ни молитвы, течет и плавится, как
смола. Оседает часовня сахарным домиком. Жалко-то как, господи! Сказки
жалко. Души своей грешной, некрещеной, которая только здесь утешение
находила. Злой Бог в небесах равнодушно смотрел на землю, а сюда можно
было приехать, преклонить колени перед прадедом, увидеть улыбку на строго
сжатых губах и поверить, что какой ни есть Золотой Витязь, а Миротворец
гордится им, правнуком, потомком. Поверить, что достоин этой гордости.
Мальчишки вломились в чужую мечту со своим мерилом. Вломились так,
словно имеют на это право. Взялись перекраивать сказки по своим меркам. И
не поспоришь с ними. Поздно уже спорить. Теперь, чтобы снова сделать
сказку правдой, придется убивать. Но это легко... Зако смотрел на
стекающую с холма черную, горячую лужу... это будет легко. И даже радостно.
***
- В шопронских храмах молятся не Богу, - сказал Артур, когда черная
оплавленная глыба - бывшая часовня Миротворца - осталась далеко позади.
И замолчал.
Альберт также молча ждал продолжения.
- И здесь молились не Богу.
Пауза. Только копыта стучат да позвякивают колечки на сбруе Стерлядки.
- В Шопроне молятся митрополиту. - Артур сжал губы. - А в этой
часовне молились нам с тобой. Вместо Бога и дьявола, понимаешь, братик?
- Глупости, - сказал Альберт.
- Да?
- Ты... мы не дьявол.
- Отец Адам тоже не Господь. Но пастыри - праведники, чего не скажешь
о нас. Может быть...
- А вот это уже ересь.
- Да, - согласился Артур с видимым облегчением, - все ересь. Я
еретик, но и он тоже. Ты ничего не почувствовал здесь?
- Не-а. - Альберт демонстративно зевнул, всеми силами стараясь
показать, как мало затрагивает его поднятая тема.
- А я почувствовал, - признался Артур, - мне было хорошо. Радостно.
- Здесь был Источник. - напомнил Альберт. Теперь он даже под пытками
не признался бы, что в уничтоженной часовне охватило его удивительное
чувство, сродни тому, что испытываешь во время левитации. Легкость во всем
Теле, дух захватывает, и хочется смеяться без всякой причины. - Oчень
сильный Источник. Самое место для храма. Ты же это чуешь, сколько раз тебя
сэр Герман просил места для новых церквей искать.
- Ну да, - поразмыслив, кивнул Артур, - наверное, в этом все дело.
***
День за днем. Ночь за ночью. Далека дорога, нелегка. Нет больше травы
- голая земля вокруг, сухая, пыльная. Главный добротицкий тракт вдоль
древнего русла идет, но Артур тракт презрел: если так и так воевать,
значит, можно снова путь срезать. Чуть-чуть, капельку, а быстрее получится.
Получалось не на капельку. Серьезно быстрее получалось. Вместо трех
недель - две да еще полтора дня.
Деревня под названием Стополье. Большая. Церковь на горушке. А перед
околицей двое храмовников скучают в форме полевой, и при них сержантов
четверо. Артур увидел, засиял ярче солнышка, даром что морда пыльная. Ну и
рыцари, ясное дело... ворон с вороном, как известно, братья навек.
Спешились.
Навытяжку:
- День добрый, братья.
- День добрый и вам, брат. Можно ли узнать ваше имя?
- Артур Северный.
- Сам Миротворец? Большая честь для нас. Я зовусь Тудор, а это брат
Дину...
Завидки берут. В какую даль от Сегеда забрались, а уж от столицы и
того дальше, а поди ж ты, и здесь Артур своих отыскал. И ведь видят друг
друга в первый раз, а рады, как будто братьев...
Братьев. Вот именно.
***
И наконец-то, в первый раз за долгие дни, было спокойно. Хорошо было.
Церковь в Стополье епископская, зато кладбище и часовня при нем
принадлежали ордену Храма. И молодой капеллан, отец Лазарь, хоть и
поглядывал на Артура со смесью недоверия и благоговения, обязанности свои
выполнял как должно. Выслушал короткую исповедь, отпустил грехи,
укоризненно хмурясь, посоветовал не держать зла на Зако и по возможности
скорее помириться с Золотым Витязем. А если на это недостает душевных сил,
так хотя бы испросить у него прощения за вольные или невольные обиды и за
гордыню.
Что Артур и исполнил в точности, чем немало бедного Зако удивил.
Кажется, даже напугал слегка.
Зато с души свалился изрядный камень.
Стопольский командор рыцарей"Или лейтенант - рыцарь, стоящий во главе
отряда из десяти братьев", брат Евстафий, распорядился, чтобы никто
братьев и спутника их не тревожил, и добавил для пущей ясности: "А ежели
сами они предпринять что-то замыслят, в предприятии этом всячески
препятствовать". И за это распоряжение Артур лейтенанта сердечно
поблагодарил. Видит бог, парой дней раньше он нашел бы в себе силы
рассердиться на излишнюю заботливость, но сейчас уже никаких сил не
осталось. Вышли все. Ни одной спокойной ночи за две недели - не железные
же они с Альбертом, что бы там Зако себе ни думал.
А он ведь, наверное, злился, когда говорил, легко, мол, все вам
далось. Обидеть, может, и не хотел, но уж совершенно точно не рассчитывал,
что слова его лестными покажутся. Значит, вот как оно выглядит: один
молится, второй огнем жихает, и все само выходит.
Спасибо Золотому Витязю, порадовал.
Потому что драться с нечистью "как хайдуки или обычные храмовники, с
кровью да через смертный страх" - это никуда не годно. Если уж выпала
судьба такая - тварей убивать, надо легко это делать. Легко и красиво. И
чтоб не знал никто, как эта легкость душу жжет и тело ломает.
В последний раз Артур подходил к Чаше еще в Сегеде. А сколько всего
случилось потом... Молись не молись - копится усталость. Еще несколько
дней без святого причастия, и остался бы от сэра рыцаря источенный ржой
огрызочек. Стальной, конечно, да толку с той стали?
Альберт говорил: "выгораем, братец". А Артуру казалось, что не горят
они, а ржавеют. Вот и спасались каждый по-своему.
Счищай ржавчину молитвой и постом, полируй сталь до блеска
зеркального, огонь гаси, чтоб тлел едва-едва, - все едино. Стачивается
металл, тлеет фитилек.
И дома сидеть не получается. Все равно горишь, все равно душа
ржавчиной покрывается, так еще и чувствуешь, что зря. Пламя чистое дымом
становится, будто травы сухой в огонь подбросили. Уж лучше - разом,
огненной бурей, молниями белыми, и чтоб ни один обиженный...
Ржавеем?
Выгораем?
Да от горения нашего пожары полыхнут! Небо с землей сплавится! Сто
лет назад встряхнули мир, с головы на ноги поставили и повторим, если
понадобится. А не понадобится - все равно повторим. Чтоб не зря сгореть.
Не впустую прахом рассыпаться.
Эх, Артур Северный, постыдился бы перед причастием-то! Смирение и
милосердие, помнишь - милосердие и смирение. Вот твой путь, ясный путь,
чистый, что ж ты с него все время сбиваешься?
А ночью, конечно, кто-то пожаловал, и бой, судя по шуму, завязался
нешуточный. Однако когда Артур, без раздумий позабыв о запрете брата
Евстафия, подхватил топор и вымелся на темную улицу, его встретил изрядно
струхнувший оруженосец и очень просил вернуться в дом. Чего уж он больше
боялся - гнева ли командора рыцарей или остаться в темноте
один-одинешенек, кто знает? Артур просьбе внял. Вернулся. И лишь падая
обратно на койку, сообразил: вмешайся он сейчас в бой - и плакало
завтрашнее причастие. Кто ж его, с кровью на руках, к Чаше подпустит9
А за околицей все стихло довольно быстро. Справились братья и без
помощи Миротворца. Топора, а не рыцаря!
***
Быстрая связь работала и здесь. С вечера отчитавшись перед братом
Евстафием - субординация этого не требовала, зато требовала ситуация, -
уже с утра Артур получил от командора ответ:
"Флейтист говорит: Триглав ни при чем. Думай, сын мой, кроме тебя
некому".
Спасибо сэру Герману за лестные слова, умеет... чтоб ему здоровым
быть! Все спокойствие как рукой сняло. Неужели снова то же самое: все
ниточки к Триглаву идут, а на деле человечишко какой-нибудь паутину
заплел? И сидит, дурашка, мух ловит. Не понимает, что паук-то не он, паук
с Триглава на него любуется, гладит дурака по голове: молодец, говорит. А
мух сам высасывает...
В Лыни надо быстро обернуться, и сразу в Серый лес, к королю
эльфийскому. А славно будет, если ошибка прямо здесь, в Стополье
обнаружится И время не уйдет, и в Лынь ехать не придется. Но это помечтать
хорошо, а на деле понятно, что в записях приходских никакой ошибки нет.
Была бы - нашли давно.
Книги Артур для верности все-таки просмотрел. Нашел там запись о
рождении Зако Чопичева. И о крещении, ясен день. Здесь, в Стополье,
крестился Золотой Витязь. Поп тогдашний семь лет как помер. А жаль. Вот бы
с кем побеседовать. Поленился орден тогда, двадцать лет назад, не проявил
должного рвения. Как будто каждый день к ним некрещеных детишек привозят.
Ну да что ж теперь? С самого начала ясно было, что поездки в Лынь не
миновать.
***
- Мать-то твоя жива еще? - спросил Артур у как всегда недовольного
Зако.
- Жива, - неохотно обронил Золотой Витязь, - вроде.
- Как так "вроде"?
- Что я, к ней каждый год езжу? Была жива. Сейчас - не знаю. Дом наш
спросишь, покажут тебе. Чопичев дом. Его все там знают.
- А ты не едешь разве?
- Зачем? - Зако сверкнул глазами. - Сам езди. Мне в таком виде лучше
мамке на глаза не показываться. Скаженная она у меня, ясно? После этих
ваших "крещен - не крещен" умом тронулась. Вся деревня пальцами
показывает. А ты сто лет назад не поленился, кобелина, доскочил до Лыни,
вот и сейчас не поленись. Съезди, повидай убогую.
- Ну, знаешь! - Артур слегка растерялся. - Матери твоей я знать не
знаю.
- Деда моего ты тоже не знал, - отрезал Зако.
- А дед-то при чем?.. М-да.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг