внимательнее, хоть и опасался нарушить молитвенное сосредоточение, - да,
Артур улыбался. В глазах светилась совсем уж нездешняя синь. Если б не
капельки пота, что выступили на лбу под прозрачным забралом, впору было
увериться, что благородный рыцарь просто прогуливается по Чистилищу,
брезгуя глядеть на толпящуюся вдоль дороги нечисть.
Надо было бросать все и бежать отсюда. В Развалины. Туда, где
властвует один-единственный сильный Хозяин. Но бежать нельзя, это Зако,
хоть и не был рыцарем, понимал. Стоит поддаться страху, и возводимая
Артуром стена рухнет. Наглый, самоуверенный щенок верил сейчас за двоих,
за себя и за безбожника-хайдука, и, не в силах помочь, Зако старался хотя
бы не мешать. В прошлый раз на шестерых было трое некрещеных. Половина. А
сейчас?
- Немного осталось, - тихо сказал Артур, - ты только не в меня верь,
дурень, мне с твоей веры толку мало. Ты руку Господа чуешь над собой?
- Ни черта я...
Чудища прыгнули со всех сторон. Уши заложило от пронзительного воя.
Громко заржали перепуганные лошади. Зако выхватил меч, онемевшими пальцами
натягивая поводья, удерживая своего коня на месте. Рядом взлетел и
опустился топор Артура.
Гремя железом по железу, огромные повозки вздрогнули, сдвинулись с
места, покатились прямо по тварям, не успевшим выскочить из-под колес.
- Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю... -
услышал Зако сквозь грохот и рычание.
Он рубил, колол, кромсал шпорами, вертелся вьюном вместе со своим
перепуганным мерином. Смотрел он на тех, танцующих: они, единственные, не
подходили ближе. Просто плясали. И смеялись. И не поворачивались лицом. И
Зако уже хотелось, чтобы они наконец обернулись.
Лязгали чьи-то зубы, сверкали глаза, мельтешила пестрая накипь чешуи,
меха, голой щетинистой кожи.
- На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона...
- ровно говорил Артур, заставляя Серко двигаться вперед, раздвигая тварей,
как воду.
Он говорил, а Зако видел, что чудовища расступаются, отползают, скуля
и шипя, бессильные навредить.
- И если ты, скотина, не уверуешь сию же секунду, - все так же
спокойно звучал голос Артура, - нас схарчат вместе с лошадками, мявкнуть
не успеем.
- Да верю я, верю!
Твари расползались, жались к бортам железных повозок, самые робкие
забивались под днища, и черным брызгало из-под железных колес.
Теперь они боялись.
- Верю, - повторил Зако, - как тут не поверить?
Они проехали через Чистилище, ненадолго задерживаясь возле повозок с
самыми ценными грузами. Они оставили за собой хорошую торную дорогу.
Широкую. И безопасную. На нее не скоро осмелятся ступить твари. А нечисть,
та годами будет обходить стороной.
- Ну... ну ты... - сказал Артур, когда выбрались обратно в Развалины,
и лошади бодренькой рысью зацокали между почти безопасными стенами домов.
- Что? - угрюмо уточнил Зако.
Давешний рыцарь в золотом сиянии, одним лишь словом разгоняющий с
пути порождения кошмарных снов, остался в Чистилище. Сейчас рядом ехал
обычный парень. И меньше всего Зако был расположен выслушивать от такого
поучения или, тем паче, ругань.
Артур, надо думать, и сам это понял. Так что всю дорогу до
назначенного командором места встречи оба молчали.
День Гнева
... Очень быстро стали коситься друг на друга представители церкви.
Все беды всегда от культуры. Иляс Фортуна перед тем, как с головой
уйти в исследование здешней энергетики, попрощался с Мастифом именно
такими словами:
- Все беды от культуры, командир. Желаю тебе быть как можно более
меднолобым.
Но какое-то время события развивались вполне благостно. А дел
хватало. Ох, сколько было дел. И даже когда запылали первые костры с
еретиками, Мастиф еще думал, что ситуацию получится решить обычными
методами. И лишь голова отца Кристиана, преподнесенная ему в кожаном мешке
с яркими желтыми тесемками - так и не смог забыть полковник мягкую
темно-коричневую кожу и эту режущую взгляд тесьму цвета цыплячьего пуха, -
заставила оглядеться и понять, что происходит. Как будто со смертью
священника порвались последние путы заклинаний и молитв. Мастиф вспомнил о
том, к какой Семье он принадлежит. И все рассказы любимого своего дедушки
на тему: "Как построить идеальное общество".
Нет, Мастиф не рассчитывал, что в этих землях будут стоять у колодцев
золотые чаши, а девственница с мешком золота безбоязненно проедет через не
созданную еще страну из конца в конец. Но кое-что он сделать мог.
И он начал делать. Невилл Гюнхельд, довольно быстро ставший Невиллом
Наставником, а после смерти превратившийся в святого Невилла,
истолковавшего для людей законы Господа. Пролитой крови хватило бы его
деду, чтоб напиться на века вперед. Стихии встряхнулись так, что отчим мог
бы позавидовать этому размаху. А младший брат, так чудесно умевший
убеждать в своей правоте все живое и неживое, наверное, гордился бы
старшим. Если бы был жив.
***
- Ты что там устроил?! - набросился на Артура сэр Герман, едва лишь
тот спешился. - Мальчишка! Жить надоело? На кой ляд ты полез на станцию?
- Там ведьмы пляшут, - только и сказал юноша.
Сэр Герман еле сдержался, чтобы не употребить более крепких
выражений. Затем поверх головы Артура оглядел мрачного Зако.
- Через страх к Господу идешь, - сказал недовольно. - Вот что,
хайдук, ты на Сортировочной часто бывал?
- Там никто часто не бывает.
- В последний раз, когда был, видел, как ведьмы плясали?
- Какие ведьмы? - спросил Зако. - Ведьмы туда в одиночку не ходят.
- Настоящие ведьмы. Не маги. В белое одеты. Пляшут они, как куклы на
веревочках.
- А, эти... - С виду вполне безобидные, белые фигуры напугали больше,
чем все чудиша вместе - Не видел я их раньше. И никто не видел. Что это за
дрянь?
- С Триглава, - коротко объяснил сэр Герман. Зако присвистнул.
- Я их запер, - подал голос Артур.
- Понятно. - Командор оглядел его, вновь смерил взглядом Зако. - Вот
что, дети мои, давайте-ка не будем рассиживаться, а прямо сейчас поедем в
Цитадель. Там безопасно.
- Если только Флейтист уже сам не пляшет, - сказал Артур тихо-тихо,
чуть слышно.
- Тогда - хана, - хмыкнул сэр Герман. - Все, по коням.
Лошади притомились, но, когда добрался отряд до оплывшего холмика,
того самого, что раньше был идеально подходящей для обстрела Цитадели
высоткой, они, позабыв об усталости, попытались взбунтоваться.
Все разом. Даже дружелюбные и спокойные обозные тяжеловозы. Пришлось,
чтобы не мучить животину, объехать холм по широкой дуге.
- Однако! - повертел головой командор. - Это демон твой постарался?
- Не мой, - отрезал Артур.
- Давненько такого не было, а?
- Да.
- След надолго останется, но знаешь, Арчи, - сэр Герман задумчиво
понюхал ветер, - не чую я демона.
- Может, она и не демон, - мрачно сказал Артур, - но равно она
мертвая была.
- Да разве ж я спорю? - согласился сэр Герман. - Мертвое должно быть
мертво. Истинно так.
Флейтист, приплясывая от нетерпения, ожидал их на двери. Завидев
рыцарей, он замахал руками и сиганул вниз, в последний момент распахнув
над плечами широкие прозрачные крылья.
- Изволили явиться, - сказал недовольно, спланировав прямо на
подводу, - я вас сколько ждать должен?
- И это вместо "Добро пожаловать!", - проворчал командор. - Что-то
случилось?
- А вам-то не все ли равно? - огрызнулся Флейтист, поднося к губам
флейту. Один короткий сигнал - и лошади рысью влетели в тут же
захлопнувшиеся за ними ворота.
Он был непохож на себя, хозяин Цитадели Павших. Спокойный,
насмешливый, язвительный, любопытный - он бывал каким угодно, но не таким,
как сегодня. Испуганным. И злым.
И еще, раньше он никогда не выходил встречать гостей. Званых или
незваных - все равно.
- В подвалах, - бросил Флейтист сэру Герману и оглянулся на запертые
ворота, - что найдете, забирайте.
- Чего ты боишься? - спросил командор, игнорируя резкий тон хозяина.
- Чего ты испугался?
В ответ лишь негромкий вздох флейты. Сэр Герман прошелся по двору, по
уложенным на место, отполированным плитам, склонился над разрубленным
телом Тори. И поднял взгляд на Артура, который, не доверяя послушникам,
сам расседлывал Серко. Странным был взгляд сэра Германа. Не смотрел так
командор на своего рыцаря, даже когда тот чувырл рубил или убивал детишек,
одержимых житником.
Артур обернулся.
Все так же глядя на него, командор выпрямился, держа отрубленную
голову с длинными, пыльными волосами.
- Говоришь, она была мертва?
- Да.
- Разве мертвые способны пользоваться магией?
- Она была не-мертвой, - уточнил Артур, - лишенной души.
Сэр Герман посмотрел в полузакрытые глаза Тори, кивнул задумчиво
своим каким-то мыслям:
- И душа ее сейчас в теле Золотого Витязя. Ну что ж, бывает. Она не
демон, брат Артур, - командор уложил голову рядом с телом, - так что
ничего у нас не выйдет с экзорсизмом.
Юноша молча пожал плечами и вновь занялся своим конем.
***
По Шопрону ходили странные слухи. Святые отцы из ордена Пастырей,
всегда добрые и терпимые, начали вдруг проповедовать о Зле. Мол, явилось
оно и живет среди людей, таится, выжидает. Пастырям верили многие, да что
там многие, в столице так почти все. Это если с окраин какой народ
приезжал, те сомневались поначалу.
Милрад Брюхотряс в своем трактире приезжих видел больше, чем горожан,
и грешно сказать, но речи их, порой крамольные, слушал с удовольствием. Не
нравились Брюхотрясу новые проповеди. Хотя ходил он на них исправно.
Всякий раз, как на площади Становления Веры появлялся одетый в черное
пастырь, Милрад оставлял "Звездень" на старшего полового и уходил
послушать, что еще скажут святые отцы. Интересно они говорили.
Завлекательно. И убедительно - страсть! Если б не понимал Брюхотряс, куда
пастыри клонят, он, может, и сам бы в грядущее Зло поверил.
- Что доброго может прийти от мертвых? - вопрошали проповедники. -
Прах к праху уходит, и участь мертвеца - гнить в земле. Страшно, когда
мертвые ходят среди живых. Еще страшнее, когда мертвые кажутся живыми.
Все они с ног на голову переворачивали. Знамения в дальних храмах, о
которых народ на все лады толковал, объявили предупреждением о затаившемся
Зле. А какое же это предупреждение, если... нет, Милрад сам не видел, но
ему многие рассказывали: гостей с той поры в столице ой сколько
перебывало. Со всех краев Обуды. Так вот, какое же это предупреждение,
если у Пречистой Девы с пальцев миро текло и, говорят, слова слышны были:
"Рыцарь Мой с вами, и Я с ним".
Это ведь не только в Обуде, Обуда просто свое княжество, родное. Ну а
потом пошли слухи и совсем уж из дальних городов да крепостей. Все одно и
то же рассказывали. Привирали, конечно, как не приврать? Но плохой был бы
из Милрада трактирщик, если б он вранье от правды отличать не умел. Такие
трактирщики, знаете ли, мигом в трубу вылетают, где уж там достойно
родовое дело продолжать.
Милрад поначалу посмеивался. В знамения он, конечно, верил - а как же
в них не верить, если столько народу рассказывает, - но вот в то, что
Рыцарь Богородицы, то есть Миротворец, и впрямь на землю вернулся, в это
верилось с трудом. Понасмотрелся Брюхотряс за долгие годы на всяких
самозванцев. Да взять хотя бы недавнюю парочку. Храмовника синеглазого и
братца его чернявого. Те ведь и назваться не постеснялись: Артур, мол,
Северный и Альберт тоже, ясное дело, Северный. Ну, хочется парням героями
побыть, так что ж теперь? Чужого ума им не добавишь, старше станут, даст
бог, своего наберутся.
Посмеивался Брюхотряс, хотя постояльцем своим, тем самым синеглазым
Артуром, вполне доволен был. И платил тот щедро, и девок не обижал, и
народ к нему ходил разный всякий, по делам то ли орденским, то ли еще
каким. А люди, они ж такие: если кто в трактир пришел, так хоть кружечку
пива да пропустит. В других кабаках да трактирах храмовников пугаются, а в
"Звездне" их и раньше хватало - казармы-то рядом совсем. Привык народ.
Рыцарем больше, рыцарем меньше, кому какое дело? Ну и Галеш-музыкант,
конечно. То, что этакий бездельник при ком-то надолго задержался - это
чего-нибудь да стоит. А Галеш за гитару снова взялся, теперь всегда при
нем компания. Все пьют-eдят, и, опять же, девки. Сколько выгоды трактиру
от одного храмовника.
Смеялся Брюхотряс, смеялся и досмеялся. Напала на него икотка. Вот
ведь паскудное дело: ни вздохнуть толком, ни пивка выпить, ни на поварят
прикрикнуть. С ночи еще началось - поди пойми от чего, то ли зевнул, рта
не перекрестив, то ли помолился вечером без души. Ну а где ж время взять,
чтобы с душой молиться, если за день набегаешься до того, что с ног
валишься, а утром вставать ранешенько? Господь-то, он же не злой. Понимать
должен. Милрад ведь ему по воскресным дням свечку с кулак толщиной ставит.
Считай, за всю неделю.
И вот, пожалуйста, икается и икается. Не выспался толком. Жена с утра
злющая - сам не спал и ей, ясное дело, спать мешал. Под утро совсем плохо
стало - икаешь, и аж прямо брюхо все булькает. Милрад все перепробовал: и
воду пил, и не дышал, и согнувшись стоял, пока вся кровь в голову не
стекла, - не помогает. За врачом посылали, да толку с того врача, что он в
икотке понимает? Думали уже у магов дозволенных помощи просить, да попался
Милрад Артуру на глаза. И тот, уж на что обычно словом не удостаивает,
спросил: что такое с добрым хозяином делается?
Брюхотряс в ответ икнул так, что аж подпрыгнул.
Храмовник улыбнулся, руку Милраду на лоб положил и как рявкнул:
- А ну изыди, мразь!
Милрад чуть сам не убежал.
Икотку же как рукой сняло. Вернее, рукой ее как раз и сняло. Сбежал
бес. Рыцаря испугался. И понятно, что невелик был тот бес, большой-то чего
похуже икотки устроил бы, но разве в размерах дело?
С того дня Милрад смеяться перестал. И начал приглядываться. А
теперь, слушая проповеди пастырей, хмурился недовольно, видя, что монахам
верят. Им верят, значит, случись, не дай бог, что страшное, сэру Артуру
веры не будет. Миротворец или потомок Миротворца, а изведут его добрые
пастыри.
Жаль. Не хотелось бы такого хорошего постояльца лишиться.
***
Флейтист скрылся в башне, и Артур довольно долго бродил по этажам,
прежде чем нашел хозяина в маленькой круглой комнате под самой крышей.
- Смотри, - сказал Флейтист, не оборачиваясь. Он стоял возле узкого
окна - худой, высокий силуэт рядом с лепестком цвета ночного неба.
Артур подошел к бойнице, выглянул.
И увидел.
Белый, зыбкий в свете звезд паяц. Далеко на равнине. Пляшет,
подергиваясь, судорожно взмахивая руками.
Зловещее хихиканье доносилось даже сюда, в башню.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг