"Сэр Эльрик... госпожа Тресса..." Забавные они. Люди. То боятся. То
ненавидят. То от почтения себя забыть готовы. Ну да шут с ними. У нас
сейчас эльфы на очереди.
Нюхательные соли я разыскала в одном из поясных кармашков и тут же
вспомнила, что давненько не появлялась в обществе как действительно
благородная дама. Даже соскучилась слегка по общению, не перемежаемому
ругательствами и не сводящемуся к трепотне о бабах, о бабах и еще раз о
бабах.
Хотя пили вчера знатно. И сегодня. Да и позавчера, если уж на то
пошло.
Я поднесла к носу эльфиечки хрустальный флакончик. Девочка вздохнула.
Раскрыла огромные темно-синие глазищи. И... выругалась. Да так, что стены
покраснели.
- Кого ты имеешь в виду? - поинтересовалась я. Эльфийка уставилась на
меня. Представляю себе. То еще зрелище сразу после обморока-то. Волосы
белые. Маска - черная. И в прорезях глаза без зрачков и белков. Одна
радужка. Между прочим, насыщенного такого алого цвета. Девочка и так не
отличалась румянцем. Сейчас она просто позеленела.
- Т-ты... Вы кто?
- Тресса де Фокс, - говорю, - шефанго.
- Правда?
- А что, непохожа?
- Я не знаю, - честно отвечает эльфиечка. - Я шефанго не видела.
- Уже видела.
Хотя, конечно, не запомнила она, не успела понять, чего же так
испугалась. Я и сама никогда этого не понимала.
Лицо у меня как лицо. У людей на первый взгляд и пострашнее -
гримасничают они все время, рожи корчат, глазами вращают... Ага. А боятся
все равно нас, а не их. Ну да ладно.
- Как тебя зовут-то, менестрелька?
- Кина.
- И каким ветром занесло тебя в Человеческие земли? Она помолчала,
разглядывая потолок. Понятное дело, не от хорошей жизни этакое диво
объявилось в Удентале и носится по улицам, спасаясь от потерявшей всякий
пиетет солдатни. Не захочет говорить - не надо. Все равно скажет.
- Я ушла, - ответила наконец Кина. - На Айнодоре у меня никого нет. И
ничего. Мы с мамой жили на самой границе с Орочьими горами. Был набег, а
гарнизон отозвали, и мы... нас... Город сожгли. Совсем...
Она осеклась на полуслове, съежилась на кровати, а в синих глазах
появилось выражение, которое можно в учебниках по совращению описывать.
Классическое, я бы сказала, выражение загнанности и ужаса пополам с
непониманием. Когда женщина смотрит так - мужчина хватается за меч,
готовый защищать ее от любой опасности. Когда так смотрит красивая женщина
- мужчина действительно готов защищать ее хоть от всего мира. Я не была
мужчиной. Другой вопрос, что ужас в глазах Кины был настоящим. И
загнанность тоже.
- И давно ты на Материке? - спросила я. Тут главное - действовать
пожестче, чтобы она жалеть себя не начала.
- Полгода.
- Ругаться здесь научилась?
- Ругаться?
Я повторила то, что услышала от нее пять минут назад.
- А это ругательство? - искренне удивилась эльфийка. - Я не знала. Я
румийского не понимаю, а солдаты оттуда были... Мне слово понравилось. Что
оно значит?
Не скажу, чтобы я смутилась. Однако тему поспешила сменить:
- Пить будешь?
- И есть буду.
Хорошо! Всего за полгода в полной мере набраться настоящей
менестрельской наглости - это чего-нибудь да стоит. Я выглянула за дверь -
так и есть: Марк околачивался неподалеку. Он тут же сделал вид, что
страшно занят, и вытаращился на меня с выражением готовности к подвигу.
- Что там с завтраком?
- Каша. Со шкварками. Для вас, госпожа, мать поросенка жарит. Хороший
поросенок.
- Да? Интересно, возьмется твоя мама приготовить свинью по имени
Карел?
- Если пожелаете, - невозмутимо ответствовал Марк. - Только забить,
извините... - Он развел руками.
Хороший парень. Весь в отца. И матушка у него - очень приятная
женщина. Хотя... Тетушка Ганна - это вообще песня отдельная.
- Ладно. Передай маме, что я извиняюсь за беспокойство, но прошу
приготовить цыпленка. - Я оглянулась на Кину, эльфиечка выглядела
голодной. - Лучше двух.
- Понял. - Он исчез.
Я вернулась в комнату и разлила по кубкам вино.
- А мне говорили, что шефанго везде убивают, - подала голос
менестрелька.
- Попробовали бы. Нас убивать дело неблагодарное.
- Нет. Мне говорили, что вы везде убиваете. Что куда бы шефанго ни
пришли, они сперва всех убивают, а потом грабят и насилуют.
- Мертвых?!
- Не знаю... - Она задумчиво уткнулась носом в кубок.
Ладно. Чего только нам про эльфов не рассказывали! Я помню сказки о
том, как эльфы сдирали кожу с людей из-за расхождений в религиозных
воззрениях. Нет, кое-кто действительно сдирал. Но ведь не все же.
Насколько я знаю из слухов, мой народ тоже не отличается добротой и
терпимостью. Однако почву для слухов дают экземпляры с особым подходом к
делу. А таких всегда меньшинство. Хотя... если вспомнить, что меня изгнали
за недостаточное рвение в истреблении эльфов. Вот тебе и меньшинство.
А шефанго действительно боятся. Начали бояться, когда они стали
близко общаться со смертными.
Здесь, в Удентале, навигаций сто назад, как раз когда закончились
религиозные гонения, народ был понаглее. С Хранителем помирились. Войска
Огненосные поразогнали. Анласитские умонастроения - не в чести. И когда
я-Эльрик приехал в баронство с Востока, прибить меня не пытались только
потому, что полагали, будто за мной вскорости еще полусотня придет. Таких
же.
Как раз тогда был большой скандал в "Серой кошке". Ян от гостя
незваного шарахался, а гостю ничего, кроме покоя и тишины, не нужно было.
Так что нас обоих положение устраивало. Явившиеся к нему молодчики, не
баронские, так, дворянчики местные, жены хозяйской домогаться начали. Ну,
Ян им и попытался объяснить, что не дело это - вести себя так. Дворяне,
конечно, люди, можно сказать, уважаемые, но к чужим-то женам как-то оно не
принято. Он объясняет, а его не слышат. Слово за слово. Хвостом по столу.
Мальчики раздухарились, голоса повысили, начали Яна обзывать нехорошо...
Он с ними все миром разойтись пытался. Но меня тогда любой шум нервировал.
В общем, через пару секунд держал я двух гостей за шиворот и объяснял
что-то за мою расшатанную душевную организацию. Объяснял, кажется, на
зароллаше - у меня по пьяни всегда родной язык прорывается. Ну да мальчики
и на зароллаше поняли.
Ян в истерике бился. Кричал, что теперь и меня, и его, и его жену, и
его сына, и даже его дочку замужнюю, которая в Гиени живет... Короче, что
всем нам плохо будет. Этим же вечером я еще десяток "мстителей" разогнал.
А на следующий день их двадцать пять пришло. Ну тогда я за топор взялся...
Мне за убийство потом слова плохого не сказали - очень уж осточертело
страже городской местных подонков вежливо не замечать.
Яна после моего отъезда снова обидеть пытались. Я бы, может, плюнул
на это да забыл. Но мужик во время того побоища со мной рядом мечом
отмахивался. А это не забывается. В Удентале тогда трактирщики порядочные
попадались. Им только стимул нужен был... В общем, вернулся я через
полгода. Узнал о безобразии. Нашел дворянчика того, что всю эту бучу
затеял. Ну и... В общем, гарантировал Яну неприкосновенность.
С тех пор я в "Серой кошке" - гость желанный. А кроме того, и в
Удентале ко мне попривыкли. Это греет. Должно же быть в мире место, где от
тебя не шарахаются, Огнем себя осеняя.
Румия. Монастырь Жерара Беспощадного
Широкий, вымощенный камнем тракт тянулся за горизонт. Синее небо.
Крохотные зеленые рощицы. Ухоженные, издалека кажущиеся даже симпатичными
деревеньки. Ехать бы и ехать. Радоваться жизни, солнцу, хорошей погоде.
Элидор хмуро смотрел на окружающую его благодать, перебирал в пальцах
поводья и машинально, без должного чувства, благословлял изредка
попадавшихся на дороге крестьян. Крестьяне, впрочем, понятия не имели, что
такое благословение силы не имеет, и принимали знак Огня с благодарностью.
Эта их тупость раздражала Элидора не меньше, чем безмятежное свиристение
птиц.
"С ума все посходили, что ли? - Монах без всякого интереса скользнул
взглядом по стройной, потупившей глаза девушке, спешившей куда-то с
корзинкой, - Что я там сделаю, в этом Эзисе? Без языка. Без привычки.
Штезаль!" Он ощутил вдруг острую потребность вытянуть кого-нибудь плетью.
Просто чтоб душу отвести. И поспешно усмирил это недостойное желание. Все
равно дорога впереди была пуста. А бить лошадей Элидор не позволял себе
даже в самом гадком расположении духа. Лошадь - это ведь не человек. Ее
бить незачем.
Монах дал коню шенкелей, и зверь послушно пошел легким галопом.
Заводной держался рядом, вытянув тонкую морду и кося на человека
темно-фиолетовым глазом.
Покачиваясь в седле в такт ровной поступи скакуна, Элидор попытался
вспомнить уроки брата Павла. Вздохнул глубоко, начал медленно, размеренно
считать до двадцати пяти и, дойдя до одиннадцати, понял, что взорвется
сейчас просто от того, что пытается сам себя успокоить. Лучше уж вообще
ничего не предпринимать. Злость должна была пройти. Рано или поздно. В
конце концов она всегда проходила.
Проще всего, конечно, было бы прикончить кого-нибудь быстро и весело.
Да некого было убивать.
- Отец Лукас, - Шарль замялся, но продолжил решительно, хотя и не без
внутреннего трепета, - простите за неуместное любопытство, но... - Он
вновь запнулся. Заявиться в келью к настоятелю, да еще и требовать от того
отчета - раньше Шарль не позволял себе такой наглости. И не позволил бы
никогда, не иди речь об Элидоре.
- Но? - Черный Беркут холодно взглянул на монаха. - "Но" означает,
что ты собираешься задать вопрос? Задавай.
- Элидор два дня как вернулся, - пробормотал Шарль.
- Неужели? - неискренне удивился настоятель.
- Отец Лукас, его же нельзя выпускать из монастыря еще полгода. Он
ведь... Ну, три срыва уже было. А брат Павел в этот раз даже начать работу
толком не успел.
- Спасибо, что взял на себя труд сообщить мне об этом, - брюзгливо
процедил настоятель. - Ты, Шарль, надо полагать, считаешь меня выжившим из
ума старым пнем, который уже не соображает, что творит, так?
Шарль сглотнул и помотал головой. Ему ничего подобного в голову не
приходило. Никогда. И не могло прийти. Ни за что.
- Что у тебя за манера всюду совать свой нос?! - Черный Беркут
откинулся на спинку высокого кресла. - Длинный моруанский нос! Тебе мало
досталось в Гиени?
Шарль снова помотал головой. Потом брякнул:
- Я же должен знать. Вы же потом с меня отчет потребуете. Я же...
- Когда ты научишься говорить по-румийски? - Настоятель поморщился. -
Прекрати жужжать и следи за своей речью. Аналитик! Двух слов связать не
может. Элидора переводят в класс "элита". Тебе это говорит о чем-нибудь?
- В "элиту"?! - восхищенно выдохнул Шарль. - Элидора?! Давно пора!
- Если он перейдет в "элиту", его заберут в Аквитон. - Черный Беркут
клацнул зубами и полез за своей трубкой. - А вы нужны мне здесь! И ты это
знаешь. Элидор не знает, так ему и не положено.
- А если не перейдет? - осторожно уточнил монах, так уточнил, на
всякий случай, ответ он уже знал.
- Если не перейдет, значит, сдохнет там, в Эзисе, - сказал Черный
Беркут то, что должен был сказать. - Это последнее испытание. Работа в
экстремальных условиях.
Он замолчал. Долго раскуривал трубку. Пыхал дымом. Дергал брезгливо
тонким горбатым носом. Наконец затянулся и выдохнул, прикрыв от
удовольствия глаза.
- Рад?! - проскрипел совсем уж раздраженно. - Давно в Аквитон
рвешься! Под магистра хочешь. Черный Беркут для вас, господин аналитик,
низковато летает. А?!
Шарль не успел ответить. Настоятель вдруг вспомнил о делах и указал
монаху на дверь весьма энергичным жестом. Еще и пальцами прищелкнул,
шевели, мол, копытами, господин аналитик.
Шарль зашевелил. Осторожно прикрыл за собой дверь.
- Про морковь не забудь! - каркнуло из кельи. Очень захотелось
сказать гадость. Ну или хотя бы подумать. Однако Шарль поостерегся. И без
того было над чем поразмыслить.
Он вернулся к ненавистным морковным грядкам. Уселся на влажную землю
и отрешенно уставился на зеленые хвостики ботвы.
Элидора переводят в "элиту". Сам Шарль давно уже был признан лучшим
аналитиком ордена. И ему действительно полагалось бы быть в Аквитоне. Но
Черный Беркут держал его при себе, а магистру объяснял, что никто, кроме
Шарля, не в состоянии приводить Элидора в себя после боевых выходов.
Лучший аналитик и лучший боец. Два найденыша, воспитанных отцом
Лукасом. Но Элидора, при всем том, что равных ему в ордене не было,
переводить в "элиту" не спешили. Во-первых, он был нелюдем. А во-вторых,
он был сумасшедшим.
Сам Элидор не видел ничего из ряда вон выходящего в своей манере
убивать во время выходов всех, кто подворачивался под руку. И даже тех,
кто не подворачивался. Когда эльф приходил в дом жертвы, он приканчивал
там всех, начиная с того, кого нужно было убить, и заканчивая последней
служанкой. Если ситуация складывалась так, что работать приходилось на
улице или в другом людном месте, Элидор уничтожал охрану - даже тех, кто
пытался сбежать, позабыв о своих обязанностях. Если же не было даже
охраны, эльф считал выход недостойным упоминания.
С этим-то, впрочем, еще можно было бы смириться. Но вот после выходов
монах становился совершенно невменяемым. Он без приключений возвращался в
монастырь. И запирался в своей келье, допуская туда только Черного
Беркута, Шарля или брата Павла. Повод к такой уединенности был. И очень
весомый. Элидор признавался брату Павлу, что он ищет повод. Первое время,
первые пару-тройку месяцев по возвращении, он все время ищет повод: кого
бы и за что убить.
И этот его пунктик был совершенно лишним.
Когда в Аквитоне, в курии ордена, слышали о "Том, кто всегда
возвращается", там досадливо скрипели зубами. Нелюдь - это не страшно.
Главное, что принял Опаление и верит истово, другим бы поучиться. А вот
сумасшествие и как результат - непредсказуемость действий и поступков...
Черный Беркут управлялся с Элидором, потому что знал своего приемыша как
облупленного. Но Черный Беркут был нужен в Румии.
Шарль вздохнул.
Аквитонскому начальству не объяснишь, что даже здесь, вдалеке от
орденского управления, они с Элидором работали с полной отдачей.
Начальство - оно на то и начальство, чтобы лучшие кадры забирать под свое
крыло. А значит, когда вернется эльф из Эзиса - он ведь вернется, хотя бы
для того, чтобы подтвердить прозвище, - придется им сниматься с
насиженного места и отправляться в столицу Зеленого герцогства.
Там - новые люди, ревнивые взгляды, придирки, необходимость
срабатываться, искать компромиссы... Впрочем, Элидор-то считает, что ради
"элиты" вытерпеть можно все. Он рвется наверх. Зачем только, непонятно.
Стать управителем боевого секрета? И что ему в том?
"А Беркут-то ревнует!" - с неким удовлетворением констатировал монах.
И вновь принялся пропалывать морковку. Работы по хозяйству были
обязательны для всех в монастыре. Кроме разве что самого настоятеля.
Баронство Уденталь. Столица
В дверь постучали, и в комнату просунулась лохматая голова Марка:
- Завтрак! - почему-то радостно сообщил парень, во все глаза
рассматривая синеглазое чудо, сидящее на кровати с кубком в руках.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг