существо, которое сделало это. Зверь не мог. Просто не мог. Он
тонкокостный, легкий и скорее гибкий, чем сильный. Значит ли это, что там,
внутри, сейчас не Зверь?
Вполне возможно. То есть невозможно абсолютно, если опираться в
предположениях на привычный набор аксиом, но со Зверем этот набор себя не
оправдывает.
Вот зараза!
Тот отвернулся от двери и направился к выходу из корпуса. Улыбнулся
едва заметно.
Основная проблема со Зверем не в том, что непонятно, чего от него
ожидать. Проблема в том, что от него все всегда чего-то ожидают. И ты,
майор, единственный, кто ждет равно плохого и хорошего. Все другие ни о
чем плохом даже не помышляют.
Значит ли это, что ты умнее всех, Гот?
Предположение приятное, но... увы, раз на раз не приходится.
***
- И вообще, у меня такое чувство, что я здесь совершенно бесполезна,
- сердито сказала Ула. Мрачно проводила взглядом Крутого, который
отправился сменить Пулю на боевом посту.
- Зря, - Гот пожал плечами.
Они выбрались поужинать на свежий воздух, на немецкую скамейку.
Вообще, неметчиной в лагере попахивало ощутимо.
- Ты в самом деле думаешь, что Крутой или Пуля будут стрелять? -
поинтересовалась Ула.
- У них приказ.
- Там сейчас совсем не Зверь, да? - Она привычно забралась на
скамейку с ногами. - Интересно, те, кто его ищет на Земле, хоть чуть-чуть
представляют, с чем они могут столкнуться.
"Думаю, как раз они и представляют".
- Это не наши проблемы.
- Да? - Ула пытливо заглянула снизу вверх. - А ты сам его не боишься?
- Пока он заперт, нет.
- И никто не боится, - она кивнула. - Странное дело, Дитрих. Я вот
разумом понимаю... разумом, хотя, казалось бы, посмотри на дверь эту
несчастную, и без всякого там разума все ясно. Бояться надо. Но ведь не
боюсь.
- Чего бояться, пока он за дверью?
- Да я вообще не боюсь, понимаешь? Ты, между прочим, единственный,
кому Зверь оставил свободу выбора.
- То есть? - Гот нахмурился. - О чем ты?
Ула поставила миску на колени и задумчиво прикусила вилку.
- Я так и думала, что ты не заметил, - сказала, поразмыслив. -
Мужчины вообще странно устроены, не видят того, что на поверхности.
Знаешь, на что это похоже? Как будто ты единственный здесь, кто
неприкосновенен. Со всеми остальными он поступает, как ему
заблагорассудится. Не экспериментирует, не думай. Эксперименты здесь я
устраиваю. Он заставляет человека жить так, как нужно. Ему, Зверю, нужно.
А в отношении тебя пустил ситуацию на самотек. И... как будто ждет. Что ты
выберешь? - Ула снова примолкла, подбирала слова. - Вы оба странные, -
сказала наконец. - И я ведь говорила уже, что какой-то гранью вы безумно
похожи. Мне сначала казалось, это Зверь подстраивается. Он умеет. А потом
я поняла, что ничего подобного. С кем угодно, только не с тобой. - Долгая
пауза, длинные тени расползаются по земле, думать не хочется совершенно. -
Я сказала как-то, что вы двое - уникальный случай в истории армии. Чтобы
пилот и десантник стали друзьями...
- Он пилот, - отрезал фон Нарбэ.
- И вы не друзья, - кивнула биолог, - ты хоть не смеешься. А Зверь
меня на смех поднял. Так обидно. Это он тоже умеет. Чувствуешь себя
совершеннейшей дурой и сказать-то нечего. Сейчас я понимаю, почему он
смеялся. - Ула бросила взгляд на жилой корпус. - Но тогда я понятия не
имела, насколько Зверь может быть опасен. Для него само понятие дружбы под
запретом.
"Оно ему недоступно".
Объяснять это Уле Гот не собирался. Бесполезно. Она, так же, как все
другие, пребывала во власти иллюзий. Пусть. Так, наверное, даже лучше.
- Ему просто деваться некуда, - немка вздохнула, - вот он и
выстраивает отношения с людьми, полностью держа их под контролем. Чтобы
пока он человек, все было хорошо, а как только появляется... то, что
сейчас... все оставалось хорошо. Для него. Только для тебя почему-то
сделано исключение. Спорим, случись что, Пуля не сразу решится выстрелить?
- Полагаешь, это подходящая тема для спора?
- Да нет. Это я так, для наглядности. А вот ты будешь стрелять не
задумываясь. Потому что на тебя магия не распространяется. Странно, Гот.
Если кто и убьет Зверя, так это единственный человек, которого сам Зверь
считает неприкосновенным.
- Ты же понимаешь, - сказал майор как можно мягче, - что в нашей
ситуации его мнение ничего не значит. Он опасен. Он особенно опасен именно
потому, что никто его таковым не считает. Знают, но не верят. Как ты.
- Я понимаю, - Ула пожала плечами, - но мне нужно было проверить свои
предположения. Действительно ли ты волен выбирать, или это просто так
кажется.
- Проверила?
- Да. В случае чего буду прятаться за твою широкую спину. - Она
хмыкнула, окинув Гота критическим взглядом. - У Зверя, правда, плечи шире.
- Но прятаться за него я тебе не советую
- Разберемся. - Ула грустно улыбнулась. - Мне сейчас, кроме тебя да
Пижона, и поговорить не с кем. С образцами разве что.
- С ящерятами?
- Ну да.
- Я с тобой отдыхаю, - честно признался Гот. - Ты у нас самое
независимое звено. Приказов отдавать не нужно. В рекомендациях ты не
нуждаешься. Работа твоя мне по большому счету непонятна. Появляется редкая
возможность поговорить на отвлеченные темы.
- Как сегодня?
- Н-ну... - майор приподнял брови. - Насчет сегодня не знаю.
Мрачноватый разговор получился.
- Слушай. - Ула уже встала со скамейки, но присела обратно. - А ты
сам что о Звере думаешь?
- А я не знаю. - Гот вздохнул. - Двойственное чувство, слышала о
таком?
- Это когда твоя теща разбивается на твоем болиде?
- Что-то вроде. Одно могу сказать, относиться к Зверю "никак" у меня
не получается. Не тот человек. Тебе-то это зачем?
- Ни зачем. Просто вдруг стало интересно. Спокойной ночи, господин
майор.
- Спокойной ночи, госпожа Экнахталь.
Ула сделала книксен. Гот щелкнул каблуками.
Патрульные, Гад и восставший из мертвых Петля, вы тянулись, когда
командир проходил мимо. Патрульные. Хорошие бойцы, когда нужно отбивать
атаку снаружи. А изнутри? Не хотелось бы оказаться единственным человеком,
способным убить Зверя. Не потому, что убивать не хочется, хотя не без
того, конечно. А потому, что неизвестно, сколько людей погибнет, прежде
чем получится убить.
***
Больше всех, как обычно, знал Пижон. Думал, что знал. Так же, как
Зверь, не вникая в причины, он видел результат. И довольствовался этим.
Убрать камеру из жилого отсека Зверя Пижон не позаботился. Не смог
придумать, куда бы ее переставить. И хорошо, что не убрал. Потому что
теперь имел возможность наблюдать массу интереснейших вещей. Он не
задумывался пока над тем, пойдет ли собранный им материал в эфир. В
смысле, он не думал, реально ли возвращение на Землю. Он работал. Делал,
что должно. А там будь что будет.
Было когда-то кино по книжке Льюиса Стивенсона. Про человека с
раздвоением личности. Пижон видел этот фильм в глубоком детстве, и его еще
тогда потрясли перемены, которые происходили с вполне благопристойным с
виду джентльменом, когда его темная половина выбиралась на свободу. Но что
фильм? Всего лишь актерская игра. А вот узреть такое воочию, да еще и
записать, - бесценная находка что для журналиста, что для психиатров.
Зверь менялся.
В первый раз просматривая записи, Пижон собирался просто пролистать.
Ну что там может быть интересного? Ула не придет. А сам Зверь спит себе.
Чем еще больному человеку заниматься.
Собирался пролистать. Но взглядом задержался... что-то неуловимо не
правильное было в лице спящего. Не Азамат это был. То есть Азамат, конечно,
потому что некому больше, но сходства, кроме шевелюры пепельной, ни на грош
А потом Пижон вздрогнул. Потому что бездонно-черные миндалевидные очи
глянули ему в душу. Дикий был взгляд. Поблазнилось на секунду, что зрачки
в глазах вертикальные. Азат дернулся от монитора, как будто Зверь мог
схватить его. И продолжал смотреть. А Зверь хватать не стал. Он скользнул
по камере взглядом, не заметив ее. Разумеется, он и не мог заметить. Потом
сорвался с койки и кругами пошел по узкой комнате, прикрыв глаза и
раздувая тонкие ноздри. Он... принюхивался. Прошел мимо двери. Вернулся.
Положил ладони на темный пластик, склонил голову. Прислушивался к
чему-то там, снаружи. Потом снова повел носом. И снова послушал.
Потянулся к замку. Вот тогда Пижон похолодел. Если это откроет
дверь...
Нет. Не открыл. Отошел к столу и... свалился на пол. Глядя в монитор,
Пижон "обтекал". Другого выражения, более литературного, он найти не смог.
Капельки холодного пота текли по груди. Сердце бухало так, что в горле
отдавалось. Что с Азаматом? Что за болезнь подхватил он на проклятой
Цирцее? Или не болезнь? Или какая-то тварь нашла пристанище в его теле? В
мозгах, например. Доложить Готу?
Но Гот спросит, откуда информация. Это во-первых, а во-вторых, Гот сам
и распорядился запереть Зверя в отсеке. Да еще строго-настрого запретил
подходить к дверям. Ясно, почему запретил. Последний их разговор тоже был
записан. Разговор непонятный, но пугающий. Если бы Пижон не верил Зверю,
как себе самому, и если бы он не был уверен в Готе, уж эту-то беседу он
предпочел бы сделать общим достоянием. Как прикажете понимать, когда
совершенно спокойным тоном один человек спрашивает другого:
- Чтобы выжить, тебе нужна чужая жизнь?
И получает в ответ:
- Боюсь, не одна.
Это Азамату нужна чужая жизнь? Чтобы выжить? Или с ним давно уже
что-то случилось, но никто, кроме Гота, об этом не знает? Непонятные слова
насчет "Мурены". "Мурена" - это ведь вертолет, на котором никто, кроме
Зверя, не летает. Гад рассказывал какие-то странные вещи, но Пижон не
вникал тогда. Зря не вникал. Сейчас бы пригодилось.
- Хочешь пристрелить меня ради собственного спокойствия - давай.
Определенно, Готу многое известно. Они со Зверем говорят о чем-то,
всем остальным недоступном, и говорят так, словно эта тема затрагивается
не в первый раз.
Какая тема? Убийство Азамата? Бред неизысканный.
А уж дальше и вовсе не понятно. От этого, впрочем, только страшнее
делается.
- Стоило мне пластаться, твоих орлов с того света вытягивая, чтобы
потом стольких же угробить? Да, кстати, если я выйду раньше, чем ты сам
двери откроешь... Стрелять надо на поражение. Лучше в голову. То, что
останется, сожгите. Для верности. Все иди.
- Яволь.
Ничего себе ответ. Впрочем, совет того стоит. А главное, в голове
ничего не укладывается. И никак не получается отношение к Азаматке
изменить. Будь он хоть... хоть кем угодно. Свой ведь. На нем и на Готе все
в лагере держится.
***
И что вынюхивало это? Уж не людей ли? Сквозь стены? Маловероятно. Но
тогда что?
Когда Зверь вновь открыл глаза, взгляд его был вполне осмысленным. И
лицо человеческим. Он огляделся. Выругался. Уцепившись за стол, поднялся
на ноги и побрел к кровати. Нечто, которое наблюдал Азат получасом раньше,
двигалось легко, плавно, как... ну да, как Зверь, когда был здоров. А
настоящему Азамату два шага до койки дались с трудом. Он упал не
раздеваясь, прямо поверх одеяла. И, кажется, заснул.
Через сорок минут - Пижон засек время - нечто, "демон" вновь начал
свой непонятный поиск.
***
Три дня таких вот невероятных превращений. Пижон забросил все
остальные записи. Все равно в них ничего интересного не было. Он
проматывал отснятое в отсеке Зверя, добирался до моментов, когда "демона"
вскидывало на ноги, и смотрел, как в детстве смотрел фильмы ужасов.
Тварь никак не могла надолго отойти от двери. Активное время
становилось короче, зато и появлялся "демон" все чаще. Зверь иной раз не
успевал прийти в себя. Падал, где стоял. И через какое-то время поднимался
с пола в облике чудовища.
Три дня. Пижон разрывался между жалостью и любопытством. Не нужно
было медицинского образования, чтобы понять - на создание "демона" у Зверя
уходит страшно много сил и энергии. Азамат теряет себя. Но и тварь
подыхает потихоньку. Тварь подыхает, а Зверь-то умирает. Потрясающие
выйдут кадры - поминутная запись последних дней. Интересно, кем будет
Азамат, когда умрет наконец? Собой? Или "демоном"?
На третий день, ближе к вечеру, тварь вновь прилипла к дверям. На сей
раз чудовище не тратило время на исследование комнаты. "Демон" проявлялся.
Поднимал себя с пола. И начинал исследовать замок.
Это уже не пугало Пижона так, как в первый раз. Понятно, что если
дверь заблокирована снаружи, изнутри ее не открыть. Смотреть, однако, было
интересно.
Десять минут. Максимум - пятнадцать.
Все. Снова Зверь. Еще десять минут. И опять "демон". И опять тянется
к замку. Пальцы скользят по пластику. Глаза бешеные... голодные. Еще бы.
Ему ведь жизни нужны. Он выйти хочет, чтобы убивать.
Губы шепчут что-то.
Пижон никак не мог разобрать слов. Микрофон был ни при чем. Качество
записи - отменное. Язык незнакомый. Не то бурятский, не то монгольский.
Азамат его не знал. Он вообще кроме татарского, русского и английского
языков не знает. Разве что немецкий, но самую малость. Откуда что взялось?
Отключится. Очнется. Прилипает к дверям.
Когда замок щелкнул, Пижона в кресле подбросило. Он потом понял, что
все, что отснято, - днем случилось. И если до сих пор тревоги не подняли,
значит, ничего страшного не произошло. Потом. А тогда от щелчка едва не
обмочился.
"Демон" на ноги взвился. Ощерился бешено. Взялся было за ручку
дверную... и тут его скрутило. Дальше было такое - ни в одном фильме
ужасов не увидишь. Не увидишь, потому что фильм - это фильм, а тут самая
что ни на есть реальность. Зверь с "демоном" схлестнулся. Да как! Пижон
едва не плакал от восторга, от восхищения кадрами бесценными, собой
любимым, карьерой блистательной... А Зверь... или "демон"? На ноги
поднялся и с размаху о дверь грянулся.
И слезы у Пижона высохли сразу. Потому что сверхпрочный пластик, на
пушечный выстрел, между прочим, рассчитанный, прогнулся, как фольга. Ладно
не треснул. Угол двери из пазов вырвало, щит дверной перекосило, теперь
замок там или не замок, а заклинило все намертво.
Не пошевелить.
Дальше Пижон смотреть не стал. Сразу не стал. Он спать лег от греха
подальше. Надеялся, может, утром выяснится, что ему все это во сне
привиделось. Да только с утра весь лагерь ни о чем, кроме двери выбитой, и
не говорил. А на Гота смотреть было страшно. Будто и вправду командир
всерьез задумался, а не прислушаться ли к совету Зверя о том, что стрелять
надо в голову.
И то, что останется, сжечь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг