восемнадцать лет я был идеальным спортсменом.
При росте в метр восемьдесят я весил восемьдесят шесть килограммов и
порвал резиновую прокладку на двух спирометрах, прежде чем удалось
выяснить, что объем легких у меня больше восьми тысяч. Я пробегал
стометровку за десять и четыре и умудрялся выжимать штангу весом в 100
килограммов.
Тогда, как впрочем и сейчас, я не пил, не курил и не знал толком, что
такое женщина. У меня была мгновенная реакция и лошадиная выносливость.
Словом, я был идеальным сырьем для изготовления футболиста.
Гвидо Солекванн сразу поверил в мое будущее. Он после общей тренировки
с командой еще подолгу занимался сомной отдельно. Он сделал все, чтобы я
стал настоящим фут66 болистом. Гвидо Солеквани замечательный тренер, и он
создал команду, равной которой не было на континенте. Это Гвидо придумал
способ отдыха между таймами, когда уставшие, разгоряченные игроки прямо с
поля, раздеваясь на ходу, с разбегу плюхались в бассейн с горячей водой.
Бассейн был разборный, и Гвидо повсюду возил его с собой.
Через пять минут горячая вода сливалась и заменялась теплой, почти
прохладной. Это продолжалось еще пять минут, потом три минуты массажа - и
команда снова выбегала на поле такой бодрой, что второй тайм казался
разминкой перед настоящей игрой. Этот способ отдыха и еще многое другое
Гвидо придумал сам, и команда, которую он тренировал, была лучшей из всех,
что мне довелось повидать. Я еще раз повторяю, Гвидо очень в меня верил. Я
легко усваивал все, что он мне показывал, никто лучше меня не мог ударом с
двадцати метров вогнать мяч в любой верхний угол ворот, никто не умел так
финтить, как я, и никто не мог пронести мяч на голове от своих ворот до
ворот противника, как это делал я. И, умея делать все это, я не был
футболистом. Я не умел играть. Я портил игру всей команде, когда дурацки
топтался на поле, не зная, кому отпасовать мяч, я некстати путался в ногах
игрока, который вел верный голевой мяч к воротам, я не мог правильно
выбрать себе место на поле.
И каждый матч сопровождался улюлюканьем и свистом, а я отправлялся на
скамью запасных.
Постепенно эта скамья стала моим постоянным местом, я видел, что Гвидо
во мне разочаровывается. Однажды он мне сказал: - Посмотри на вот этого
полудохлого парня, которьш сейчас обрабатывает мяч. Скелет и только,
смотреть противно, а играет, как бог. Знаешь, футбол - это как пение, одним
удается, другому не запеть, хоть старайся изо всех сил. Тебе так не
кажется?
Нет, мне так не казалось. Я только не понимаю, почему Гвидо не выгнал
тогда меня из команды. Может быть, в память покойного отца. Тот при жизни
оказывал Гвидо коекакие услуги на тотализаторе.
Я старался как мог, я лез из кожи, чтобы стать игроком, но ничего не
получалось.
Весь ужас моего положения заключался в том, что я ничего не умел, я не
получил никакого образования, не имел; профессии. А футбол... как обстояли
дела с футболом, вы знаете. Я ждал со дня на день, что наступит конец
терпению Гвидо, он меня выгонит. Что я буду делать? Этот вопрос мучил меня
днем и ночью. Вот тогда-то, в самое подходящее для этого время, я влюбился.
Я полюбил в первый раз, и, кажется, второго не будет.
К столу подошел стюард.
- Что-нибудь угодно?
- Один коньяк, - сказал капитан.
Болезненный молодой человек попросил имбирного пива, а покерист -
неразбавленного виски.
- Стакан холодного молока, - сказал футболист. Он отпил из запотевшего
стакана и продолжал: - Я встретил ее на пляже. Ее зовут Ева и она самая
красивая женщина на свете. Тогда я этого не знал. Не знал разумеется, как
ее зовут. А остальное заметно сразу, стоит только ее увидеть. Как сегодня
помню этот день. Стояла адская жара. Ветра не было, волны лениво облизывали
берег, и было слышно, как шипит на песке пена. Я лежал под навесом и с
отвращением думал, что через два часа нужно идти на тренировку.
И тут я увидел ее. Она стояла бледная, мокрые волосы спадали ей на
плечи. Ее окружили трое, знаете, из тех молодчиков, что все время
околачиваются на пляже, иногда словно невзначай напрягая накачанные
гантелями мышцы. Один из них положил ей руку на бедро, и она резким ударом
отбросила ее. До меня доносились гнустности, которые они ей говорили.
- Господи, - вдруг с тоской сказала она. - Ну неужели же никто не даст
вам в морду? Неужели не найдется хоть один человек, который захочет это
сделать?
Я почувствовал, что это хочется сделать мне. Ничего в жизни я так не
хотел. Но этого не хотели три "собеседника" Евы. Они, видимо, привыкли
драться втроем.
Ева стояла в стороне, она не кричала, не звала на помощь, она как-то
сразу поверила в меня.
Говорят, когда всех троих привезли в больницу, врачи были уверены, что
это жертвы автомобильной катастрофы.
Я их видел спустя месяц на том же пляже, теперь они производили
впечатление благовоспитанных людей.
В этот день я в первый раз не пошел на тренировку.
А потом наступил вечер, я не буду о нем рассказывать - вечер с Евой, а
потом еще много таких же вечеров.
Она иногда приходила на стадион, когда играл я, в эти дни я играл еще
хуже.
- Милый, - как-то осторожно сказала Ева, - а не лучше ли тебе бросить
все это и заняться чем-нибудь другим?
Бросить! Футбол мне давал возможность жить, а что будет, когда Гвидо
выгонит меня из команды?
Еве я тогда ничего не сказал. Мы твердо решили пожениться, а об
остальном не хотелось думать. Утром я пошел на тренировку. Гвидо остановил
меня перед раздевалкой.
- Не раздевайся, - сказал он. - Мне нужно с тобой поговорить.
Я шел за ним и думал, что все кончено и завтра мне придется на этом же
стадионе продавать программы матчей или разносить сигареты и воду.
- Слушай, - сказал Гвидо, когда мы отошли от раздевалки, где нас могли
услышать. - У тебя, наверное, было время заметить, что я к тебе хорошо
отношусь? Ага. Ну так вот: я сделал все, что мог, но не моя вина, что из
тебя футболиста не получилось и не получится, что бы ты ни делал.
Я сказал, что все правильно, и встал, чтобы уйти. Мне было неприятно
оставаться в этом зале, - я еще помнил, с какими надеждами я когда-то сюда
пришел.
- Подожди, - сказал Гвидо. - Я неспроста упомянул о том, что хорошо
отношусь к тебе. Футболиста из тебя не получилось- это верно, но надо
подумать и о том, на что ты будешь жить. У тебя деньги есть?
Я засмеялся.
- Вчера ко мне приходил один человек,-сказал Гвидо. - Я его знаю давно
- он ученый. Я видел книги, которые он написал, - какие-то исследования
мозга. Он сказал, что давно наблюдает за тобой и спросил, что я о тебе
думаю как тренер. Я ему сказал то же, что и тебе. Сказал, что у тебя самые
лучшие данные для футболиста, какие только я видел, и что ты никогда не
станешь футболистом - ты бездарен. Извини, что я говорил так резко, но у
нас был деловой разговор. Он сказал, что ты ему нужен-для чего, он не
сказал, что он будет платить тебе в два раза больше, чем ты получаешь у
меня. По-моему, над этим стоит подумать. Он оставил мне адрес.
Вечером я отправился к этому человеку...
Чавес посмотрел на часы.
- Одиннадцать часов, - сказал он. - Я обычно в это время ложусь спать.
Спокойной ночи. Если вам все это интересно- доскажу завтра.
- Так не пойдет, приятель, - запротестовал капитан. - На самом
интересном месте вы хотите уйти.
- Прямо Шехерезада, - робко пошутил худощавый молодой человек.
- Шехе... Как? Что это такое? - заинтересовался капитан.
- Ресторан в Неаполе, - быстро сказал покерист. - Может быть, вы
сегодня откажетесь от своего режима? - обратился он к футболисту. - Очень
хочется дослушать, чем все это кончилось.
- Режим? - сказал Чавес. - У меня уже нет режима. Я продолжаю все
делать по привычке. Ну так слушайте. Я пошел по этому адресу. Пошел с Евой.
Мы подошли к небольшому двухэтажному особняку на одной из отдаленных от
центра тихих улиц. Ева осталась ждать меня в сквере напротив, а я пошел к
дому. Я шел, не веря, что из этой затеи получится что-нибудь путное,--я
перестал верить в удачу. Мне отворил дверь старик-слуга. В руках он держал
садовые ножницы. Он стоял в дверях и вопросительно смотрел на меня. Тогда
я, конечно, не мог знать, что отныне наши судьбыэтого старика и моя -
неразрывно связаны.
Он привел меня в кабинет своего хозяина. Я сказал "кабинет", но,
скорее, это была лаборатория. В огромной светлой комнате пахло, как в
зверинце. Стояли рядами клетки, а в клетках возились крысы. Я никогда не
видел таких здоровенных упитанных крыс. Они прямо лоснились от жира и все
разом, прекратив возню и прижавшись к решеткам, уставились на меня.
- Ну, вот и добрались до крыс, - удовлетворенно потер руки покерист.
- Да, - сказал Чавес. -Добрались. Мне было как-то не по себе, и я даже
не сразу заметил человека, который возился в углу. Оттуда доносились
потрескивания и шорохи, ну как от радиоприемника, когда крутишь ручку
настройки.
Я подошел к нему, это был человек лет пятидесяти, с седыми, аккуратно
зачесанными на пробор волосами. На нем был хорошо сшитый костюм и модный
галстук. А!.. Костюм, галстук, волосы... Тогда я видел только его глаза, -
равнодушные и в то же время проницательные. Я сказал, что я Санто ди Чавес
и что я пришел потому, что меня послал тренер.
- Знаю, - не дослушав, сказал он. - Садитесь. Я вас много раз видел в
игре и на тренировках. Я никогда в жизни не видел такого великолепного
мужского тела, как у вас. Солеквани говорит то же самое. Кроме того, он
уверен, что вы самый бездарный футболист из всех бездарностей, каких только
ему приходилось видеть. Я сказал - тогда я еще хорошо не знал этого
человека, - что никому не позволю разговаривать с собой в таком тоне.
Он засмеялся.
- Ты самолюбив, мальчик, - сказал он, - но это не имеет никакого
значения. Итак, перейдем к делу. Солеквани говорил, сколько я тебе буду
платить? Тебя это устраивает? Хорошо. Возможно, впоследствии ты будешь
получать еще больше. Но-одно условие. Ты не будешь задавать никаких
вопросов. Все, что я найду нужным, я тебе расскажу сам. Да! Еще. От того,
что здесь будет происходить, тебе никакого вреда не будет.
Я спросил, за что же я буду получать деньги и что я должен делать.
- Ничего, - сказал он. - Ровным счетом ничего. Считай, что ты
подопытная собака, крыса, что ты мне нужен для опыта.
Я спроскл, для какого опыта.
- Я хочу сделать из тебя великого футболиста, - сказал он.
Он посмотрел на меня, ожидая, что я скажу. А мне нечего было сказать.
Все происходящее казалось мне сном. Я машина гтьно сунул в карман деньги,
которые он. протянул мне. Мои деньги за месяц вперед.
- А теперь начнем, - сказал он. - По ходу я тебе все объясню.
Он отошел в тот угол, где как я предполагал, стоял радиоприемник, и
снова включил его- Как по-твоему, - спросил он, - крысам отсюда видно, что
делается в коридоре?
Я сказал, что нет. Крысы и вправду не могли видеть коридора.
Лаборатория отделялась от него крошечной прихожей.
- Встань в прихожей, - сказал он мне, - и выгляни в коридор.
Я повиновался и увидел в дальнем углу коридора застекленную клетку, в
которой сидел большой пушистый кот.
В то же мгновение в лаборатории раздался писк и топот маленьких лапок.
Крысы в ужасе метались по клеткам, опрокидывая друг друга.
Oн с удовольствием потирал руки.
- Войди в лабораторию, - сказал он.
Я вошел.
Беготня в клетках сразу прекратилась. Крысы, подрагивая, смотрели на
меня.
- Выйди в прохожую.
Я вышел, и снова в клетках началось столпотворение, которое
прекратилось только тогда, когда я вернулся в лабораторию.
- Ты понял? - нетерпеливо спросил он меня.
Я стоял окончательно сбитый с толку.
- Нет, - сказал я, - ничего не понял. Почему эти твари начинают
метаться по клетке, стоит мне выйти в прихожую.
- Он не понял! Ты не понял, отчего они беснуются? Да оттого, что они
увидели этого КОТA твоими глазами. Все, что сейчас видишь ты, видят и они.
Зрительный центр твоего мозга излучает волны, которые принимаются центрами
моих крыс. Между тобой и крысами... ну, назовем это радиосвязью, чтобы тебе
было понятно, хотя это немножко другое. Теперь ты понял? Нет? Попытаюсь
объяснить. С тобой случалось, - спросил он, - такое: например, тебе хочется
запеть какую-нибудь песенку, а в это время ее начинает насвистывать или
напевать кто-нибудь, находящийся неподалеку? Причем, нельзя объяснить это
чистой случайностью, потому что иногда вспоминаешь что-нибудь совершенно
несусветное в это время.
Я припомнил, со мной и впрямь случалось такое.
- Ага, - сказал он. - А не бывало ли, что ты думаешь о чем-нибудь,
ведь футболисты тоже думают, а в это время твой собеседник начинает
говорить об этом, хоть ты не сказал ему, о чем думаешь.
Это у нас с Евой случалось сплошь и рядом. И я сказал ему об этом.
- Да, - небрежно сказал он. - Это бывает. Существуют люди, у которых
это чувство обострено до крайних пределов. Но существуют и люди, которые
заинтересовались этим и даже ставят кое-какие опыты. То и дело слышишь, что
поставлен новый опыт по угадыванию мыслей или передаче зрительных
впечатлений на расстояние. Скажем, из комнаты в комнату или даже дальше. Но
все это случайно и не всегда удается.
Ни один из тех ученых, кто даже ухитрился во всех случаях найти
какую-то закономерность, не научился этим явлением управлять. Никто, -
кроме меня. Я выяснил, что мозг испускает волны, которые могут приниматься
иногда другим мозгом. Это явление носит очень случайный характер и,
повторяю, только у немногих людей. А я научился направлять эти волны от
одного мозга к любому другому, по желанию. Это и произошло, когда ты увидел
кота, а крысы почувствовали это так, будто увидели его сами. Теперь понял?
На сегодня хватит. А завтра приходи с утра. Займемся делом. Ты станешь
настоящим футболистом, хоть я и смыслю в футболе столько же, сколько эти
крысы в астрономии.
Ева ждала меня в сквере. Я обнял ее и забыл обо всем: о футболе,
крысах и даже о деньгах, что лежали у меня в кармане. Я целовал Еву, и мне
совсем не хочется рассказывать, как это было чудесно.
Утром мне открыл тот же старик-слуга. Так же, как и вчера, я прошел в
лабораторию.
Он сидел на корточках у клетки и кормил крыс.
- Это глупость, - сказал он мне, - когда утверждают, что самые умные
животные-собака, лошадь или обезьяна; вот эти вот зверюшки - самые хитрые
животные на свете.
Потом он с ног до головы оглядел меня.
- Надо следить за внешностью, молодой человек, - недовольно сказал он.
- Будущая знаменитость не должна ходить небритым.
Потом он принялся растолковывать мне суть своей затеи.
Он сказал, что предстоит проделать первый сложный опыт, в котором
будут участвовать только люди. Я только никак не мог понять, какое
отношение имеет все сказанное к тому, что я стану футболистом.
Он кончил кормить крыс в одной клетке и стал мыть руки, не обращая
внимания на голодный писк некормленных крыс в остальных клетках.
- Сейчас мы проделаем еще один маленький опыт, - сказал он, - а потом
поговорим о главном. Ты пока посиди, досмотри газету.
Я сел за стол, а он, отойдя в угол, щелкнул выключателем. Раздалось
тихое гудение, изредка прерываемое шорохами. Внезапно я почувствовал
страшный голод, такой, как будто я не ел по крайне мере два дня. Полчаса
назад я плотно позавтракал и минуту назад и не помышлял о еде, а теперь у
меня от голода стягивало желудок.
Он подошел ко мне.
- Что ты чувствуешь?-.спросил он.
Я сказал, что я чувствую, и попросил позволения уйти, чтобы где-нибудь
проглотить дюжину бифштексов, меньшее количество меня бы не устроило.
- Значит, ты голоден? - участливо спросил он. - Ну что ж, иди поешь,
если хочешь. Впрочем, погоди, - сказал он, довольно улыбаясь. - Может быть,
удастся помочь тебе прямо здесь, в лаборатории.
Он отошел в угол и снова чем-то щелкнул, и внезапно я почувствовал,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг