ударную установку, а также вазу заплесневелых апельсинов с просьбой
НИКОГДА ИХ НЕ ВЫБРАСЫВАТЬ. Вручив записку, хозяева делекатно удалились или
просто выпали из поля зрения. Записка состоялаиз одного предложения:"На
какой-нибудь, любой, может быть, сумащедший, случай, мой телефон". Номер
был иногородний.
Я беспомощно оглянулся на подоконник, где вместо Дерева, в правом углу
расположилась прозрачная ваза, наполненная доверху апельсиновой
плесенью... И вот меня разобрал смех-он завязался в районе солнечного
сплетения и словно по соломинке поднимался, чтобы выскакивать наружу на
недоступной мне частоте - подобно пузырькам, пусть даже и мыльным. Это был
смех лукавый очень добрый но не мой. И в моей мимике он не запечатлелся.
Но меня словно листьями завалило - разноцветными. Потом они упали, шурша,
под ноги, превратились в черные пласты, где отпечатались обе мои ступни,
погрузившиеся затем по щиколотки в жижу; наконец между пальцами вылезли
головки подснежников. Все это повторилось несколько раз в обратном
порядке, в нулевом порядке, без всякого порядка. Ох и завязывался же смех,
по многу раз завязывался, но никак не мог я его заполучить. Все было таким
неопределенным, но в этом странном Доме я не боялся потерять мир,
ненароком выбыв.
Сорвав с ударной установки фиолетовое покрывало, служившее прежде
занавесом, я расположился поудобнее и взял в руки палочки - вертикально к
полу, как рычаги. Не так давно, в студенческие годы, я брал уроки у
старого рокера-ударника и техническая сторона моя, слава Богу не
отвлекала. Первые удары слетели на барабанную кожу, словно пикирующие
бомбардировщики. Но потом я взял себя в руки, перебросил в них раз-другой
палочки и робкие ритмы возникли.
Я шел в в Дерево, проходил его насквозь, двигался дальше, разворачивался.
Дерево догоняло меня, шло насквозь, обтекало, включало меня... Я взбирался
по взгорью к Дереву, что всегда дожидалось, расставив ствол коридором.
Сердцевина его могла послужить пристанищем для тьмы путников, но каждый из
нас мог задержаться в негорячем пламени только на миг.
Пульсирующий гул-смех, завязавшись в недрах земли, растрескивал
поверхность, раскачивал новостройки. Жильцы, кто плача, кто смеясь,
выскакивали на балконы и следили за обрывающимися в небе проводами, что
кружили так и сяк, не находя себе места. Чем круче, тем чище. Крутизна
мойх ритмов заставляла вертеться Землю, и провода заворачивали куда ни
попадя. Зато я знал, что не фальшивлю.
...Провода заворачивали по стуку... Я мог задержаться в негорячем пламени
на два, три, четыре мгновения...
...Провода заворачивали по стуку... Время от времени я звонил по
телефонным номерам, которые менялись с завидным постоянством, и сообщалв
трубку голосом, звенящим от восторга:" Дерево рстет! "
...Провода заворачивали по стуку...
Может быть, в будущей жизни Дерево и станет мне по росту, и мы с Маэстро
сможем запросто не узнать друг друга. Все может статься в будущей жизни.
Ф пока я по- прежнему работаю в поликлинике, зная, что переменю со
временем род занятий, образ жизни. Иногда я вижу в окнах чужих домов наше
Дерево - это служит мне знаком поддержки и одобрения. В первое время я
расстраивался, если промежутки между знаками удлиннялись и однажды был
наказан за нетерпение по-доброму насмешливой Па-а-узой. Я знаю, что в
городских квартирах раскинулся сад, и втайне горжусь этим фактом. А еще я
знаю, что наш мир - прекрасная штука, потому, что он любит Маэстро. Вы
только представьте: мир поделился со мною частью теплоты к этому человеку
только за то, что я был немного добр. Мы с миром любим Маэстро на пару и
никогда не ущемлям друг друга. Сознавая, что я был одарен этой любовью,
точнее, ее искрой, не совсем незаслуженно я отдаю себе отчет и в том, что
милость небес дана мне с избытком - чтобы легче мне было оставаться щедрым
и ничего не желать урвать от человека, который так чужд корысти и
чувствителен к покушениям потребителей - любым, даже
изысканно-дружелюбным, даже с печатью Св. Духа.
3
...И приснилось мне в зыбком утреннем сне Дерево - море деревьев, плавно
колеблющихся в ярко-зеленом зареве сцены. Сплетенные меж собой, кроны
отбрасывали могучие волны света, - они приподняли мнея с кресла в правом
крыле партера и, набегая, прошибали насквозь - жгуче-прекрасные, огненные,
вовсе не грозные, скорей, уязвимые... Я был один в этом радующем театре,
если не считать Маэстро - человека с сердцем ребенка, сердцем пророка,
который неясно угадывался на сидении с краю, у прохода к дверям - среди
тени, отброшенной в зал светом сцены. Незримое сияние, ровное и тихое,
исходило от его левой руки к моей правой - пронизывая ее всю и щедро
ррастекаясь по ладони - ладони без единой ссадины: по линии сердца, по
линии жизни, по поперечным линиям... И так светло. Так легко было на душе,
так ясно, бездумно и весело, что над кроватью склонилась мама, потому что
мой смех напомнил ей младенца.
--------------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения целостности и неизменности текста,
включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое
использование настоящего текста без ведома и прямого согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.06.2002 13:16
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг