в душе у тебя такая буря.
- Беда в том, что я не могу ее показать. Ты сразу начинаешь казнить то,
что... невольно породил. Невольно потому, что настоящее солнце не может не
жечь. Я не прошу тебя стать таким, как я - для этого ты должен будешь
сойти со своей высоты и - угаснешь как Солнце. Исчезнешь в первую очередь
для меня. И я знаю, да, знаю, что стечение обстоятельств в том числе и
тех, что заданы тобой - не более, чем пробный камень, через который мы
узнали, чего стоим и мы сами, и наша дружба. Там, на твоей высоте, солнце
пронзительнее и ярче. Но ты устоял, устоял, Мартин. Но не за то я сейчас
казню себя, что не поверил другу и оговорил его, а за то, что не
разглядел, кто передо мной. Поступить так можно с кем угодно, только не с
тобой. Но знаешь, в чем загвоздка - ни с кем другим я так бы не поступил.
- Но почему же? Я не понимаю.
- Потому что это естественно - не верить иногда...
- ... своим глазам, если видишь у человека хвост?
- Не поэтому, а потому, что я верил тебе больше, чем всем.
- Прости, но так мог бы рассуждать Иуда.
- Черт побери, разве мы не договорились, что среди нас нет ни Господа, ни
падшего ангела? А предательство мое условно - мы оба это знаем.
- Только сохранилось воспоминание о движении, которым ты попытался выбить
меня из седла. Чего ты хочешь... Чтобы я смиренно дожидался, когда
условность станет явью?
- Ага, ты все-таки не веришь мне. Вопреки заверениям в абсолютном доверии.
Я чувствовал это. Не приняв в расчет мои чувства, ты не увидишь свои
ошибки. Я бы хотел, чтобы моя душа послужила зеркалом. Загляни туда,
посмотри, как глупо ошибается этот замечательный человек - самый
благородный из всех, кого я знал.
- Ты предлагаешь мне помощь? Разве я так жалок? Ну, увижу я где-нибудь
ошибку - Что дальше? Ведь ошибки ничему не научат меня - не идут впрок, и
все тут.
- А знаешь сколько я сделал выводов из той истории?
- Это знаменательно. Не замечал ли ты, Годар - ошибаюсь я, а на ошибках
моих учишься ты.
- Я учусь на собственных ошибках!
- С коня едва не свалился я. А перекрестился и обтер пот с лица ты. Ты
стоишь с хирургическими ножницами, которые никогда прежде не держал, и
размышляешь над тем, что бы еще во мне поправить, обрезать. Почему редко
кто от души говорит мне, что я не так уж и плох? Как будто не за что
сказать мне доброе слово...
- Но, Мартин, как же ты не расслышал, я только что приравнял тебя к
солнцу! Как еще возвысить мне суэнца? Зря ты ищешь скелет моей мысли. Бери
ее вместе с мясом.
- Не знаю- не знаю. Мне иногда кажется, что похвала ближнего - способ
ужалить меня поглубже. Принято думать, что я прячу сердце. И копать под
него долго.
- Ты считаешь: у меня за пазухой - камень?
- Не в этом дело. Просто я не стану идти с тобой в ногу. Пойми меня
правильно: однажды я изменил себе - я попробовал на вкус чужой дороги -
твоей дороги, Годар. И едва не отклонился от цели. Впредь я буду тверже.
- Не понимаю: что такого ты попробовал?
- Мы потеряли много времени на привалах, копаясь в самих себе.
Годар грубовато и даже агрессивно выложил в руки Зеленого витязя
собственное сердце и оттого, как повернет тот разговор, зависела жизнь
незадачливого странника. При последних словах товарища грудь сдавил
ледяной обруч. Сейчас Мартин и вовсе опустил руки, выронив незаметно то, в
чем больше не нуждается...
- Ты оскорбляешь нашу дружбу,- тихо сказал Годар. Ему было необходимо,
чтобы Мартин срочно возразил.- Разве мы позволим себе хоть один
незапланированный отдых? Те часы, что отнял у нас мой поступок, я
переучитывать не хочу.
- Дело не в количестве привалов. Понимаешь, днем следует идти, а не
размышлять над ходьбой, ночью - спать, а не мучаться бессонницей. Если так
будет продолжаться и дальше, мы станем похожими на скирских недорослей.
- Понятно. Я затормаживаю твое развитие. Тяну назад, сбиваю с толку. А
я-то думал, что делишься со мной сомнениями, чтобы услышать совет. Я не
знал, что тебе полезней спросить и - заткнуть уши.
- На заре нашей дружбы я был не всегда уверен в целесообразности своих
замыслов. Теперь же мы заняты делом.
- Скажи тогда, зачем ты показал мне свое сердце, если не в силах принять
меня такого, какой я есть на данный момент - весь в движении, в стремлении
стать лучше? Обидно, ей Богу, ты уважал меня только тогда, когда думал,
будто я - персонаж из фантазий
Ницше: всегда тверд, никогда не ошибаюсь.
- Обидно мне, Годар. Ты по-прежнему сомневаешься в моем уважении.
- Оно никак не следует из сказанного! Скир дистанциировался от огненных
стен, которыми окружило себя великое, неумолимое, суровое светило - вот
что я хотел тебе сказать. Осознанно или нет, но каждый оказался предателем
Света. Я же шел за тобой, как слепой.
- Еще не поздно прервать путь. Ты заметил: скирские власти оставили для
тебя дверцу? Тебя не объявили беглецом. Люди Почтенного Сильвестра к твоим
услугам, они сопроводят тебя на родину.
- Я шел за тобой, как слепой, и ощутил пламя и клубы дыма в ногах - то, от
чего остальные, предчувствуя, уклонились. Я рад своей слепоте, но ты не
рад мне - единственный человек, за которым я хотел бы идти.
- Ты рад слепоте потому, что стремишься разрушить себя. Не сумев войти в
распахнутые ворота, ты решил сгореть на пороге. Извини, но если бы я
захотел умереть, то не стал бы искать смерти от руки друга.
- Я не так сложен, как тебе думается.
- С другим товарищем тебе было бы легче. Ты был бы понятней другому - в
этом ты прав.
- Но мне легко с тобой, Мартин! Вопрос только в том, чтобы успеть добыть
всю предначертанную нам легкость.
- А если не успеешь? Помнишь, как поступали в старину с подвижниками
незадачливые последователи?
- Мне известно, что я только и делаю, что подкидываю тебе камни на душу.
Но когда же ты разглядишь их происхождение? Впрочем, мы напрасно тратим
время на поиски - ты высказался достаточно определенно. Не потому ли шут
Нор навязал меня и тебе в попутчики, что я - обуза? Дабы рассуждая со мной
о том, о чем не надо, ты не успел бы дойти, куда надо?
- Это ты сказал. У тебя забавная привычка приписывать мне собственные
мысли. Если тебе так нужно, я даже рад послужить тебе зеркалом.Господин
Ницше, кстати, входит в круг твоего чтения.
- Если вы не поделили с Нором принцессу, то он дистанциировался дальше
других. Помяни мое слово: шут пребывает сейчас у дверей в покои Адрианы.
Мартин побледнел. Изменился в лице и Годар, ибо не ожидал от себя
серъезных пророчеств в сфере дворцовых интриг.
- Вперед, быстрее! - воскликнул Зеленый витязь, словно был командиром и
натянул поводья, хотя надо бы назад, в Скир. Годар все не мог освоиться с
простотой и конкретикой Страны Полуденного Солнца. Из чувства противоречия
он и повернул назад, чтобы вернуться на подконтрольную ему территорию
через тот же тоннель в скалистом холме.
- Будь добр, если придумаешь новую заповедь - поставь мир в известность,-
бросил он через плечо.
Проскакав некоторое расстояние, Годар оглянулся, потому что вдруг
расслабился и забеспокоился за Мартина - без досады, по-доброму.
Бросив поводья и заломив руки за шею, ссутулившийся всадник смотрел ему в
спину тоскливым, зовущим взглядом. Он отвел этот взгляд, как только Годар
оглянулся. Не дождавшись от Мартина помощи, а именно за помощью обращался
он к витязю в своем путанном разговоре, Годар неожиданно получил
поддержку. Он нечаянно подглядел, что нужен еще зачем-то Мартину. Сразу
сняло, как рукой, добрую половину проблем.
- Встретимся,- заверил Годар одними губами и, неопределенно махнув рукой в
сторону Безымянного озера, погнал коня к туннелю.
Это был пат. Сейчас же, без передышки, он начнет новую партию с Мартином и
будет проигрывать партию за партией, пока не обрадует его равной игрой.
Или, на первых порах, достойной. Проигрыш в его случае - победа по
сравнению с патом.
В тоннеле Годара сопровождал такой грохот, будто наземь рушились, по мере
его продвижения, тысячи шахматных шеренг. Белая лента, зацепившись за
шероховатый выступ у выхода, сползла к локтю. Он снял ее и, свернув, зажал
в кулаке вместе с поводом.
Равнина - вся в бурьяне, с сонно журчащей где-то речкой, с единственным,
кособоким холмом - покрылась фиолетовыми пятнами и запрыгала перед
глазами. Он с натугой покрутил головой. Всюду кружило обмякшая разомлевшая
жизнь. В ней рыщут обугленные грачи, коршун плавает и плавает по небу...
Ничто не предвещает близости дракона. Все равно - не стоит больше
оставлять территорию без дозора. Сейчас он вздремнет - на две минуты, не
больше, необходимо обезвредить память от слов Мартина, чтобы не взять на
себя вину за каждый его упрек, хотя прав Зеленый витязь, прав по-своему в
любом своем упреке.
Оттолкнув вслепую коня, он прислонил ладонь к ноющим векам и прижавшись
спиной к крутому склону, осел наземь. Руки его - легкие, тонкие, как будто
кости - из ствола бамбука,- вытянулись вдоль течения по поверхности реки и
ухватились за край плавучего столика с шахматной доской. Партнером по игре
был стоящий по пояс в реке Мартин. Фигуры на его доске занимали начальную
позицию. Зеленый витязь приветливо кивнул ему, предлагая начать партию.
Годар играл белыми. Поглядывая с прищуром на позицию Мартина, он не спеша
выстраивал собственное войско. Расстановку фигур он почему-то запамятовал
и, когда выстроил свои позиции по позиции Мартина, раскраснелся и приуныл.
Глядя в пустующий центр, Годар притронулся к пешке Е2, но вынужден был
одернуть руку, ибо нащупал на ее месте короля. Он глянул с тоской на
позицию Мартина и тотчас отвел взгляд, вернув его в центр доски. Найдя
вслепую клетку Е1, Годар ухватил двумя пальцами пешку и попробовал
перенести через поле, но снова споткнулся о фигуру короля на Е2. Поставив
пешку на место, он отодвинул плавучий столик, намереваясь выйти на берег,
но поймал на себе доброжелательный взгляд Мартина. Разочарование и
сочувствие в этом взгляде были тщательно замаскированы. Мартин улыбался
подбадривающе, без натяжки. Хмуро, но бодро Годар поочередно пробовал
протолкнуть вперед другие пешки, но ни одна не продвинулась, ибо
натыкалась на спину могущественной фигуры. Он сдвигал фигуры с места и
тотчас возвращал обратно, пыхтя и досадуя на собственную беспомощность, он
пытался отодрать от доски хоть одну пешку, но приподняв ее на сантиметр,
пугливо отдергивал руку и пешка ровно, с пристуком воцарялась на исходную
позицию.
Так продолжалось до тех пор, пока Мартин не предложил из великодушия
отложить игру. Партия продолжалась пятнадцать минут - время фиксировали
часы на столике. Первый ход сделан так и не был. Кто-то похлопал его,
удрученного, по плечу...
Проснувшись, Годар вспомнил расположение фигур на доске и сразу увидел
ошибку. Да-да, фигуры Мартина, а следовательно, и его, были расставлены
неверно. Пешки находились сзади, на первой горизонтали. Движение им
перекрывали собственные фигуры, занявшие вторую - пешечную горизонталь.
Даже во сне, где бываешь сам с собой откровенней, чем хотелось бы, Годар
не позволил себе увидеть той ошибки Мартина, не стал упрекать его в своих
мыслях - так чисто думал он всегда о Зеленом витязе, так верил в него,
упрекая лишь в спорах - пустыми словами.
Ну что, если Мартин и в самом деле играет в другую игру, только ему одному
известную и не понимает по этой причине, почему не ладится игра у
партнера? Вероятно, Зеленый витязь называет свою игру шахматами. Почему же
столь опытный шахматист не замечает очевидной ошибки?
Гадор заглушил порыв съездить к Мартину, чтобы разобрать сон вместе. Обида
за упреки в самокопании сидела крепче других. Но не будет, не будет
больше религиозного поклонения, благоговейного трепета. Только хватило бы
Мартину мужества превозмочь боль, когда Годар сделает в своих поисках
неверный ход. Все дороги к смерти должны быть отринуты - одна за одной.
Первое поле на таких дорогах с треском проломится - это значит, ступил его
конь.
А между тем тело его не слушалось приказов - тяжелело и знобило, спина и
затылок не могли отлипнуть от склона. Смятая шляпа словно растекалась по
шее и затылку. Ему казалось: падают медленно кружа, редкие хлопья снега.
Годар потер онемевший кулак, в котором сжимал шелковую ленту. Стоячая
теплота затрепетала на пальцах. Размяв всю руку, он распространил ожившее
тепло дальше.
Расслабляя поочередно мышцы, Годар осторожно подводил себя к тому, чтобы
пригубить аромат степи. "Не Суэния меня породила, но она соприкасается со
мной своей землей и своим небом",- подумал он взволнованно, и спазм в
горле пресек развитие мысли. Посмотрев бездумно на снежинки, он обнаружил,
что это - бабочки. Приземистый куст полз из растресканной глины бочком - к
месту, где он сидел, и выворачивал листву, ссорясь с ветром. Не Годар его
посадил, но есть ведь у скитальца право глядеть на дарованное другими
скитальцами, ибо и земля и небо Суэнии заблудились в скитании - Годар
остро ощутил это сейчас, изнутри. А если бы и не заблудились, а просто
вековали век на стоянке кочевников, он достоин любить их непритязательной
любовью странника, не предлагая ничего взамен, кроме опоры в с воем
сердце. Стоит ли доказывать самому себе, как это делает Мартин, что он
достоин себя и жизни? Фигура в игре Мартина с надписью "Умру, если совесть
моя нечиста" сама по себе возражений не вызывает. Но на своем ли она
месте, туда ли идет, не устраивает ли связку собственным пешкам?
Чувствовалось, что некая фигура под ее прикрытием способна сделать ее
роковой при совместном действии. Тут что-то не так. Чувство вины слишком
неадекватно. Годар должен найти ошибку, в силу которой ненастоящее
предательство карается взаправдашной смертью.
Он незаметно для себя поднялся и вытянул свободную руку с развернутой к
просторам ладонь, сделал несколько робких шагов, словно мечтал обнять
девушку. Звон речных струй был еще слишком радостен, прозрачен, громок для
его угнетенного слуха. Однако он сумел угадать берег в зарослях бурьяна и
осоки. Годар побежал, тяжело касаясь земли, к реке, сбрасывая на ходу
одежду, нырнул в воду, не затормаживая, а после, находясь уже в седле,
блаженно вдыхал всей кожей свежесть прозрачных, нежных пеленок, ибо тело
его хранило память о серебристых струях.
Встречный ветер донес запах большой воды, стало ярче, просторней.
Холмистый кряж пошел на снижение, тогда как равнина округлилась и
поползла вверх. "Неужели уже?" - подумал Годар в настроении тревожном и
радостном. Под копытами четко, полнозвучно отдавалась изменившаяся земля -
побуревшая, с мелкими голубыми цветками. Стрелой пронесся последний
километр. Почти одновременно они вступили с Мартином в море свежей,
сочной, словно орошенной травы: колышущееся травяное море во всех концах и
- голубоватая дымка на горизонте - покров для невидимой дали. "Еще не
озеро",- спокойно отметил Годар. Он поприветствовал взмахом руки
появившегося сзади всадника, а потом, черт его дернул, развернулся и
обскакал того по кругу, почти как в день своего мнимого предательства. Но
теперь он был пьян весельем. "Если чувство вины изгрызло через меня и
сердце моему другу, я рассмеюсь в лицо совести!" - думал Годар, кусая
губу. Он словно предлагал всем видом Мартину- "Делай, как я, взгляни с
улыбкой на свою половину доски", ибо не мог он позволить себе смеяться над
чужими ошибками, а с сего часа - и указывать на них пальцем. Кто знает,
может услуга лучшего друга в том, чтобы не сказать. Не всем, наверное,
стоит отягощать ближнего. Не всем из того, что забирается в голову в
момент речи.
Смешно и грустно было ему поглядывать на вытянувшееся лицо Мартина, на
впавшие его глаза, в глубине которых затеплилась, пробиваясь, подобно
колючим травам, улыбка горькая, больше вежливая, чем искренняя. Однако они
сумели разбавить сухость, идя рядом рысью, чарочкой анекдотов. Дорога,
которая не к смерти - Годар это знал,- пролегала где-то здесь. Отсвет от
дорог Мартина сужал зону его поисков. Куда ни гляди, а дороги к смерти в
парадоксальном мире Мартина Аризонского обрывались жизнью...
И все-таки он упустил эту возможность выхода, потому что проход оказался
узок для двоих. Где не смеются двое, не засмеется ни один. А Мартин не
смеялся.
Годар дежурил под утро следующего дня у палатки, когда Мартин, проснувшись
до срока, вышел вскоре на свет при полном обмундировании и, не проронив ни
слова, прошел на два десятка метров влево. Там он сел спиной в мерно
колышущиеся травы и застыл, как дерево с невидимой путнику макушкой,
достигшей где-то за облаками небесной тверди. Сжался внутри сердцевины
надтреснутый ветер.
Годар подумал-подумал и, не выдержав, зашел к нему спереди, присел
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг