под старинные образцы, вместо практичных плащ-палаток в амуницию вошла...
двухместная тентообразная палатка. Синие же - под мундир - плащи, старший
и младший советники по военному делу рекомендовали использовать
исключительно в качестве накидок.
К полудню они отклонились от следов колес. Мартин вычислил по карте, что
по бездорожью путь короче. Кроме того, на безлюдье их некому будет
принимать за ряженых. Аризонский выразил надежду, что волки-одиночки,
рыскающие вдали от населенных пунктов, сохранят почтительное расстояние от
ратников королевского войска. Если первую ночь они провели в деревне, то
нынешний ночлег организовали прямо в степи, раскинув палатку посреди
пшеничного поля, расположенного в окрестностях одного из поместий. Волки
не решались заходить в посевы, где вечно были живы запахи псов, охранявших
днем покой работников.
Перед тем, как уснуть, витязи прослушали часть радионовостей из Скира:
приняли к сведению информацию о том, что не далее, как сегодня,
королевские ратники расселись по коням и приступят со дня на день к охране
объектов и - выключили транзистор. Миниатюрный вентилятор на солнечных
батарейках добросовестно, производительно гонял воздух в палатке и Годар
уснул, что называется, без задних ног.
Прилегающие к Зоне Дракона восточные степи славились худосочием и в целом
более других напоминали европейские. Здесь не было лесонасаждений и
садоводческих хозяйств. Растительность была неброской, хотя солнце на всем
протяжении края оставалось одинаково въедливым. Надо было еще привыкнуть к
тому, что Край Вечного Полдня одновременно степной и озерный. Огибая холм
по запекшейся коркой земле, в трещинах которой могли уцелеть лишь скирские
муравьи-мутанты, рассеянный путник неожиданно оказывался по пояс в воде.
Ручьи, речушки, мелкие озерца спасали край от вырождения в пустыню. Этому
активно способствовали системы орошения. Под всеми угодьями имелись целые
царства подземных коммуникаций. Мелиорация в Суэнии почиталась на уровне
высокого искусства.
Мартин, будучи инженером-мелиоратором, указывал чуть ли не по наитию, как
казалось очарованному Годару, места, откуда можно было извлечь воду даже в
самых засушливых уголках восточной степи.
Университет Скира имел только два факультета: медицинский и инженерный.
Всем остальным дисциплинам учили там же, в микродозах. На сегодняшний день
общее высшее образование в Суэнии представляло собой хаос вытяжек из
мировой науки и культуры. Зато природа, если пообвыкнуть, была наглядной
гармонией. На ее лоне сбывались, удесятерялись радости и усиливались
печали. Тайное здесь становилось явным. Скир показался отсюда Годару
песчаным городом. Сам же себе Белый витязь представился самонадеянным,
безответственным подростком. Но не опечалился, ибо почти постоянно
пребывал в эйфории.
"Еще ничего не началось..." - это ощущение неотступно преследовало его с
ранней юности; однажды он возвел гнетущее ожидание жизни в принцип - и
эмоция сменилась на противоположную: хорошо, что еще ничего не началось.
Значит, он сумел устраниться от суетной гонки за наживой и не напакостил
миру. Это давало ощущение чистой совести и постоянную тоску по делу, к
которому можно приложить своеобразные мысли и сильные чувства - последние
истощались, распространяясь в пустой свободе лабиринта. Силы томили, жгли
его изнутри, изливаясь в противоречивые сны. Короткие, поверхностные,
смурные приключения приносили вместо радости удовлетворение от того, что
путь к цели, которой нет, несколько продлился.
Пшеничное поле в стороне, куда указал Мартин, плавно перешло в низину,
замкнутую далеким холмистым кряжем. Почти утонувшие в бурьяне кони,
казалось, тянули за собой в упряжке аккуратное круглое озерцо. Посреди
озерца лежал песчаный остров диаметром десять в метром. Миниатюрный
розоватый утес, похожий на бивень слона, казалось, силился вырасти на
глазах Годара.
- Мартин! - крикнул Годар в страхе. Он узнал в утесе вершину из вчерашнего
сна.
Зеленый витязь подбежал с флягами, позабыв, вероятно, выпустить их
впопыхах из рук. Когда Годар скупо пояснил, что видел во сне точно такую
же вершину, Аризонский нашел разумное объяснение:
- Вечером мы, выбирая место для ночлега, проезжали эту местность. Ты был
рассеян из-за усталости и многого не заметил. Но зрительная память
механически фиксирует все, вот тебе и приснились кое-какие детали.
- Но я видел этот сон много раз. Видел еще до приезда в Суэнию.
- Раньше ты видел немного другое, а теперь невольно отождествил прежние
сновидения с нынешним. Зря я снял палатку. Хотел сделать твое пробуждение
радостным, а сделал его кошмарным. Надо бы нам не расставаться с головными
уборами. Когда искупаешься - позавтракаем. Я открою консервы.
- Не хочется мне лезть в это озеро.
- Тогда - двинемся, а завтрак организуем чуть позже. Всадникам привычней
отдыхать на конях.
Слова Мартина, его ненавязчивая заботливость вернули Годару душевное
равновесие. Но теперь он, не теряя воодушевленного спокойствия, буднично
констатировал про себя, что ослепительный сон про суэнского дракона и
рыцаря Годара, отправившегося на битву с чудовищем, оказался былью, такой
же осязаемой, как пик вершины из его снов, что материализовался отныне в
суэнской степи.
Снарядив коней и закрепив шляпы при помощи завязок, они прошли верхом
полукилометровую каменистую возвышенность, вышли на равнину и пустились
вскачь. Вообще-то это было лишним - пускать без надобности в галоп лошадей
с поклажей, даже если это кони-степняки. Но можно же иногда устроить себе
ветер, когда его так не хватает. Хотя, по большому счету, дело было вовсе
не в погоде. Просто чуткий степняк Мартина сам настроился на ритм сердца
хозяина, ритм, который тот сдерживал из необходимости сохранить себя "в
форме" до исполнения задания. И Мартин понял и послушался своего коня. С
гиком кинулся следом Годар, нагнав его. Годар и на коне старался держаться
рядом с Мартином. В незнакомых необозримых просторах, залитых важным,
напыщенным светом, друг как бы отбрасывал прозрачную прохладную тень. При
лучистой этой тени Годар чувствовал себя, как дома. Не тьмы страшился он и
не света. В сущности, свет в суэнской степи был только рядом с Мартином -
все остальное обнимал зной.
Далекий кряж из темно-лиловых холмов длился бесконечной параллельной
линией. Растревоженный встречный воздух сбил шляпу Зеленого витязя за
голову; синий плащ взвился. На темно-лиловом фоне кряжа светлые его волосы
казались неутомимыми, равномерно колышущимися лучами солнца. Отрезки, из
которых складывалось это могучее колыхание, казалось, имели конец, но не
знали начала и, возобновляясь вновь и вновь, давали забвение конца. Отстав
на два метра, Годар частично выпал из необходимого ему излучения. Он
слышал четкий, полнозвучный топот впереди, внутри которого рос, подобно
грозовой туче, другой ритм - не столь ясный, но такой же проникновенный,
трепетно-тревожный; тут же назревала следующая звуковая волна - в ней
проглядывались капли обжигающей росы... Чуя всем сердцем нераскрытые эти
волны и пропуская их сквозь себя, Годар невольно посылал импульсы
собственному коню, а тот принимался импровизировать на тему, заданную
степняком Мартина. Одиночные цельные аккорды темы, из которых слагалось
полнозвучие, оставляющее в воздухе след свежести, распадались в этой
импровизации на множество звуков-тонов, полутонов. Каждый аккорд, живущий
до того только внутренним светом, раскрывался и начинал светить наружу, во
все концы - свечением то пульсирующим, то ровным, но неизменно
благородным, проникновенным. Правда, теперь звуки располагались нестройно.
Будучи сами по себе сгустками энергии, они не выстраивали солнечного
луча... Многие, теряясь, погибали. Зато звуки меняли направление: могли
плыть, опускаясь и поднимаясь по воздуху туда, куда нельзя было попасть
прямым лучом. Чем-то это напоминало полет парашютов одуванчиков. Ими, как
звездами, было уже усеяно все небо. И почему-то становилось тревожно.
В тревоге Годар огрел плетью коня, чтобы поравняться с Мартином, но
просчитался и вырвался вперед. Оглянувшись, он добродушно улыбнулся и
увидел ответную доверчивую улыбку. Некоторое время он мчался впереди, лбом
на кряж, который, заворачивая дугой, образовывал еще одну темно-лиловую
линию, несущуюся навстречу, в глаза. Хоть бы один солнечный блик сделал ее
прерывистой! Здесь, впереди, было тоскливо одному. Годару подумалось, что
и Мартину, должно быть, нелегко одному. Ему захотелось, чтобы тот нагнал
его. Можно было притормозить самому, но Годар, еще раз оглянувшись,
пригласил Зеленого витязя к состязанию - указал на бугор в пятистах
метрах. Аризонский кивнул в знак согласия.
Темно-лиловая цепь холмов стала чертой, к которой несся Годар, позабыв про
бугор. На мгновение ему пригрезилось, что он - Мартин... В руке словно
материализовалась рукоять меча. Он разрубит цепь, а солнечный ураган,
движимый силой безукоризненно-точной мысли, разметет ее остатки. Тело
живого врага, застывшего на берегу Безымянного озера, станет единственной
подлинной преградой, дающей отраду бойцу... Мгновение сменилось. Конь
Мартина шел вместе с его конем бок о бок. Годар понемногу учился постигать
меру точности. То пришпоривая коня, то, как ему казалось, незаметно
притормаживая, он вырывался вперед, а потом вдруг оказывался позади,
предоставив Мартину черед для реванша. И вдруг заметил, что тот поступает
с ним так же... К финишному бугру они, подзадоривая и подтягивая друг
друга, прибыли вровень.
За завтраком Мартин, расстегнув ворот кителя, чего раньше с ним никогда не
случалось, сокрушенно обронил:
- Ох, Годар, не знаю, достоин ли я драться за жизнь Адрианы.
Оба были оживлены и растроганы великодушием, которое так красиво раскрыли
друг в друге.
Годару страстно захотелось сказать, что он с радостью уступает такому
золотому товарищу руку принцессы, что идет на битву с драконом просто так,
за компанию; захотелось рассказать о своих слабостях, поведать сон про
недостойного Дон Жуана. Однако, он вовремя спохватился. Дать понять
витязю, что ему уступают руку принцессы, обещанную в награду за воинскую
доблесть - значит, косвенно усомниться в его доблести. Да и поймет ли
Зеленый витязь это бесцельное "просто так", не отвернется ли от него?
Вспомнилось, как просил их о победе король, какие надежды возлагал на
заезжего витязя... Нет, он объяснится с Мартином потом, когда докажет
доблесть и бескорыстие на деле.
- А какие у нас шансы? - спросил он сдержанно.- Интересно, какими были
наши предшественники - витязи, что пробирались к Безымянному озеру до нас?
- Никто не знает, сколько их было. Многие уходят, никого не поставив в
известность. Те же, кого благословляет король, тоже становятся
безымянными: не вернувшиеся недостойны памяти. Но список имен есть -
тайный список в материалах Секретного военного архива. Данные погибших
воинов изучает спецкомиссия. Это ничего не дает. Но при дворе
поговаривают, будто подмечена одна закономерность: каждый очередной
витязь, прошедший регистрацию, в чем-то слабее предыдущего. Думаю, это -
верный вывод. Когда королевство хиреет, все мы слабеем вместе с ним. Так
что могу тебя обрадовать - шансов у нас с тобой меньше, чем у остальных.
Ответственность же больше, чем на всех предшественниках, взятых вместе.
Если мы не сразим дракона, он уничтожит принцессу. Может, такая
ответственность к лучшему. А еще меня обнадеживает, что ты, Годар, хороший
товарищ и очень независим...
- Да что ты!..
- Да-да, ты очень отстранен от оценки окружающими своих поступков и можешь
подготавливать их без оглядки - здраво и рассудительно. Я хотел бы быть
похожим на тебя. - Лента Зеленого витязя, выбившись из-под поврежденного
погона, сползла с плеча, но он не торопился заняться починкой мундира -
сидел, откинувшись на утонувшие по локоть в бурьяне руки и смотрел во все
глаза на привставшего Годара. - Это то, что я хотел сказать тебе сегодня.
Годар с трудом перевел дыхание.
- Знаешь, - сказал он дрогнувшим голосом, - я тебя не подведу.
- Знаю. Подай, пожалуйста, мешок с продуктами.
- Ну, уж нет. Моя очередь тащить поклажу. В конце концов, не я везу, а
конь.
На следующий день Мартин, хмурясь от неловкости, спросил у него, что тот
думает об убеждении короля в том, будто беды Суэнии начались еще с той
неопределенной поры, когда человек перестал довольствоваться природными
инстинктами.
- Мне кажется, король имел в виду пагубное влияние цивилизации. В Европе
это уже проходили, - ответил Годар снисходительно. Я истолковал его слова
так. Не знаю, правильно ли, - добавил он, спохватившись.
Мартин, подумав, неуверенно сказал:
- А я думаю, что человек давно перестал быть животным и судить о нем по
прошедшему этапу эволюции - неправомерно, - чувствовалось, что неуверен он
был не в правильности своих умозаключений или необходимости искренности, а
в возможности собеседника понять. - Мало того, обычный человек, обыватель
- это тоже прошлое. Человек должен стать Человеком с большой буквы.
Условие, необходимое для этого - чистая совесть.
Старо, как мир. Годар, пришедший из Европы конца ХХ века, был знаком из
истории с попытками человека стать Богочеловеком, Сверхчеловеком,
Человеком, Ничем (или Всем), растворившись в природе, нирване, пьяном
угаре, ницшеанстве, коммунизме, странничестве... В Суэнии, которая
догоняла их прошлое, появление доморощенного мыслителя в духе Канта, Ницше
и М. Горького вполне укладывалось в мировую тенденцию. Мартиново "Человек
- это звучит гордо" старо, как мир. Афоризм-сентенция. Душа Мартина глубже
его отвлеченной мысли.
И вдруг эта душа бесстрашно, беззащитно распахнувшись, вложила ему ту же
самую мысль прямо в сердце:
- Я не смогу жить с нечистой совестью. Ты знаешь, даже если я уничтожу
врага, который хотел растерзать меня или моих близких, - я не смогу после
этого жить, не смогу простить себе убийства. Даже если это будет дракон.
Мартин был бледен и напряженно ждал его реакции.
- Не беда. Я убью его вместо тебя, - попробовал пошутить Годар. Лучше бы
он этого не говорил! Лицо Мартина стало почти одного цвета с его лентой.
Годар никогда не видел друга в таком гневе.
- Ты все неправильно понял! Ты утрируешь мои мысли!
- Я просто шучу. Будучи порядочным господином, ты не можешь с чистой
совестью убить человека - так ведь? Но ведь дракон - не человек.
- Не уговаривай меня, как ребенка! Разумеется, я убью его, если смогу.
Слово "дракон" я употребил фигурально.
- Вот не хотел тебя обидеть, Мартин...
- Ладно. Извини. Я погорячился, - отрывисто заключил Аризонский.
Трудно представить, как не хотел в ту минуту Годар обидеть Зеленого
витязя! Он видел перед собой другого Мартина - не того, что мог невольно
сбить с толку ветром взыскательной мысли. Этот другой Мартин выложил ему
на ладонь такое неприкрытое сердце, что захотелось немедленно, сию же
секунду, подуть на него, чтобы спасти от горячки полуденной степи, а оно
чуть было не покрылось от его порыва ледком и не умерло. Бережно затаив
дыхание, Годар во весь день неловко шутил на разные невинные темы,
показывая всем видом, что умеет балагурить невпопад, а сам незаметно
следил за выражением лица друга, взвешивал каждую его реплику. Не
замкнулся ли Мартин, лишив его благодати искренности?..
Но Мартин не только не замкнулся, - он делился с Годаром каждым движением
души. Благодарно, растроганно разглядывая движения крыльев этой
удивительной птицы - души Зеленого витязя - Годар и сам не заметил, как
поместил ее в свою грудь, и теперь чутко, блаженно прислушивался к порывам
собственного сердца, как будущая мать прислушивается к шевелению плода.
Только об одном молил Бога Годар: хоть бы не вспугнула эту солнечную птицу
темнота его сердца, хоть бы не познала она ее глубины. Годар слушал, как
пил... Мартин говорил, как дышал.
Что не мешало им иногда спорить.
В диспутах, которые они устраивали, Годар старался облечь аргументы в
самые мягкие, обтекаемые формулировки, а если назревал крупный спор,
затушевывал свое мнение. Он слышал в своем сердце каждое движение души
друга, связанное с тем или иным убеждением, и... не мог бороться с
сердцем. Контраргументы высыхали на губах, как молоко.
Следуя за мыслью Мартина, Годар делал иногда умозаключения, с которыми не
делился. Особенно это касалось некоторых сторон жизни Суэнского
королевства.
На четвертый день, во время очередного привала, Мартин сказал, что считает
ороговение женской кожи защитной реакцией, вызванной засевшим в крови
страхом перед драконом и... неистребимым человеческим достоинством! Лучше
обезобразить себя, чем отдаться чудовищу. Вина за мутацию лежит на
мужчинах - они не сумели защитить своих дам и справедливо теряют их
уважение.
- Мне кажется, каждый суэнец объясняет непонятное в меру своего остроумия,
- мягко заметил Годар, - это результат разобщенности с другими странами
Земли. Почему бы не обратиться за помощью, ведь там уже найдены ответы на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг