окликнуть спорящих. Но в эту минуту взгляд Согора скользнул по лицу того,
кто сидел между Марком и Олей и пока что молчал. Кажется, кто-то знакомый?
Оля, словно уловив мысль Согора, обратилась к этому человеку:
- Ваше влияние, Андрей! Горько, что именно вы... настраиваете Марка
против дедушки.
В ее упреке прозвучали неведомые прежде Согору, поразившие его
интонации.
- Оля; вы ошибаетесь, - взволнованно, но мягко ответил тот, кого она
назвала Андреем. Рахманов! Зачем он явился сюда?
Согор припомнил, что внук не раз говорил ему о своей дружбе с
Рахмановым, с которым познакомился у Крепова. Так вот отчего Марк сделался
таким колючим в последние два года! Оля права: это влияние вождя
"неистовых".
- Вы неправы, полагая, будто я настраиваю Марка против его великого
деда, - продолжал Рахманов. - Ваш брат сам способен разобраться во всем. К
тому же Согор - говорю вам от чистого сердца - всегда был для меня идеалом
человека.
- Как понять вас? - Оля недоуменно подняла на него глаза. - Ваши
язвительные речи... Каждое их слово направлено против требований Согора не
вмешиваться в дела харнарцев.
- Сколько себя помню, я любил Согора как нашего духовного вождя, -
отвечал Рахманов, - но когда стал замечать, что смелого мыслителя
вытесняет расчетливо-холодный политик... Не сердитесь! Согора надо спасти
от него самого - вот какие слова услыхал я однажды. А Марк прав: мы
рассказали рабам Харнара о Земле. Теперь там восстание. И наше место там.
- Можно ли наносить учителю - ведь вы считаете Согора своим учителем -
более жестокие удары, чем вы это делаете? - спросила Оля, но не очень
уверенно. Она не отрывала глаз от лица Рахманова. У Согора ревниво сжалось
сердце. Он до боли ясно понял смысл этого взгляда!
- Знаю, дед снова рассердится, - долетели до Согора слова внука. -
Поэтому прошу тебя: скажи ему обо всем сама, но после. Наша группа летит
через неделю, с попутной экспедицией. Сперва на Плутон, оттуда - к
Харнару.
- Как, и ты тоже? Нет! - подняв руку, отшатнулась Оля. - Разве ты
забыл: этот проклятый Харнар отнял у нас отца!
- И поэтому я должен быть там! - возразил Марк. - Не трать слова, все
обдумано и решено давно, и ты этого не изменишь. Да так оно и лучше, -
голос Марка зазвучал небрежно. - Люди, подобные мне, вечно не в своей
тарелке на нашей роскошной, слишком благоустроенной Земле. Может, в другом
мире я отыщу и свою "стезю"? Или сумею по крайней мере - как в старину-то
говорилось? - умереть благородно.
- Ни за что! Как же я? Дедушка... Ты подумал о нем? Не слишком ли много
ударов для одного человека! Ты не посмеешь, не посмеешь!.. - твердила
потрясенная Оля, глядя на брата глазами неистово любящей матери. - Андрей,
- повернулась она к Рахманову, - ну скажите вы ему! Что он задумал -
улететь навсегда!
- Оленька, пойми, наш долг... - начал Марк. Она отшатнулась, прижимая к
лицу ладони.
Ночная птица мелькнула над их головами, крикнув протяжно, и растаяла
над морем. Костер угасал. Подул влажный ветер, его порывы гнали искры
вдоль берега. Алые точки метались одна за другой, исчезая далеко в
темноте.
Оля зябко повела плечами, вздрогнула.
- Поздно. Пора домой.
Она медленно пошла вверх по тропинке. Марк и Рахманов, подавленные,
растерянные, следовали за ней. Вскоре они скрылись за поворотом.
Эту ночь Согор провел в лесной глуши, у подножия хмурых елей, до утра
бормотавших над ним старинные сказки, полные наивных чудес, мало понятные
нынешним людям.
Рассвет обжег края белых облаков. Одинокие птахи, обитавшие в этом
затерянном краю, посвистывали где-то вверху редко и робко, как бы не
решаясь нарушить первозданную тишину.
Согор неторопливо продвигался все глубже в чащу, озираясь кругом. Жадно
вдыхал крепко настоенный смолистый воздух, в котором каких только
изумительных запахов не было! Прошлогодней прели и молодой хвои,
диковинных трав и скромной красавицы лесной фиалки; соблазнительные запахи
грибов, едва уловимый - пушистого нежного мха; грустный аромат, исходивший
от коричневых лодочек коры, упавшей с мертвых елей, и горьковатый -
осинника. Ручей в овраге глухо бурлил, прыгая по скользким валунам.
Лес поредел. Странник выбрался на просеку. Она тянулась далеко к синему
горизонту. Туман кое-где плавал над ней, но заря разгоралась неудержимо,
тонкие копья золотых лучей косо пронизывали мокрые кроны берез и
голубоватых сосен, озаряя лес и просеку таким веселым, ласковым светом,
что душа человека отзывалась ему ликующей музыкой, полной ничем не
омраченной радости. Лето стояло на редкость теплое, с короткими, но
частыми яростными грозами.
Глядя вокруг, Согор замечал необычайно обострившимся зрением
рассыпанные там и тут в траве рубиновые ягоды костяники. Они сверкали,
словно крохотные искры расколотой солнцем зари. Плотный, симпатичный гриб
боровик недоверчиво глядел на невесть откуда взявшегося человека из-под
коричневой от загара шляпки - неужто сорвет? Стройный колокольчик гордо
раскинул светло-голубые цветы; кажется, тронь их - и зальются, зазвенят
тонко, серебристо.
"Даже и здесь ты не смог бы скрыться от самого себя". Эта мысль
возникла так неожиданно, что Согору почудилось, что кто-то незримый,
идущий рядом сказал это.
"Опять _он_? Преследует всюду! А может, Крепов прав - и мы всю жизнь
носим в себе двойника, свое реальное второе "я"? Нет, прочь, никогда не
приму! Этого не может быть, потому что... это слишком против разума".
Он больше не слышал музыки в душе, не замечал лесной красоты. Солнце,
птицы, травы - все вдруг исчезло для Согора, провалилось в иную
пространственно-временную плоскость.
"...Планета зла - Харнар! Ты погубил сына и его друзей, к несчастью
открывших тебя. Почему же все новые и новые люди нашего человечества
неудержимо стремятся туда? Что влечет их? И зачем встретился он, мрачный,
уродливый мир, на пути наших звездолетов именно в этот век! Какие
грандиозные замыслы рухнули! Как изменилось направление эпохи, как
смутились и ожесточились умы! Теперь Харнар отнимает у меня внука, может
быть, и внучку - последнее родное дитя. Что там! Приходится лишаться
гораздо большего: убежденности в том, что понимаешь стремления и волю
миллиардов людей, избравших тебя на первый пост в обществе..."
Он вызвал вибролет. По дороге из передач Информа узнал почти с
равнодушием, что большинство голосов на Плебисците отдано за всестороннюю
и широкую помощь восставшим харнарцам. "Неистовые" победили. Рахманов мог
торжествовать. Согор отрешенно смотрел на расстилавшееся внизу
водохранилище, думая о том, что пришла старость - одинокая, никчемная.
Оля и Марк встретили его в аллее перед домом. У девочки веки покраснели
от слез, губы вздрагивали.
- Дедушка! - Она прильнула к нему. - Наш Марк... Ты только послушай,
что он надумал...
- Знаю, - сказал Согор. - Извините меня, - он повернулся к внуку, -
этой ночью на побережье я нечаянно подслушал ваши тайны.
Лицо Марка вытянулось. Согор пошел в дом.
- Там дядя Яков, - слабо крикнула Оля. - Он ждет тебя со вчерашнего
вечера.
Крепов, сгорбясь, сидел в кабинете у стола. Увидев Согора, вскочил,
потирая щеку.
- Вздремнул в твоем кресле. Ты из Совета?
- Из леса.
Крепов сокрушенно качнул головой. Согор молча стоял, не отходя от
двери. Ему не хотелось говорить сейчас даже с Яковом. Тот вопросительно
смотрел на друга.
- Пришел выразить соболезнование?
- Нет, Александр, - медленно и очень уж отчетливо сказал Крепов, - не
успокаивать тебя пришел, а... - Он запнулся. Криво усмехаясь, докончил: -
...добивать.
- Вот как? - сдвинул брови Согор. - Уж не для того ли привез и
Рахманова?
- Гм... Что ты думаешь о Рахманове?
- Хочешь знать, может ли он стать моим преемником? - бесстрастно
спросил Согор. - Да, может.
- Так оно и должно быть, - словно рассуждая про себя, пробормотал Яков.
- Конечно, он - это не совсем ты. Организм иной...
Согор пересек комнату, опустился в кресло. Горько спросил:
- Для чего ты говоришь это мне?
Крепов, невысокий, порывистый, заметался от окна к двери и обратно,
раздраженно бросая колкие слова, точно давняя преграда рухнула в нем:
- Согор - гениальный мыслитель! Согор - величайший философ! Все
привыкли к этой истине. Но появляется юноша и говорит: не согласен.
Каково?
- Яков, знаю... ты можешь быть беспощадно злым. Но зачем же теперь?
Крепов споткнулся на ровном месте, застыл. Помолчав, спокойней и мягче
продолжал:
- Мне часто вспоминается наша юность, Александр. Не иначе - старею, а?
(Значит, тоже, как и Согор, думал о старости.)
- Ты и тогда - помнишь? - был всюду первым. И в то время ты... подавлял
всех мощью своего ума.
Согор пожал плечами и не ответил.
- Со мной ты был особенно добр, - вновь забегал по комнате Крепов. -
Когда я, побежденный тобой на философском диспуте, тупо твердил, что не
может быть человек постоянно прав, что это неестественно и ошибаться
должно всякому, что, наконец, путь познания всегда идет через противоречия
и ошибки, ты соглашался. И продолжал быть "самим собой" - Согором
непогрешимым! Нет, это сильнее тебя... Не припомню, чтобы за годы нашей
дружбы ты хоть раз сказал, что в чем-то неправ. Ты незаметно стал
сверхчеловеком. И знаешь, это трагедия - для тебя и всех нас!
Согор нетерпеливо хмурился. Крепов не хотел замечать.
- Саша, будь ты весь, до последнего атома, создан из разумного и
доброго - все равно это страшно. Не может быть человека непогрешимого! Не
может быть учения, созданного одним человеком и даже многими людьми,
которое было бы верно "и днесь, и присно, и во веки"! Когда-нибудь ты
должен был бы начать ошибаться. И чем позже это случилось бы, тем хуже.
Твои ошибочные решения большинство принимало бы как единственно верные.
Кто же станет возражать против сказанного Согором! Настало бы время (а
может, оно давно настало?), когда миллионам людей пришлось бы тяжелой
ценой расплачиваться за святую веру в тебя. Согора можно спасти от него
самого, лишь доказав, что и он способен противоречить себе.
- Вчера я уже слыхал эти слова. Но никак не думал, что их автор ты.
Крепов, остановясь посреди комнаты, разглядывал Согора так, будто
впервые увидел его в ином, необычном измерении.
- Рахманов... ты совсем не знаешь его... - Крепов сказал это, как бы
подбирая слова.
- Опять Рахманов! Какое мне до него дело! Ты слышал мое мнение - что же
еще?
- Я должен тебе кое-что рассказать.
Согор махнул рукой.
- Это касается тебя, - настаивал Яков. - Однажды в нашем институте
погиб молодой ученый, необычайно одаренный. Погиб трагически.
- Тот, что тайком ставил опыты над своим мозгом и погубил его?
- Помнишь? Он хотел сделать управляемой область подсознания. Юноша этот
был талантливее на порядок или два любого из нас. Мы не могли смириться с
тем, что его больше нет. Тогда мы решились на операцию по пересадке
мозга...
- Вот как? И этот ученый стал?..
- Он стал философом. Конечно, это был совсем не выход. Но еще задолго
до того случая мне не давала покоя одна мысль...
- Бедняга! Ты никогда не рассказывал о нем.
- Мы держали втайне эту историю.
Согора взволновала трагедия Рахманова. Вся его неприязнь к сопернику
сразу исчезла.
- Но он мало потерял от такой... операции, - удивленно сказал Согор. -
Как вам удалось?
- Ему дали копию мозга другого человека. Лучшего мозга планеты...
- Копию? Жаль, что я мало знал об этих ваших экспериментах. Чью же
копию?
- Твою, - отчетливо сказал Крепов.
Согор вздрогнул.
- Погоди осуждать, Саша. Пойми... - Яков смотрел умоляюще.
- Как это случилось? Когда?
- После ...сской неудачи. Вспомни.
Согор помнил. Пятнадцать лет назад он присутствовал на полигоне при
первой отправке корабля в антипространство. Окончилась она катастрофой.
Согор в числе немногих уцелел, но долго лежал в клинике Крепова, находясь
на грани между жизнью и смертью.
- Мы тогда очень боялись за тебя. Надежды-то почти не было. После
третьей операции приняли решение снять с твоего мозга копию. Потом...
- Двойник... - прошептал Согор посеревшими губами. Крепов опустил
голову. Растерянно звенел комар, заблудясь в углу. Молчание становилось
невыносимым. Согор резко встал, направился к выходу.
- Где он? - спросил, не оборачиваясь.
- Остановись! - сказал Крепов. - Вы не увидитесь больше никогда.
Согор с исказившимся от гнева лицом повернулся и впервые за этот день
глянул другу прямо в глаза.
- Что ты с ним сделал, безумец?
Крепов ответил укоризненным взглядом.
- Прости... Но ты... ты...
До боли сцепив руки за спиной, Согор отвернулся, стал смотреть в окно.
- Андрей прилетал сюда вчера, чтобы проститься с Олей, - сказал Крепов.
- Он уже далеко.
- Рахманов мог бы стать... председателем Совета, - глухо вымолвил
Согор.
- Нет. Он сказал мне, что Харнар - его новая родина и ей он отдаст все.
Правы "неистовые" или нет - покажет время, - так он велел передать тебе.
"Может, в другом мире я отыщу и свою "стезю", - возникли и уме слова
Марка. И затем вновь _тот_ - саркастический голос: "Двойник исчез. Ну, а
я? Как ты решил насчет меня?"
...Желторотый воробей, покачиваясь на упругой ветке рябины,
настороженно разглядывал понурившегося седого человека. Потом задорно
чирикнул что-то свое, вспорхнул и полетел прочь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг