Свифт помещает государство великанов в Тихий океан, где-то между
Японией и Америкой, к северу от экватора; в тех широтах никто еще не
плавал в те времена. Эту часть океана обследовали и нанесли на карту
только полвека спустя. Могли быть там неведомые острова? Могли быть,
конечно, и даже были найдены. Гавайские, например. Все очень
правдоподобно. Читатель вполне мог поверить, что Гулливер встретил там
неведомый народ, даже великанов.
Правдоподобный герой, правдоподобное время и место действия. Подобную
борьбу за правдоподобие можно проследить еще с дописьменных времен, со
сказки начиная. Ведь фантастика, как и вся литература, произошла от
сказки. Стала литературой, когда письменная речь потеснила устное
творчество. Литера-тура! От слова "литера", то есть буквенное искусство.
В сказках события обычно происходят в далеком прошлом. Ведь
рассказывают чаще старики, рассказывают слышанное от своих дедов... А
старикам всегда кажется, что в годы их молодости все было гораздо лучше.
Как же великолепно, как же чудесно жилось при дедах дедов! Золотой век!
Место действия в сказке? Чаще это отдаленные страны: за тридевять
земель, в тридесятом государстве, где-то на краю света. Но где находится
край света? Можно проследить, как он удаляется от рассказчика по мере
расширения географических знаний. У древних греков край света - это
Кавказ, Сицилия, Геркулесовы Столбы (Гибралтарский пролив). У арабов в
эпоху "Тысячи и одной ночи" край света проходит уже через Китай и Западную
Африку.
Чудеса в сказке творят колдуны или же сверхъестественные существа:
лешие, водяные, русалки, оборотни. И в фантастике вплоть до XIX века
чудеса совершают существа сверхъестественные: бесы, вампиры, демоны,
привидения. События обычно происходят в настоящем времени и где-то рядом -
на родине автора. Научная же фантастика, утвердившаяся в середине XIX века
(появилась-то она раньше), поручает чудеса ученым и изобретателям. После
распространения паровых машин, пароходов, железных дорог, телеграфа,
фотографии читатель уже легко мог поверить в любые чудеса, созданные
техникой. Естественно, для изображения технических чудес прошлое не очень
подходит - если были чудеса, куда же они девались? Самое подходящее
время - близкое или отдаленное будущее, смотря по масштабу чуда. А место
действия? Все чаще и чаще - космос. Ведь на Земле все значительное уже
открыто и описано, материки и государства нанесены на карту. Что-нибудь
крупное, неведомую страну например, поместить некуда. А на небе просторно,
выбирай любую звезду в любом созвездии, описывай ее планеты. Все равно, в
телескопы не различишь, есть там планеты или нет.
Но здесь, в научной фантастике, только в научной, произошел поворот,
для донаучной или ненаучной невозможный.
Ведь космос существует на самом деле, и будущее на самом деле
наступит, и ученые на самом деле трудятся, задумывая осуществимые чудеса.
Нельзя написать популярное сочинение о фауне и флоре тридесятого
государства, но о природе Марса и Юпитера можно. Нельзя написать трактат о
блаженном Золотом веке, его не было никогда, но о будущем можно, будущее
наступит. И можно, побывав в лабораториях ученых, писать об их планах и о
них самих, современных волшебниках. С наукой нечто подлинное вошло в
фантастику. Литературный прием, введенный ради правдоподобия, стал
самоценной темой.
Тема эта не вытеснила прежние. Произошло дополнение. В результате
удвоился список вариантов внутри фантастики.
1. Существовавшая и прежде фантастика - прием для популяризации, для
фантастических приключений, для человековедения (хотя бы "Шагреневая кожа"
Бальзака), для сатиры ("Клоп", "Баня" Маяковского), для политической
сатиры ("Война с саламандрами" К. Чапека).
2. И рядом с ней утвердилась фантастика как тема: мечты о человеке и
обществе будущего (утопия), о достижениях науки и техники будущего, романы
об ученых, занятых фантастическими проблемами, романы о фантастических
стройках ("Тоннель" Келлермана), рассказы о фантастических идеях - и
противовес всем этим мечтам, планам и идеям - антиутопия, сомневающаяся в
наивных мечтах утопистов и наивных планах фантазеров.
Как видите, целый список. Можно свести его в таблицу или же, как я
сделал в своей книге "Карта Страны Фантазий", изобразить на карте-схеме,
располагая близкие разделы фантастики по соседству, а противоположные
разделяя горными хребтами. Впрочем, дело не в таблице и не в карте. Суть в
том, что под единым именем фантастики объединены разнообразные и даже
противостоящие друг другу разновидности литературы с различными задачами,
разной системой условностей и требований.
И сколько же лишних переживаний доставили нам критики, не признающие
этого разнообразия, требующие мечту в сатире и ищущие сатиру в мечте!
Сколько лишних трудностей внесло буквальное понимание прилагательного
"научная" в названии научной фантастики! Ведь даже крупнейшего ученого -
академика Обручева - осуждали за ненаучность его романов. В "Плутонии" -
одном из самых известных романов, постоянно переиздающемся по сей день, -
Обручев задался целью занимательно рассказать о доисторических животных,
изобразив встречу современных людей с вымершими мамонтами, саблезубыми
тиграми, бронтозаврами. Но где могла бы произойти такая встреча? Обручев
припоминает устаревшую, отвергнутую наукой гипотезу о том, что Земля наша
пустотелая. Во внутренней пустоте могли бы сохраниться ящеры и всякие
индрикотерии. Пустота эта - условность, более или менее правдоподобное
место действия. Ведь никакая чужая планета не могла бы заменить Землю в
данной теме. На других планетах едва ли могут быть именно такие животные,
как на Земле.
Условное место действия! Однако нашлись возмущенные любители
точности, которые принялись объяснять академику, что никакой пустоты в
земном шаре нет.
Голубая мечта любого автора: "Поймите мой замысел, оцените, как я его
выполнил, удалось ли мне главное? Не навязывайте мне своих добавочных
требований, имеющих боковое отношение к моему замыслу!"
Фантастика особенно чувствительна к такому уважительно-внимательному
подходу, потому что вся она переполнена условностями, и то, что условно в
одной разновидности, в другой - не условность, а основное содержание.
Разбору разновидностей фантастики я посвятил целую книгу,
упоминавшуюся "Карту Страны Фантазий". В каждой разновидности есть свое
главное, свои характерные герои, свои типичные сюжеты, свои достоинства и
свои - приходится мириться - натяжки. Но в этой статье разобрать десяток
разновидностей нет возможности. Важно, чтобы читатель запомнил: фантастика
разнообразна, ее нельзя оценивать по единому стандарту. Прочтя вещь,
надлежит задуматься, какого сорта эта фантазия, к чему ведет автор, что
для него главное, что второстепенное, что правдиво, а что только условно и
правдоподобно.
Фантастика в целом существует испокон веков, с той поры, когда
письменная литература заменила фольклор. Разновидности же нередко
историчны. Главный фарватер фантастики как бы извивается, приближаясь то к
одному берегу, то к другому. Можно пояснить это, называя имена видных
авторов.
Историческая последовательность их такова: Томас Мор - Свифт - Эдгар
По - Жюль Верн - Уэллс - Грин и Беляев - Карел Чапек - Ефремов. Пожалуй, и
не так много заметных имен можно добавить к этому списку корифеев
фантастики. Но можно ли сказать, что в названной цепочке каждое очередное
звено - продолжение предыдущего? Да ничего похожего! Верящий в силу науки
Жюль Верн каждой своей строкой опровергает и печального Эдгара По, и
свифтовскую Лапуту - карикатуру на ученый мир. Уэллс - никак не
продолжатель Жюля Верна, он тяготеет к скептическому Свифту. Беляев - явно
единомышленник французского фантаста. А Грин, его современник, почти
ровесник? Вероятно, из всех названных Эдгар По ближе всех ему духовно.
Чапек - сатирик, он продолжатель линии Уэллса и Свифта в фантастике. А
Иван Ефремов? В нем все слилось. Главное же произведение - "Туманность
Андромеды" - утопия; стало быть, к Томасу Мору тянется нить.
Выше названы только большие писатели. Конечно, каждый из них
самобытен, почти все были основателями нового направления, по меньшей
мере - крупнейшими представителями. Как и полагается крупным писателям,
все они находились на гребне волны своего времени; следовательно, волны
поднимались не на одной прямой линии: то на одном направлении, то на
другом. И изменения эти были связаны с велением эпохи. Бывало время
строить, бывало время разрушать. И строительные и разрушительные
настроения проявлялись, естественно, в искусстве и в литературе, даже в
такой, казалось бы, далекой от реальности области литературы, как
фантастика.
Эту четкую связь фантастики с эпохой легче всего проследить на
советской фантастике. Легко проследить и потому, что время у нас бурное,
развитие идет быстро, каждое десятилетие приносит большие перемены.
Нетрудно проследить и потому, что фантастика немногочисленна. Полная
библиография всех книг советских авторов-фантастов, составленная
свердловчанином В. Бугровым, занимает около тридцати страничек. В ней
примерно пятьсот названий (переиздания и переводы не в счет).
И вот если раскидать по годам эти названия, картина получается
волнообразная: волна двадцатых годов, волна тридцатых, сороковых,
пятидесятых, шестидесятых... И самое интересное: волны не только
количественные, но и качественные. Фантастика меняет свое направление в
каждой новой волне. До революции самостоятельной русской фантастики почти
не было. Были отдельные произведения у видных авторов, но ни одного
значительного фантаста, представителя этого рода литературы. В двадцатых
годах выделяются книги А. Грина и А. Беляева: фантастика чистой мечты и
фантастика научной мечты. Фантазия крылатая, но не всегда серьезно
обоснованная. Фантастика же тридцатых годов, наоборот, основательна,
технична, склонна к популяризации, переполнена научными сведениями и
техническими деталями, нередко близка к производственному роману. Вполне
понятный сдвиг. Ведь между этими периодами первая пятилетка. За пять лет
крестьянская страна становится индустриальной. Массовый читатель
приобщается к технике, в том числе и читатель научной фантастики. В
двадцатых годах техники было не так много в стране и среди читателей очень
мало технически грамотных. В тридцатых годах знакомых с техникой уже
значительное большинство. В 1928 году Беляев мог выпустить свой роман
"Продавец воздуха" - о злокозненном капиталисте, который тайком в Якутии
выстроил подземный город, чтобы высосать всю атмосферу и потом торговать
воздухом для дыхания. Читатель двадцатых годов мог поверить в такое,
читатель тридцатых с сомнением отнесся бы к возможности выстроить тайком в
Якутии подземный город. Этот новый читатель хорошо понимал, как достаются
новые города - Магнитогорск или Кузнецк.
Послевоенная фантастика опять выглядит по-новому. Ее девиз был:
"Ближе к жизни! Фантазировать надо на грани возможного!" Теоретики
призывали писать о самом близком будущем, о том, что уже испытывается в
лабораториях. Возможно, такие настроения были связаны с послевоенным
восстановлением хозяйства; казалось, что забегать далеко вперед
несвоевременно. Но тенденция эта несколько затянулась. Да и сама
фантастика, сдерживаемая в своем полете, начала выдыхаться. Оживил ее
выход в космос... После подлинных космических полетов неудобно уже было
фантазировать только о прокладке труб или же о шоссе с литым покрытием.
Лидером новой отважной фантастики послекосмического периода стал
И. Ефремов, выпустивший в те годы грандиозный роман-утопию "Туманность
Андромеды", а вслед за тем приключенческо-психологический роман "Лезвие
бритвы" - о новых возможностях человека. Затем к Ефремову присоединилось
новое поколение советских фантастов, работающих в разных направлениях.
Среди них был А. Днепров, видевший главную задачу фантастики в
популяризации новейших идей науки, а также Г. Альтов и В. Журавлева,
предпочитавшие выдвигать оригинальные идеи, С. Снегов - продолжатель линии
утопии, выпустивший большой роман "Люди как боги", а также представители
линии "фантастика как прием" - С. Гансовский, А. Громова, М. Емцев и
Е. Парнов и братья Стругацкие, чуткие, широкого охвата писатели, заметно
меняющиеся от волны к волне. В шестидесятых годах вышли самые значительные
их вещи - "Понедельник начинается в субботу" - веселая "сказка для младших
научных работников", роман с выразительным названием "Трудно быть богом",
а также "Хищные вещи века" - о бездумности и вещелюбии.
Пожалуй, рановато характеризовать фантастику семидесятых годов, этот
период еще не кончился, поскольку "волны" связаны с настроениями эпохи, а
не с круглыми датами. Но заметна тяга к психологичности, к изображению
семьи, тесных групп людей. Самым популярным, самым характерным для этих
лет оказался писатель Кир Булычев с его мягким юмором и интересом к
семейным событиям, к переживаниям детей, родителей, бабушек, влюбленных.
Один из его сборников носит программное название - "Люди как люди". Смысл
его: фантастика фантастикой, космос космосом, а люди всюду остаются
людьми, всюду любовь, дружба, семья, дети, воспитание, спорт...
В связи с возрастающей психологичностью наметился и приход в
фантастику представителей главного потока литературы. Такое бывало уже в
двадцатых годах, когда фантастики не гнушались А. Толстой, И. Эренбург,
В. Катаев, В. Каверин, М. Булгаков. А недавно мы читали новые
фантастические (или полуфантастические) произведения М. Анчарова,
В. Орлова - "Альтист Данилов", Ч. Айтматова - "И дольше века длится день".
В последнее время литературоведы не раз заводили разговор о кризисе в
фантастике, будто бы она идет на убыль, скоро растворится, исчезнет.
Рассказанное выше опровергает эти опасения. Фантастика развивается
неровно, волнами, за подъемом действительно следует спад, но за спадом -
очередной подъем. Общего кризиса не было никогда, частичные бывали всегда.
Всегда жизнь менялась, менялись настроения, надежды и опасения читателей,
все это отражается в литературе. Какие-то темы исчерпывались, надоедали,
какие-то теряли значение, зато всплывали новые темы, новые направления или
оживали основательно забытые старые.
Фантастика и в будущем не исчезнет, но повернет. Куда именно? Я мог
бы ответить, если бы мне подсказали, что именно будет волновать читателя
через десять и через двадцать лет.
Между прочим, проблема не праздная, имеющая значение для любого
прозаика. Если автор сегодня вынашивает роман, несколько лет будет его
писать, да не один год издавать, стало быть, сегодняшний замысел писателя
дойдет до читателя к концу восьмидесятых. Придется ли книга в резонанс с
настроениями того времени? И сохранит ли интерес для читателя
двухтысячного года?
Говорить с читателем о его заботах можно и в стихах и в прозе, на
языке фантастики и нефантастики. Одни понимают лучше такой язык, другие -
иной.
__________________________________________________________________________
М63. Мир приключений: Сборник фантастических и приключенческих
повестей и рассказов / Сост. А. П. Кулешов; Рис. В. Лыкова. - М.:
Дет. лит., 1984. - 639 с., ил. - Для среднего и старшего возраста.
Тираж 100 000 экз. Цена 1 р. 60 к.
Ежегодный сборник научно-фантастических и приключенческих
повестей и рассказов советских писателей.
ИБ © 7211
Ответственный редактор И. Б. Шустова. Художественный редактор
Л. Д. Бирюков. Технический редактор Н. Г. Мохова. Корректоры
В. В. Борисова и Г. В. Романова.
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ: С. А. Абрамов. И. В. Бестужев-Лада.
Е. С. Велтистов. А. А. Виноградов. Г. Н. Волков. А. П. Кулешов.
Е. И. Парнов.
__________________________________________________________________________
Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 25.04.2003
О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг