Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
друга, о друге еще будет впереди. Отец того друга был видным
гидростроителем, изыскателем, историком науки и увлеченным энтузиастом. В
домашнем кабинете его стоял громаднейший глобус, на котором были обозначены
крупнейшие, гидростанции - и построенные и строящиеся, а также возможные,
но не утвержденные, даже отмененные, которые и не будут строиться. И отец
товарища с гневным возмущением говорил об "этих заплесневелых
обскурантистах, которые ставят палки в колеса науки, не понимают самого
прогрессивного направления развития...".
  Но кто были эти самые "заплесневелые обскурантисты"? Экономисты,
агротехники и географы, как узнал Геннадий вскоре. Ведь гидростанция не
только работает, она еще и требует работы - несколько лет труда до первого
киловатт-часа. Орошает сухие земли, но затапливает и орошенные, лучшие,
пойменные. Приносит доход, но требует и расхода - губит леса, города и
дороги в зоне затопления. Увлажняет, но и заболачивает, дает дорогу
транспорту и преграждает дорогу рыбе. Да, изыскатель выбрал наилучший
створ, но есть и люди, возражающие против любого створа. Приход и расход
сразу не сосчитаешь. Может быть, и правы доказывающие, что прогресс в
данном случае невыгоден. Невыгоден - и летят в мусорную корзину многолетние
проекты и расчеты. Обидно! Нельзя терпеть!
  Том третий Геннадий намерен был отвести методике. Но тут объяснять
нечего. В томе первом описаны типовые ошибки, в томе втором - их причины.
Значит, надо взять типовые ошибки - биологическую, экологическую,
экономическую и прочие; определить границы знаний, общественных, групповых
и личных, границы умения - технического и психологического. В результате
чертится график - "Поле знаний". На нем зоны точного знания и полузнания -
область гипотез. На поле знаний общества накладываются поля групповых и
личных знаний. Там поле, и тут поле. Где совпадения полей нет площадки
возможных ошибок. Поле накладывается на поле! - выглядит современно и
солидно.
  Само собой разумеется, всю эту теорию я пересказываю своими словами и
вкратце. Наташа излагала мне ее добрый час, очень толково излагала, с
пониманием, не только с восхищением. Поколебавшись, еще раз она развернула
и позволила машине заснять красочную схемуграфик, девушка сама разрисовала
ее цветными фломастерами, а в заключение прочла отрывочные записи - беглые
мысли юного гения, записанные бисерным девичьим почерком. Читая, Наташа все
поглядывала на меня, прихожу ли в восторг, ведь правда же замечательно? Но
вслух спросить стеснялась, опасалась уподобиться тем экзальтированным
девицам, которых сама же осуждала.
  А я, по правде сказать, завидовал. Никогда никакие девицы не записывали
бисерным почерком мои мысли, не читали их с радостью всем знакомым и
незнакомым. Но ведь и я не пытался основать новую науку.
  - И за чем же задержка? - поинтересовался я.- Вы его любите, безусловно.
А он? Тоже любит. Женитесь и будьте счастливы.
  - Говорят, что я с ним хлебну горя,- Наташа опустила глаза.
  - Кто говорит?
  - Мама. И Лена - это моя старшая сестра, у нас нет секретов друг от
друга. И Сергей тоже.
  Ага, и Сергей появился на горизонте.
  - Кто такой Сергей? Соперник?
  - Пожалуй. Ну, в общем он делал мне предложение.
  - Расскажите о нем со всеми подробностями.
  Мне был предъявлен портрет, он оказался в том же альбоме. Крепкий,
широкогрудый, основательный парень в замшевой куртке с многочисленными
карманами и "молнией" на каждом кармане. Этакий богатырь, вероятно, он шутя
клал на обе лопатки гибкого Геннадия... если, конечно, успевал обхватить
его. С фотографии Сергей глядел хмуро, вероятно, старался придать солидный
вид своей круглой, мальчишеской, не очень выразительной физиономии.
  - Стало быть, у Геннадия есть враг?
  - Нет, нет, совсем не враг,- поспешно возразила Наташа. Они давнишние
друзья, в одной школе учились, вместе решили поступить в наш институт.
Сергей убедил, конечно. Он для Гены как бы старший брат. У Гены настроения,
заскоки, взлеты и провалы, а Сережа как бы твердая ось. Он и учится ровно,
и глупостей никогда не делает. И Гену выручает, когда его заносит: брякнет
чтонибудь или в историю ввяжется. Сережа все повторяет, что таких, как
Гена, мало, их беречь надо.
  - Тоже восхищается, как и вы, Наташа?
  - И восхищается и возмущается. Говорит, что Гена не умеет уважать свой
талант. Наставляет и направляет. Ну и соревнуется все время. Когда Гена
делает доклад, Сергей старается взять близкую тему. Иногда побеждает, если
Гена остывает на полдороге, не доводит дело до конца. Мне даже кажется,-
добавила Наташа после паузы,- что Сережа и за мной начал ухаживать, когда
узнал, что мы... дружим с Геной. Для него темы Гены - самые интересные, и
девушка Гены - самая лучшая из девушек.
  Я подумал, что наблюдение это делает честь Наташе. Вдумчивая девочка.
Другая бы просто считала себя неотразимой.
  А о теории ошибок Сергей знает? Или это секрет от него?
  - С самого начала знает. Гена открытый человек, что на уме, то и на
языке. Сережа знает, но говорит, что ничего не выйдет. Все твердит, что
наука это труд, труд и труд, открытия не даются кавалерийским наскоком.
Идея сама по себе ничего не стоит, идея - четверть процента или того
меньше. Ошибковедение - всего лишь слово, а слова придумать не так трудно.
Вот он, Сергей, изобретет еще одно слово - "истиноведение", наука об
истине. Слово есть, но какой в нем смысл? Вся научная деятельность и есть
поиск истины, значит истиноведение всего лишь другое название для науки. А
ошибковедение - третье название, потому что ошибки есть во всех науках, все
заняты искоренением ошибок.
  И еще он говорит, что Гена надорвется обязательно, если займется
ошибковедением всерьез. Нельзя объять необъятное, Одному человеку не под
силу изучить все науки, всю технику, всю жизнь. До нашей эры, во времена
Геродота, еще можно было обозревать всю историю и всю географию, потому что
знаний было немного. Но с тех пор наука так выросла, так разветвилась,
накопила Гималаи фактов, охватить их одним умом невозможно. Научный
работник, если хочет принести пользу, должен сосредоточиться на чем-то
одном, иначе он утонет в библиотечном море. Чтобы двигаться за сегодняшние
границы, надо себя ограничить, - так говорит и отец Сережи.
  И, самое главное, не надо воображать, что ты первый умный человек на
Земле, все начинать заново от нуля. Тысячи лет люди исследуют природу, кое
в чем разобрались, сообща, международным коллективом. Наука не создается
одиночками. Новичок приходит в коллектив и вливается в коллектив, чтобы
продолжать работу, начатую до него. Продолжать, а не переиначивать
по-своему. Вот он, Сергей, и будет продолжать, пойдет вперед, а не вернется
к азам. У него же все продумано. Он постарается кончить с отличием, надежда
есть, троек не нахватал пока, как Гена с его безалаберностью и капризами:
"Это мне интересно, а это неинтересно, не желаю учить". Сразу после
института Сергей поступит в аспирантуру - папа поможет. Он декан же,
правда, не на нашем факультете, но в том же институте. Потом диссертация.
Если удастся, возьмет тему поближе к отцовской, но, вероятнее, будущий шеф
подскажет; руководители любят же, чтобы работа аспирантов входила как глава
в их монографию. Примерно в 27 лет - кандидат наук, к сорока - доктор. Отцу
будет уже за семьдесят, может и уступить кафедру сыну. Вот тогда и придет
пора проявить самостоятельность, развивая свою докторскую диссертацию.
Можно и науку основать на какой-нибудь обособляющейся ветви. А ошибки - это
мелковато, так считает Сережа. "Ошибочки, вставочки, поправочки,
мелочишечки!" Науку надо продолжать, продолжать расширяя, вбирая все
прошлое как часть. Механика Ньютона - часть теории относительности, теория
относительности - часть будущей единой теории поля. Но куда расширять, куда
продолжать - не студенту решать. Студент должен освоить достижения
прошлого, взобраться на плечи предыдущего поколения.
  - Это общеизвестно,- поддакнул я.- В науке все поколения стоят на плечах
у предыдущего поколения.
  - А Гена говорил: "Правильно, все стоят на плечах, а Сережа хочет стоять
на одном плече - у папы или у шефа на худой конец". Вот и почувствовала я,-
заключила Наташа,- что Сережа и меня приглашает влезть на то плечо. И
надежно, и все наперед известно: к двадцати семи года, и к сорока, и к
семидесяти. И так мне стало скучно, так скучно!
  Наташа тяжело вздохнула и взглянула на меня вопросительно.
  - Ну что ж,- сказал я.- Ваше мнение я выслушал. Вопросы кончаю, и так
затянул. Теперь предоставим слово машине. Но прежде чем включить ее, должен
вас предупредить, девушка. Вы получите прогноз, вероятностное предсказание,
не бесспорное. Машина не пророк. Возможности ее ограничены. Она высчитывает
вашу личную судьбу, но не будущее всего человечества. Внешние события за
пределами ее тематики, тем более случайные внешние события - землетрясения,
наводнения, пожары... военные пожары тоже. Машина выводит наиболее
вероятные итоги жизни на основе ваших характеров. Но это тенденции, а не
роковая неизбежность. Тенденциям можно и сопротипляться.
  - Пусть машина учитывает мой характер, перебила Наташа.- Я буду
сопротивляться. Я сильная. И я люблю!
  На том предварительная беседа кончилась. Я набрал приказ: "Обработка.
Выводы. Срок: через год". Набрал и отодвинул занавеску с экрана. Машина
ровно гудела, переваривая информацию, сопоставляя и высчитывая. На экране
возникали и таяли неопределенные тени.
  - Долго ждать? - не выдержала Наташа.
  Я попросил набраться терпения. У машины сейчас прорва материала, много
больше, чем у человека в мозгу в течение всей жизни. Ведь пока мы с Наташей
беседовали, по каждому слову наша ЭВМ запрашивала Центральный архив. Теперь
в машинной памяти накоплены сведения о студентах вообще, о Наташином
институте, о Геннадии, Сергее и его папе, обо всех его научных трудах и
публичных высказываниях, об ошибках в упоминавшихся в нашей беседе науках,
о молодых талантах... И сотни прецедентов со сходными житейскими
треугольниками. Все это надо расставить, высчитать по формулам
статистической вероятности и оформить в виде образов для экрана. Для сотни
людей работы на сто лет.
  Наконец тени на экране стали контрастнее, приобрели четкие очертания,
сначала геометрические, прямолинейные. Мебель появилась на экране:
небольшой стол, диван с подушечками, телевизор, стулья, оконная рама слева,
справа дверь.
  - Да это же моя комната! - воскликнула Наташа. Очевидно, собрав все
сведения о жилищных условиях действующих лиц, машина пришла к заключению,
что молодожены поселятся у Наташи.
  И молодая хозяйка появилась тотчас же, такая же как в подлинной жизни,
девушка-стрела, девушка-тетива на туфельках-пружинках. Она влетела с
букетиком гвоздик, белых, розовых и пурпурных, сунула в вазочку, поставила
на стол, полюбовалась, наклонив головку, переместила па телевизор, схватила
веник и, напевая, принялась за уборку. Чувствовалось, что ей нравится все
на свете, в жизни и в собственной комнате, даже подметать и пыль стирать
нравится. Жизнь прекрасна и удивительна!
  Дверь открылась. Без стука вошел Геннадий. Наташа радостно взвизгнула и,
подпрыгнув, повисла у мужа на шее, болтая ногами. Поцеловала раз, другой,
третий. Много было поцелуев, машина не поскупилась.
  - Слушай, Наташка,- сказал Геннадий, валясь на диван.- Слушай, подожди с
поцелуями. ("Не хочу ждать!" - перебила Наташа.) Подожди, есть серьезный
разговор. Я решил окончательно и бесповоротно...
  - Я согласна! - выкрикнула Наташа и еще раз поцеловала мужа.
  - Ну стой, ну подожди, ты послушай, на что ты согласна. Я решил уйти из
института. Времени жалко: тратишь месяцы на обязательное посещение,
задания, зачеты, проверки. Проверяют, как будто сам я не хочу работать. У
меня своя программа, вчетверо обширнее институтской. Лучше пойду по своему
плану и прямо к цели. Для начала мне надо плотно посидеть в библиотеке
годик...
  - Я согласна! - повторила Наташа с энтузиазмом.
  - Первое время будет трудновато, зато к итогу я приду быстрее. А там
неважно, с дипломом или без...
  - Я согласна. Я верю в тебя. Ты у меня самый-самый умный на свете. Ты
всех убедишь, переубедишь и победишь...
  Поцелуи, поцелуи, поцелуи!..
  Надо было видеть вдохновенное лицо подлинной Наташи. Она упивалась своим
будущим счастьем... И чуточку морщилась. Кажется, ревновала к самой себе, к
своему изображению на экране.
  Я перевел рычаг срока на "Десять лет спустя".

  ...Та же комната. И мебель та же-старая, довольно обшарпанная. Я
покосился на Наташу. Она явно была разочарована. Наверное, рассчитывала на
роскошную обстановку, а тут с первого взгляда поняла, что триумф пока еще
не состоялся...
  Итак, обшарпанная мебель, на столе папки, газеты вместо скатерти... Папки
и разбросанные листки - на стульях, на шкафу, на телевизоре. И под
телевизором на полу. А на диване полулежит Геннадий, худой, небритый и
бледный. Такая бледность бывает у людей, которые по неделям не выходят на
свежий воздух.
  Но вот открывается дверь справа, и входит Наташа. Не влетает на
каблучках-пружинках - входит, волоча тяжелые сумки, с трудом взваливает их
на стол, начинает выгружать хлеб, капусту, свеклу. Геннадий не сразу
отрывается от чтения.
  - Как хорошо, что ты пришла, Наташка, переполнен, рвусь поделиться. Такие
интересные вещи раскопал, расскажу за обедом. Понимаешь, штудирую церковные
проповеди против еретиков. Рассуждают о божественном, а логика все та же:
упорное, страстное, неприкрытое и злобное отстаивание собственной правоты,
своих закоренелых ошибок, каждого слова, каждой запятой. Но всего
интереснее в обороне, когда неправота очевидна. Утверждают, что буквы,
слова и текст надо было понимать иносказательно, в противоположном
смысле...
  У Наташи - той, что на экране,- губки закушены. Ей хочется взорваться,
она с трудом сохраняет выдержку. Возможно, про себя считает до двадцати,
чтобы не выпалить что-нибудь лишнее.
  - Гена,- начинает она ровным тоном.- Гена, ты обещал работать
последовательно. У тебя договор о типовых ошибках на уроках геометрии.
Пролонгация была уже два раза, а ты не написал ни строки.
  - Опять двадцать пять! - сердится Геннадий.- Ну напишу я эту чепуху,
напишу. Да, отложил. Пойми, это же потеря престижа. Я должен войти в науку
с чем-то принципиальным, всеохватным, произвести солидное впечатление. А об
ошибках школьников напишет каждый учитель, даже лучше меня напишет, потому
что у него практического опыта больше. В сущности, и мне, чтобы написать
как следует, не грешно было бы пойти в школу учителем на год. На годик в
шестой класс, на годик в седьмой, восьмой, девятый... Пять лет на
ученические ошибки по одному предмету. А когда же основное? И так все
откладываю да откладываю.
  Наташа тяжело вздыхает:
  - У Милочки больные ножки,- говорит она все тем же ровным голосом, с
нарочитой медлительностью. Заставляет себя растягивать слова, чтобы не
сорваться на крик.- Милочку надо везти в Евпаторию на полный сезон, и лучше
бы ей ехать с мамой, всем детям лучше с родной мамой. Но может ли мама
бросить работу при таком гениальном муже? Могу я бросить работу, скажи! -
Наташа срывается все-таки.
  Геннадий вскакивает с. дивана:
  - Ну хороню, хорошо, я напишу эту проклятую методичку. Пойду в школу,
буду зарабатывать на ваши поездки. Поезжай в Евпаторию, в Пицунду, на
Золотые Пески, в Дубровник, в Венецию, в Канны. К чертям теорию, к чертям
большие планы и пустые мечты, к чертям десятилетний труд. Где у тебя мешок,
сейчас сгребу эту макулатуру и обменяю на великолепный томик Дрюона.-
Геннадий и в самом деле хватается за метлу, начинает сметать бумаги в угол.
  Наташа с плачем обнимает его.
  - Гена, прости меня, я так устала ждать, я вообще устала. По я потерплю
еще. И Милочка потерпит, поедет в санаторий с группой. Едут же другие дети
без матери...

  Еще десять лет спустя.
  Та же комната, и мебель все та же, совсем уже ободранная. На экране две
женщины: Наташа, еще прямая, стройная, со следами былой красоты, как это
принято говорить, но с седыми висками и очень усталыми глазами. Рядом с
ней молодая, очень высокая акселератка. Я с профессиональным любопытством
рассматривал, какую дочь сконструирует машина Наташе. Что-то не очень
привлекательное получилось у двух красивых родителей. Тощая, узколицая и
плоскогрудая, явно болезненная, с опущенной, капризно-недовольной губой.
Пожалуй, похожа она была больше на Геннадия, однако не лучшее унаследовала.
Черты те же, но без одухотворенности.
  - Мама, я не пойду на выпускной вечер,- тянула она.- Мне совершенно

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг