- По расчетам инженера Лобанова, - продолжал Хоменко, обращаясь к
гостям, - атомный пожар во льдах Немезиды, который мы можем зажечь,
придаст ей скорость около двадцати километров в секунду. Значит, чтобы
отбросить Немезиду на безопасное расстояние, надо ударить заблаговременно
- часов за восемь.
- И это в наших силах, - вставил Лобанов.
- Но скорость Немезиды велика. За восемь часов до прохождения она будет
в девяти миллионах километров от нас. Наши межпланетные ракеты не так
быстроходны. Чтобы поспеть к месту встречи, надо стартовать немедленно,
завтра же. Старт подготовлен. Мы хотели бы слышать ваше мнение: надо ли
ударить?
- Безусловно! - сказал голландец.
- Мы надеемся только на вас, - добавил пакистанец. - Мы не успеем
достроить дамбы в дельте Ганга.
Делегаты Франции, Нигерии и США также проголосовали за огонь.
Чилиец кивнул головой.
И тогда Хоменко спросил неожиданно:
- А вы уверены, что мы имеем на это право?
Все поглядели на него с недоумением... Единогласно было решено зажечь
на Немезиде атомный костер.
На следующий день ракета с грузом антильда стартовала на межпланетном
вокзале.
Иностранные гости провожали ее. Для этого им не понадобилось выезжать в
горы. Достаточно было подняться на лифте на пятисотметровую башню
телевизионного центра.
У подножия башни они вошли в закрытый лифт, кабина вздрогнула, глухо
загудел мотор - и за минуту электрический "джинн" перенес их в заоблачный
мир с белыми, тугими, словно подушки, облаками. Подернутые дымкой кубики в
просветах между облаками - вот все, что осталось от Москвы.
Затем открылась дверь - и новое волшебство: гости оказались в кабине
ракеты.
Два круглых светящихся окна смотрели из нее: на переднем виднелось
звездное небо, на заднем - морщины, усеянные белыми пятнами, - так
выглядели горы и тучи с высоты 200 километров.
Комната на башне была специально оборудована для наблюдения
ракет-автоматов.
На этих ракетах не было людей - человеческие глаза заменяли
телепередатчики.
Один из них передавал изображение на передний экран, другой - на
задний. И наблюдателям казалось, что они сидят в ракете, могут смотреть
вперед, могут оглянуться назад - на проваливающуюся Землю.
Кабина с экранами давно стала вторым кабинетом Хоменко. Не выходя из
нее, он совершил немало замечательных путешествий. Он видел, как выглядит
земной шар с высоты тысячи, 10 тысяч и 100 тысяч километров. Видел, как
лик Луны с глазами, ртом и темной щекой превращается в чужой мир с
кольцеобразными горами, видел, как Луна поворачивается на экране,
показывая людям свой затылок. И позже, когда в подлинной ракете Хоменко
летал на Луну, ему все казалось, что он уже побывал там: столько раз
разглядывал он каждую гору, так примелькались ему лунные виды.
Ракеты стартовали всегда на восток - на Луну и на Немезиду одинаково.
Начало пути было знакомо Хоменко, как выезд из дачи на шоссе. Указывая на
бесформенные серые и белые пятна, он уверенно называл заливы, моря,
острова, перешейки, хребты и плоскогорья. Гости удивлялись. Они не
узнавали ничего.
Их сбивали облака, искажавшие географические очертания, ярко-белые,
словно пятна известки на карте.
Где-то над Китаем, уже через несколько минут после старта ракета
вступила в ночь. Задний экран потух, стал глухо-черным. А на переднем
блистали звезды.
Среди них без труда можно было отыскать Немезиду. Она находилась все
еще в поясе астероидов и выглядела не ярче, чем Марс.
Потом на заднем экране показался свет, и в круглую раму его вписался
громадный серп. Но это была не Луна, а наша Земля. Серп в отличие от
лунного был разноцветный - с розовой дымкой на грани дня и ночи, со
стальными морями, голубоватыми лесами и ярко-белыми снегами на одном из
рогов.
В дальнейшем зрелище стало менее интересным. На переднем экране
сверкали все те же звезды, на заднем виднелись два серпа - земной и
лунный, как бы две буквы "С" - заглавная и строчная. Маленькое "С"
двигалось проворнее, обгоняя большое. Оба постепенно уменьшались,
превращались в яркую двойную звезду.
Глядеть на двойную звезду сзади и одинокую впереди было неинтересно. И
гости и сам Хоменко посещали башню только раз в сутки, не чаще, чтобы
удостовериться, что ракета не отклонилась от рассчитанной трассы.
Так продолжалось вплоть до решающего дня 3 июня.
Хоменко приехал на башню часа в четыре утра. В этот час обычно на
московских улицах светло и пустынно. Город кажется покинутым. Но сегодня
во всех окнах виднелись головы, на тротуарах и мостовых стояли группы
людей и все смотрели в одну сторону, на запад, где висела непривычно яркая
звезда.
Лифт вознес Хоменко над Москвой. В телевизионном кабинете было тесно.
Перед каждой панелью, перед каждым экраном сидели наблюдатели: кто с
блокнотом, кто с киноаппаратом. Деловитый Лобанов подошел к Хоменко,
крепко встряхнул ему руку.
- Я попрошу вас распоряжаться сегодня, - сказал Хоменко. - Старайтесь
не отрывать меня от экрана. У меня особая задача - понять природу
Немезиды. И не забывайте, что за минуту до встречи я могу отменить взрыв.
- Лучше минут за пять, - уточнил Лобанов. - Ведь наша радиограмма будет
идти тридцать секунд, а нам нужно еще развернуться, набрать скорость,
преодолеть тяготение.
Хоменко занял место перед специальным третьим экраном. Он был связан с
телескопом, стоящим на ракете. На этом экране Немезида выглядела, как
полная Луна. На обсерваториях Немезида получалась крупнее, но беспокойная
земная атмосфера смазывала детали, превращала диск в волнующееся
отражение. Ракета же летела в безвоздушном пространстве, ее передатчик
давал подробности с безупречной четкостью.
На темном экваториальном поясе Хоменко разглядел черные крапинки,
которые располагались рядами. Вулканы? Что же это за вулканы, возникающие
в шахматном порядке?
Сероватые пятна были замечены астрономами уже месяц тому назад. По
традиции, их назвали морями, хотя всем понятно было, что в этих морях, как
в лунных и марсианских, нет воды. Астрономы многих стран нанесли моря на
карты, поторопились дать им имена. Теперь Хоменко мог бы при желании
уточнить карту, обогатить ее множеством заливов и бухт. Но что это давало?
Не очертания пятен, а их природа была важна.
Диск Немезиды рос почти на глазах. Хоменко осматривал его методично от
полюса до полюса и каждый раз отмечал новые подробности. Вот на серых
пятнах проступили белые жилки. Их можно проследить и на белых пятнах, но
там они кажутся сероватыми. Что это такое? Возможно, горные хребты. На
снежных равнинах заметнее голые каменные склоны. На сером фоне выделяются
снежные вершины. Да, жилки похожи на горы, но на земные, не на лунные. На
Луне горы кольцеобразные. Видимо, они характерны для небольших небесных
тел без атмосферы. Немезида ближе к Земле по размерам, и горы там похожи
на земные.
Проследим, как ложатся жилки. Нарисуем на отдельном листе. Так, так!
Уже можно уловить систему. Вот широтный пояс, вот меридиональный, а здесь
совсем нет гор, скорее всего это замерзшие океаны. Океаны занимают две
трети поверхности, примерно как на Земле. Горы, как на Земле, и океаны,
как на Земле! Почему же насквозь промерзшая Немезида так похожа на Землю?
За размышлениями часы идут быстро. Немезида заметно выросла. Снова
можно осмотреть темные пятна. Подробностей никаких. Нет ли системы в их
расположении? Пожалуй, есть - больше всего пятен в умеренных поясах и
поблизости от экватора. А у полюса и в субтропиках их нет. Сравним с
Землей.
На Земле так располагаются леса.
Но какие же леса при двухсотградусном морозе вдали от Солнца? Ведь
Немезида явилась из вечной тьмы...
Хоменко вскакивает и садится. Он задыхается от волнения. Какая жалость,
что он не может вместе с ракетой перенестись на Немезиду! Какая жалость,
что судьба Архангельска, Голландии и Ирландии заставляет нас отталкивать
Немезиду, вместо того чтобы придвинуть и рассмотреть ее получше!
Допустим, люди переселились бы на Немезиду. Конечно, они бы заняли
долины степных рек, поставили бы города в устьях рек, вершинах дельт...
А это бесформенное пятнышко - не остатки ли города?
- Мчится мимо Земли гигантский музей. Уничтожить его, сжечь атомным
огнем - почти преступление перед наукой.
- А Лейденский университет, музеи Амстердама и Гааги, Роттердамский
собор, - напоминает голландец.
- Да, приходится жертвовать Немезидой!
Мешает сосредоточиться Лобанов:
- Виталий Григорьевич, обратите внимание на цифры. Целый поток частиц с
высокой энергией!..
И вдруг... Немезида исчезает. Слышится треск. Широкие светлые полосы
бегут по экранам. Даже с панелей исчезли цифры, показывающие расстояние до
Немезиды.
Зря пропадают драгоценные минуты. Техники с растерянными лицами
заглядывают под крышки аппаратов. Ток есть, но все экраны не работают.
Причина какая-то простая, общая, единая для всех...
- В пространстве что-то происходит. Какая-то зона не пропускает
радиоволны, - говорит Лобанов. - Могут быть там облака ионизированного
газа? Или узкие потоки космических лучей?
- Все может быть. Много неведомого в пространстве.
- Попробую на самых коротких волнах, - бормочет Лобанов.
- Эх, лучше бы я сидел на какой-нибудь обсерватории! Доброе старое
стекло надежнее, - говорит Хоменко и идет к телефону.
В Европе Немезида сейчас не видна. Межпланетный комитет связывает его с
Пекинской обсерваторией.
- Наблюдают ли там Немезиду?
- Видим хорошо, - отвечают китайцы.
- А ракету?
- Нет, ракета слишком мала, чтобы разглядеть ее...
- По расчетам, через четыре минуты встреча, - говорит Лобанов.
На экранах по-прежнему широкие светлые полосы.
Лобанов смотрит на Хоменко. Хоменко на Анатолия Борисовича.
Как же быть?
- Давайте сигнал взрыва! - говорит Хоменко.
Лобанов нажимает кнопку. Ударить приходится вслепую. Сейчас ракета
грохнется на льды Немезиды и начнется пожар.
Осталась одна минута.
Сейчас.
И еще тридцать секунд свет вспышки будет лететь до Земли.
- Пекин! Видите вы Немезиду? Она вспыхнула?
- Нет.
- Вспыхнула?
- Нет.
- А сейчас?
- Нет.
И минуту спустя:
- Нет.
Хоменко кладет трубку.
У Лобанова вытянутое лицо, усы горестно повисли.
- Надо подождать, Виталий Григорьевич, - говорит он. - У ракеты
следящее устройство. Она еще догонит Немезиду.
Но Хоменко уже все подсчитал. И он отвечает спокойно и грустно:
- Инженер обязан не забывать арифметики, товарищ Лобанов. Скорость
Немезиды триста километров в секунду, а нашей ракеты - тридцать с
небольшим.
Никто не возразил Хоменко, нечего было возразить. Удар не состоялся.
5
Отсчитывая 300 километров каждую секунду, Немезида приближалась к
Земле, и уже никто не мог ее задержать.
Неужели космическая катастрофа?
Эти последние тревожные дни Трегубов провел за рубежом.
В минуту опасности человек становится откровеннее, показывает свое
подлинное лицо: патриот спасает знамя, трус - свою шкуру, скупец - деньги,
изобретатель - расчеты и чертежи.
В эти дни Анатолий Борисович увидел капиталистический мир без прикрас.
Сразу же после окончания конференции он выехал на побережье, где имелись
специальные машины для расчета приливов. Казалось бы, задача проста: стой
у машины, следи за цифрами, исключай ошибки. И Трегубов собирался всю
неделю провести в машинном зале. Но вместо этого ему пришлось по восемь
часов в день принимать встревоженных посетителей, объяснять, уговаривать,
спорить, доказывать.
Некоторые визитеры только расспрашивали. Они не доверяли властям,
желали убедиться, что опасность действительно угрожает (или не угрожает)
их собственному дому, их собственной лавочке, собственной фабрике. И
тревога их была не напрасна. Сплошь и рядом выяснялось, что граница
опасной зоны была определена неверно, потому что так было выгоднее тому
или иному влиятельному лицу.
Но были и такие посетители, которые не только спрашивали, но и пытались
повлиять на расчет. Владелец завода хотел вывезти оборудование и требовал
затопляемую зону объявить незатопляемой, чтобы беженцы не загромождали
дорогу... Владелец железной дороги хотел незатопляемые районы зачислить в
угрожаемые, чтобы ему заплатили тройную цену за проезд туда и обратно.
Получив отпор у Трегубова, спекулянты шли к его помощникам, к техникам,
к землемерам, к корректорам. Анатолию Борисовичу приходилось проверять
каждый документ: всюду находились "нечаянные ошибки". Он уволил двух
недобросовестных работников - на другой день пришло анонимное письмо с
угрозами...
- К кому вы послали меня? Я не привык к такой обстановке! Здесь не
люди, а беснующиеся частники! - жаловался Трегубов Жевьеру.
- Вы ошибаетесь, - сдержанно отвечал тот. - Просто настоящие люди не
надоедают вам, они добросовестно выполняют распоряжения. И вы их не
замечаете, видите только дрянь, которая сопротивляется. Впрочем, - добавил
он с грустью, - читайте газеты. Вы увидите, что и меня осаждает всякая
мразь.
Жевьер занимался снаряжением "наследников человечества". Из ста
четырнадцати человек в его стране надо было набрать двенадцать. Но вокруг
этих двенадцати поднялась свистопляска.
В чистые руки хотел передать Жевьер наследие человечества. Он
намеревался послать в пространство людей молодых, сильных, здоровых и
талантливых.
Но сразу же получил "сюрприз": один из кандидатов, которому разрешили
ехать с женой, срочно развелся и женился на дочери миллионера -
парфюмерного фабриканта. Миллионер хотел купить таким способом
безопасность своей наследнице...
Жевьер надеялся отобрать знающих людей, специалистов своего дела.
Солидная газета "Экономист", сорок лет уверявшая, что в стране исчезла
противоположность между трудом и капиталом, потребовала справедливости.
"Половина мест должна быть отдана нанимателям, половина - наемным
служащим", - утверждала она.
- Ни одного негра за пределы Земли! - надрывалась заокеанская "Южная
газета".
А некий сенатор внес в сенат запрос: "Не угрожает ли всеобщей
безопасности посылка в пространство не проверенных сенатской комиссией
людей? Ведь они будут располагать всеми секретами человечества".
И вот наступил решающий вечер - 3 июня. Немезида взошла на востоке, как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг