5а
У Марта были золотые часы, у Гертруды - браслет и жемчужное ожерелье.
Конечно, все это пришлось заложить. Потом Март продал пальто, затем
кое-что из мебели. В комнатах стало просторно и неуютно. Они перебрались в
другой квартал, чтобы меньше платить за квартиру.
Потом пришлось продать выходной костюм, выкупить драгоценности и тут же
продать их. Почему-то эта операция кормила их не больше месяца. Где-то
рядом, в том же городе, жили сотни людей, которые наживались и богатели,
продавая и покупая. Как они богатели, для Марта оставалось тайной. Он
продал все, что у него было, но не нашлось вещи, за которую он выручил бы
больше четверти цены. Даже знаменитые акции гватемальских рудников пошли
за пятнадцать процентов номинала.
История падения Марта была долгой и скучной. Для всех - скучной, для
Герты - раздражающе-глупой, а для самого Марта - полной горьких
переживаний. К двум часам дня обессиленный от унижений Март возвращался
домой. Гертруда встречала его на пороге настороженным взглядом. Но не
спрашивала ничего. По лицу видела, что он вернулся ни с чем.
И легче было, когда Герты не было дома, не было молчаливого упрека в ее
глазах. К счастью, в последнее время это случалось все чаще. Герта уходила
к своей сестре Маргарите. И на здоровье! У Марта не было никаких
претензий. Там она могла, по крайней мере, сытно пообедать.
Дома Март садился у окна, глядел на серое городское небо и мечтал.
Мечтал о тех временах, когда его признают и люди будут гордиться, что
встречали его, пожимали руку, жили на одной улице с ним. В предвкушении
будущей славы Март счастливо улыбался. Жаль, что Герта не могла разделить
его мечты. Во-первых, она не верила в них, а во-вторых, счастье ей нужно
было сейчас, немедленно, пока не ушла молодость.
А однажды Март не пошел искать работу, просто не пошел. Был
жизнерадостный весенний день, когда счастливое солнце улыбалось в каждой
лужице, и Марту не захотелось в этот день унижаться. Он выбрал далекий
скверик, подобрал старую газету, уселся на скамейку. Улыбался солнцу и
думал, что ничего не скажет жене. Сил не было, и мужества не было. Пусть
будет однодневный отпуск. Днем больше, днем меньше, какая разница?
И вдруг в конце аллеи он увидел Гертруду. Она шла рядом с сестрой,
оживленно разговаривала с ней. У обеих в руках были новенькие желтые
чемоданы. Наверное, Маргарита уезжала на гастроли, как обычно, и Герта
провожала ее. Март едва успел закрыться газетой. Женщины прошли совсем
близко и не узнали его. Удалось избежать ненужных объяснений с женой и
язвительных колкостей свояченицы.
Солнце погасло. Март вышел из сквера. Часы на перекрестке показывали
без пяти час. Пожалуй, можно идти домой. Вряд ли Герта вернется скоро.
Через четверть часа он был в своей пустынной квартире. Какой мрачной
стала она! В последнее время Герта даже не убирала, говорила, что не стоит
трудиться ради такого мужа. Март не обижался. Верно, он виноват перед ней,
но вину он исправит. Нужно только немножечко терпения и спокойной работы.
Он воровато глянул в окно, не возвращается ли жена, вынул из-под
макаронного ящика клеенчатую тетрадь и начал писать.
6
Эрл встретился с Риммой ровно через год после своей свадьбы с Гарпией.
В первый раз расстался он тогда с молодой женой. Гарпия не переносила
морской качки, и Эрл воспользовался этим (да, воспользовался!), чтобы
поехать на курорт одному.
Стыдно сказать, но он немножко стеснялся появляться в обществе с
Гарпией. Гарпия была мила, но чудовищно наивна и невоспитанна, она всегда
ставила его в неловкое положение. Притом у нее не исчезли еще мощные
мясистые наросты на спине, где прежде были крылья, и Эрлу приходилось
постоянно слышать недоуменные вопросы, что он, собственно, нашел в этой
горбатой красавице с греческим профилем.
Конечно, Гарпия любила его, очень любила. Так забавно было возиться с
ней, словно с маленькой девочкой, показывать, как обращаться с
водопроводным краном и со штепселем, пугать ее радиоприемником, катать в
автомобиле по городу, ошеломлять магазинами. Незаметные детали нашего
быта: стул, карандаш, мыло, - все это было проблемой для нее.
Гарпия очень старалась приобрести навыки культурной женщины, ей так
хотелось угодить мужу! Но почти каждый день, приходя домой, Эрл получал
доклады от экономки: "Мадам изволит спать на полу в гостиной. Она говорит,
что так прохладнее... Мадам напустила воды в ванну и забыла закрыть кран.
Паркет испорчен в трех комнатах..."
И в строгих глазах старушки Эрл читал осуждение: "Человек из хорошей
семьи... и такая жена!"
Гарпия была необычайно мила, но Эрлу не с кем было посоветоваться о
делах, получить поддержку в трудную минуту, не с кем поделиться удачей.
Гарпия просто не понимала, чем он занят. Поцелуи... и только.
И сюда, на курорт, два раза в неделю приходили реляции экономки: отчеты
о затратах и сообщения о проказах жены. А в конце старательные и корявые
буквы: "Дарагой муш. Я тибя очень лублу. Приижай скорей".
Эрл с умилением читал эти каракули и чувствовал, что на расстоянии он
любит Гарпию гораздо больше.
Римма Ван-Флит была очень богата, богаче Эрла, и очень умна, пожалуй,
умнее его. Она великолепно плавала и играла в теннис, немножко пела,
немножко рассуждала о литературе, все это делала превосходно для
дилетанта, но всерьез она занималась только любовью.
Она была хороша собой: огненно-рыжие волосы, тонкий острый нос, красота
острая, вызывающая. И брови, подбритые чуть тоньше, чем нужно, губы,
намазанные чуть ярче, декольте чуть глубже, чем принято, платье чуть
прозрачнее, чем прилично. Зато каждый мог видеть, какая у нее красивая
спина и плечи. А спина была человеческая, нормальная, без мясистого горба.
- Все говорят о вашей будущей пьесе, - сказала она Эрлу при первом
знакомстве. - Твердят, что вы затмите Шекспира и Эсхила.
И Эрл получил возможность, такую приятную для автора, рассказать о
своих замыслах и затруднениях. Римма слушала, неумеренно восхищаясь, и
время от времени вставляла замечания, которые поражали Эрла меткостью и
остроумием.
- Вам нужно самой писать, - сказал он Римме.
Собеседница его засмеялась особенным грудным смехом, воркующим и
многозначительным:
- Что вы, ведь я только женщина, и ум у меня женский, пассивный. Мое
дело чувствовать талант, понимать, восхищаться, любить его... творчество.
Римма была возбуждена, у нее блестели глаза, щеки заливал румянец,
Говорили как старые знакомые, переходя с темы на тему, все не могли
наговориться. И о любви с первого взгляда, и о родстве душ, и о взаимном
понимании, и о том, как редко встречается в жизни настоящее чувство...
Потом они каким-то образом оказались на пляже. На жемчужном песке
лежали четкие тени пальм. Луна расстелила свой золотой коврик на
стеклянной поверхности моря. Зыбь колыхалась у берега, рокотали камешки.
Римма на тонких каблучках не могла идти по песку, завязла и хохотала над
своей беспомощностью.
Эрл взял ее на руки. Бледное лицо женщины сразу стало серьезным. Эрл
понял, что пора ее поцеловать.
Утром он послал жене телеграмму:
"Доктора настойчиво советуют морское путешествие. Знакомые приглашают
на яхту. Напишу подробно".
Но он так и не написал. По телеграфу легче было лгать.
Прошел еще год. В отдаленном австралийском порту Эрл, не простившись с
Риммой, сел на встречный пароход, чтобы вернуться домой. У него было
чувство, будто он выбрался из гнилой лужи и никак не может отмыться. Вся
эта грязь с Риммой, ее мужем, предыдущим любовником, случайными
знакомствами. И скандальные статьи о мнимых оргиях и выдуманных дуэлях. И
все - на первых страницах газет... Как он мог попасть в эту трясину?
Но по мере того как пароход приближался к дому, настроение Эрла
улучшалось, будто морские ветры стирали с его губ следы поцелуев Риммы.
Как-то поживает его Гарпия? "Дарагой муш, приижай скорей". Вот и
приезжает... с опозданием на год.
Только бы Гарпия ничего не знала. Счастье еще, что она не читает газет.
Эрл не верил в бога, но сейчас он горячо молился, упрашивая небесные силы
скрыть его похождения. Давал обещание любить жену вечно, сделать ее жизнь
радостной. И хорошо бы, чтобы у них были дети, лучше девочки. Пусть
порхают по саду, а они с Гарпией будут стареть и радоваться, на них глядя.
И вот с замирающим сердцем Эрл вступает в собственный дом.
Старая экономка хмурит брови, встречая его. Взгляд у нее укоризненный.
Уж она-то читает газеты. Наверное, знает все.
Эрл отводит глаза, небрежным тоном спрашивает:
- Ну, что дома? Наша проказница здорова?
И ему страшно хочется услышать что-нибудь о наивных проделках Гарпии:
посадила цветы в картонку от шляпы, поливала сад горячей водой.
Экономка медлит, зачем-то подводит Эрла к диванчику, придвигает сифон с
содовой, уговаривает держать себя в руках. Эрл начинает догадываться.
- Она... она узнала?
Экономка кивает головой.
- Ничего не поделаешь, все говорили об этом. Я старалась скрыть, как
могла. Но однажды ночью она прибежала ко мне в слезах и сказала: "Я знаю,
он не любит меня больше". И она плакала целую ночь, и у нее сделалась
горячка, и мы боялись за ее жизнь целый месяц. А потом она выздоровела и
стала, извините меня, довольная и веселая. И песни пела, звонко так, и в
спальне запиралась. А я, простите, поглядела однажды в щелку, что она
делает. Представьте себе: она шила платье из белого муслина и все
примеряла перед зеркалом. А на спину сделала крылышки, сначала маленькие,
как у бабочки, а потом побольше, а потом уж совсем громадные. И мы не
знали, что она не в себе, даже радовались, что занятие нашла. А как-то
ночью она поднялась на башню и прыгнула в воду.
Эрл вскочил и обнял плачущую старушку.
- Она жива! - воскликнул он. - И я найду ее. Просто у Гарпии выросли
крылья, и она улетела.
Старушка положила ему на лоб сухую руку.
- Что вы, побойтесь бога! Разве она птица, чтобы летать?
6а
Солнце зашло за кирпичную стену, и в комнате стало сумрачно. В
предвечерней тишине особенно явственно звучали голоса мальчишек, игравших
в войну на мусорной куче. Издалека доносился благовест. А Март все писал и
писал, горбясь над подоконником, почти не видя букв и не желая отвлечься,
чтобы зажечь свет. Никогда ему не писалось еще так легко и свободно. Он
отчетливо видел перед собой эту ненавистную рыжую Римму и заурядного Эрла,
похожего на него самого, только богатого и благополучного, и удивительную
Гарпию, несущуюся над морем на перламутровых крыльях.
Наконец Март дописал заключительные слова главы, выпрямился, провел
ладонью по лбу, как бы стирая фантастические образы, и сладко потянулся,
возвращаясь к действительности. Несколько секунд радостный подъем
творчества еще бодрил его. Потом он вспомнил о бедности, безработице и
Герте.
Где же Гертруда? Сколько времени можно провожать сестру?
Он зажег свет и заметил возле зеркала приколотую к салфетке записку:
"Дорогой Март!
Я долго ждала и терпела, но больше не могу. Ты сам понимаешь, что жить
так невозможно. Тебе самому без меня будет легче. Если бы ты любил меня
достаточно и думал обо мне, ты давно нашел бы в себе энергию, чтобы
устроиться как следует.
Прощай, будь счастлив по-своему. Не старайся отыскать меня. Это будет
неприятно нам обоим.
Герта".
Март перечитывал записку и никак не мог понять, что это значит:
"неприятно обоим" или "устроиться как следует"? И, только взглянув на
разбросанные вещи, он все осмыслил и застонал, схватившись за голову!
Ушла! Убежала! Улетела, как Гарпия!
Он недостаточно любил Герту, и она улетела.
7 и 7а
Больше Март не написал ни слова. Он не знал, как кончить рассказ.
По первоначальному замыслу Эрл должен был очнуться после болезни, вся
история Гарпии оказывалась бредовым сном. Но теперь Март понял, что такой
конец был бы фальшивым. Гарпия не была, не могла быть миражем. И Эрл не
должен был отступиться, легко расстаться с ней, как с сонным видением. Он
обязан был искать ее, как Март искал Герту.
Должен был ходить к Маргарите и что-то выведывать, стойко вынося
насмешки. Должен был навещать дядей, теток и прочих самодовольных
родственников, хитря, задавать им наводящие вопросы, ловить на
противоречиях, внимательно осматривать комнаты в поисках забытой на диване
косынки - улики, свидетельствующей о спрятанной Герте. Должен был,
притаившись за оградой, ждать, не мелькнет ли за окошком силуэт жены. И
дарить медяки соседским мальчишкам и выспрашивать, не видали ли они
блондинку в клетчатом жакете.
"Если бы ты любил меня достаточно..." - писала она. Март и сам только
теперь понял, как он любит жену. Он мог быть резок, мало говорил ей
ласковых слов, но как же она не понимала, что и нудная работа в конторе, и
сверхурочные, и подарки родственникам, и унизительные поиски работы - все
делалось ради нее. И даже стихи, которые она не ценила, и даже эта тайком
написанная повесть о Гарпии - все было для того, чтобы получить ее
признание.
А теперь Март перестал искать работу. Работа больше не интересовала
его. Он продавал последние вещи и на вырученные деньги давал объявления в
газеты. А время тратил на хождение по знакомым, у которых мог случайно
встретить Герту.
Они с Эрлом очень беспокоились о своих женах. Ведь и Герта, как Гарпия,
совсем не знала практической жизни. Что она видела, в сущности, кроме
кухни, портних и универсальных магазинов? Каждый мог ее обмануть, каждый
мог обидеть.
Март часами ломал голову, угадывая, куда они делись. Он ходил на
вокзалы и в порт. В порту кто-нибудь мог видеть Гарпию. По всей
вероятности, она полетела на родину. Это было безумие - лететь за тысячи
километров на слабых, заново выросших крыльях, но ведь у нее не было ни
малейшего понятия о географии. А если буря? А если она потеряла
направление? Сколько может лететь над океаном слабая женщина? Она была
такая нежная, лицо еще хранило воспоминание о ласке ее мягких рук.
Нужно было побороть застенчивость и каждого служащего, каждого матроса
в порту спрашивать о Гарпии. И ничего, если люди смеются в глаза и
отвечают издевательски: "Крылатая женщина? Как же, знаю. Она подает пиво в
баре за углом". И не надо бояться насмешек в отделах объявлений. Пусть
печатают слово в слово: "Размах крыльев шесть - восемь метров, клетчатый
жакет, блондинка высокого роста, греческий профиль".
Пусть смеются. Прочтет кто-нибудь, кто ее видел...
Днем и ночью Эрла мучил кошмар. Он видел, как истомленная Гарпия,
тяжело двигая крыльями, летит над волнами. Полет ее неровен. Она рывком
набирает высоту и устало планирует к воде. Грузные валы протягивают жадные
губы, лижут кайму платья. Пена, как голодная слюна, течет по гребням.
Гарпия отдергивает ногу, коснувшись холодной воды, судорожно машет
тяжелыми, набухшими от брызг, разъеденными солью крыльями, шлепает ими по
воде, бьется в смертельном испуге...
- Эрл! - кричит она пронзительно. - Эрл!
...Марту было до слез жалко Гарпию. Он сидел с ногами на неубранной
кровати, жадно тянул окурки, чтобы успокоиться. Он не хотел, чтобы Гарпия
утонула. Ведь она же такая сильная, целый день несла по воздуху Эрла -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг